Нравственная философия И.Канта

И все же они мучают Канта. В позднем  своем труде – «Метафизика  нравов», излагая этическое учение, Кант ко многим параграфам присовокупил своеобразные дополнения, озаглавленные всюду одинаково – «Казуистические вопросы». Выдвинут, например, тезис: самоубийство аморально. И тут же антитезис-искуситель ставит вопросы: самоубийство ли идти на верную смерть ради спасения отечества? Можно ли вменить вину самоубийство воину, нежелающему попасть в плен? Больному, считающему, что его недуг неизлечим? Вопросы остаются без ответов, но они говорят о том, что Кант не закрывал глаза на противоречия жизни. Он только полагал, что мораль (как и право) не должна приспосабливаться к этим противоречиям. В морали человек приобретает незыблемые опоры, которые могут пошатнуться в кризисной ситуации, но кризис и норма – разные вещи.

Наиболее прочная опора нравственности, единственный истинный источник категорического императива – долг. Только долг, а не какой-либо иной мотив (склонность и пр.) придает поступку моральный характер. «…Имеются некоторые столь участливо настроенные души, что они и без всякого другого тщеславного или корыстолюбивого побудительного мотива находят внутреннее удовольствие в том, чтобы распространять вокруг себя радость, и им приятно удовлетворенность других, поскольку она дело их рук. Но я утверждаю, что в этом случае всякий такой поступок, как бы он ни сообразовывался с долгом и как бы он ни был приятным, все же не имеет никакой нравственной ценности».³

Этот ригористический  пассаж вызвал возражения и насмешки. Шиллер не мог удержаться от эпиграммы.

 

Сомнение совести

Ближним охотно служу, но – увы! – имею к ним склонность.

Вот и гложет вопрос: вправду  ли нравственен я?

 

Решение

Нет другого пути: стараясь питать к ним презренье 

И с отвращеньем в  душе, делай, что требует долг!

 

Впоследствии Кант смягчил свои формулировки. Если первоначально он противопоставил любовь долгу, то впоследствии нашел способ объединить их. Мудрость и мягкость приходят с годами. А эпиграмма Шиллера, восторженного поклонника Канта, может быть, свое дело сделала: повлияла на философа. В старости он задаст себе «казуистический» вопрос: «Много ли стоит благодеяние, которое оказывают с холодным сердцем?..»⁴

Кант решительно высказывается  против любого фанатизма, характеризуя его как «нарушение границ человеческого  разума». Даже «героический фанатизм»  стоиков не привлекает его. Только трезвое сознание долга руководит проведением мыслящего человека. «Долг! Ты возвышенное, великое слово, в тебе ничего приятного, что льстило бы людям, ты требуешь подчинения, хотя, чтобы побудить волю, и не угрожаешь тем, что внушало бы естественное отвращение в душе и пугало бы; ты только устанавливаешь закон… где же твой достойный тебя источник и где же корни твоего благородного происхождения, гордо отвергающего всякое родство со склонностями, и откуда возникают необходимые условия того достоинства, которое только люди могут дать себе? Это может быть только то, что возвышает человека над самим собой (как частью чувственно воспринимаемого мира), что связывает его с порядком вещей, единственно который рассудок может мыслить и  которому вместе с тем подчинен весь чувственно воспринимаемый мир… Это не что иное, как личность…»⁵. Личность есть нечто большее, чем носитель сознания, последнее в личности становится самосознанием. Быть личностью – значит быть свободным, реализовать свое самосознание в поведении, ибо природа человека – его свобода, а свобода – это следование долгу.

Человек – дитя двух миров. Принадлежность к чувственно воспринимаемому (феноменальному) миру делает его игрушкой внешней  причинности, здесь он подчинен посторонним  силам – законам природы и  установлениям общества. Но как член интеллигибельного (ноуменального) мира «вещей самих по себе» он наделен свободой. Эти два мира не антимиры они взаимодействуют друг с другом. Интеллигибельный мир содержит основание чувственно воспринимаемого мира. Так и ноуменальный характер человека лежит в основе его феноменального характера. Беда, когда второй берет верх над первым. Задача воспитания состоит в том, чтобы человек целиком руководствовался своим ноуменальным характером; принимая то или иное жизненно важное решение, исходил бы не из соображений внешнего порядка (карьера, прибыль и пр.), а исключительно из повеления долга. Для того чтобы не совершалось обратного, человек наделен совестью – удивительной способностью самоконтроля.

Механизм совести устраняет  раздвоенность человека. Нельзя все правильно понимать, но неправильно поступать; одной ногой стоять в мире интеллигибельном, а другой – феноменальном; знать одно, а делать другое. Никакие сделки с совестью невозможны. Её не усыпишь, рано или поздно она проснется и заставит держать ответ. Определи себя сам, проникнись сознанием морального долга, следуй ему всегда и везде, сам отвечай за свои поступки – такова квинтэссенция кантовской этики, строгой и бескомпромиссной.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Заключение

 

Учение о нравственности находится в центре всей системы Канта. Ему удалось обозначить, если и не объяснить полностью, целый ряд специфических черт морали. Нравственность не есть психология человека как такового, она не сводится ни к каким-то присущим всем людям элементарным стремлениям, чувствам, влечениям, побуждениям, ни к каким-то особенным уникальным переживаниям, эмоциям отличным от всех остальных психических параметров человека. Нравственность, конечно, может принимать форму тех или иных психологических явлений в сознании человека, но лишь через воспитание, через подчинение стихии чувств и побуждений особой логике морального долженствования. Вообще, мораль не сводится к “внутренней механике” душевных импульсов и переживаний человека, а имеет нормативный характер, то есть вменяет человеку определенные действия и сами побуждения к ним по их содержанию, а не по психологическому облику, эмоциональной окраске, душевному настрою. В этом, прежде всего и состоит объективная природа моральных требований по отношению к индивидуальному сознанию. Этим методологическим разграничением “логики чувств” и “логики морали” Канту удалось обнаружить суть нравственного конфликта в сфере индивидуального сознания, склонностей, влечений, желаний, непосредственных стремлений. Кант поясняет, что "мораль, собственно говоря, есть учение не о том, как мы должны сделать себя счастливыми, а о том, как мы должны стать достойными счастья". Категория долг – ключевая в кантовской этике. Философ утверждает, что всегда надо следовать своему долгу, не обращая внимания на то, отразится это или нет на твоем эмпирическом счастье. Ведь выполнение долга носит аналог счастью – самоудовлетворенность. Одна из исторических заслуг Канта в развитии понятия морали состоит в его указании на принципиальную всеобщность нравственных требований, которая отличает мораль от многих иных схожих с ней социальных нормативов (обычаев, традиций). Кант обратил внимание на роли личного самосознания в морали, на специфический характер нравственной свободы, на связь этой свободы с особенностями морального долженствования. Свобода рассматривается им как один из определенных аспектов нравственного разума. Парадокс кантовской этики состоит в том, что, хотя моральное действие и направлено на осуществление природного и морального совершенства, достичь его в этом мире невозможно. Он видит в нравственности духовный источник коренного преобразования и обновления человека и общества. Постановка Кантом проблемы автономности этики, рассмотрение этического идеала, размышления о практическом характере нравственности признаются неоценимым вкладом в философию.

 

 

 

 

Список использованной литературы

 

 

1. Гулыга А.В. Немецкая  классическая  философия.  –  М.:  Мысль,

1986. – 334 с., ил.

2. Лавриненко В.Н. Философия: учебник. М.: Юристъ, 2001. – 520 с.
3. Кант И. Соч.: В 6 т. М., 1963.
4. Рассел Б. История западной философии. В 3 кн. Новосибирск: Изд-во Новосиб. ун-та,  1997. – 815 с.
5. Скирбекк Г., Гилье Н. История философии. М.:ВЛАДОС, 2000. – 800 с.

¹  Кант И. Соч.Т.4.Ч.1.С.229.

²  Кант И. Соч. Т. 4. Ч. 1. С. 331

³  Кант И. Соч. Т. 4. Ч. 1. С. 233.

⁴  Кант И. Соч. Т. 4. Ч. 2. С. 395.

⁵  Кант. И. Соч. Т. 4. Ч. 1. С. 413-414