Основные виды сознания. Сознание и самосознание

Содержание

1. Виды сознания……………………………………………………….2
2. Предметное сознание………………………………………………..3
3. Различие между бессознательностью и содержанием предметного сознания……………………………………………………………....3
4. Внимание…………………………………………………………..…4
5. Память………………………………………………………………...5
6. Понятие сознания и его определение……………………………….9
7. Самосознание………………………………………………………..12
8. Список литературы………………………………………………….16

Виды сознания.

Жизнь нашего сознания слагается из 3 областей:

1) из сознания как непосредственного  переживания – экзистенции;

2) предметного сознания;

3) самосознания.

Экзистенция дана в чистом виде или целиком заполняет наше сознание только в весьма редких, исключительных состояниях, обычно же образует лишь задний фон или промежуточную среду для других видов сознания.

Экзистенция - (позднелат. ex(s)istentia, от лат. ex(s)isto — существую) — философское понятие, обозначающее конкретное бытие, существование в его простой фактичности; в русском языке переводится как «существование». Экзистенциальный — относящийся к существованию, ссылающийся на него. Термин экзистенция вводится в философию в Средние века и обозначает специфический способ бытия вещи. Начиная с С. Кьеркегора и особенно с экзистенциализма термин употребляется для описания специфически человеческого существования в его безосновности и беспредпосылочности. У М. Хайдеггера экзистенция — это «бытие-впереди-самого-себя», проецирование себя в будущее, «бытие того сущего, которое открыто для откровенности бытия, в которой оно находится благодаря тому, что переносит ее»; этим сущим является человек. У. Г. Марселя экзистенция — личностный, сугубо человеческий способ существования. У К. Ясперса экзистенция обнаруживает себя в «пограничных ситуациях» выбора и принятия решения.

Предметное сознание и  самосознание суть отражения или  проявления сферы духовности в области  душевной жизни. Входя также, в известном смысле, в состав душевной жизни, предметное сознание и самосознание суть не проявления чистой субстанции душевной жизни как таковой, а усложненные, производные явления, выражающие взаимодействие душевной жизни с духовной областью, лежащей за ее пределами. –– Евангельское око (Лк. 11, 34), которое светло будет.

1. Предметное сознание

С философской точки зрения это самая понятная часть сознания.

Предметное сознание в  качестве познания возможно лишь через  связь нашего сознания с возвышающейся  над нашим Я идеальной сферой бытия. Отвлеченное знание предметного мира вовсе не субъективно (в отличие от постижения интуитивного): предметное знание не менее объективно, чем “металогическое”, только оно (предметное, отвлеченное знание) направлено на поверхность вещей, на застывшее, мертвое бытие, а не на сокровенную глубину. Однако эта застывшая поверхность бытия существует объективно, а не как продукт познавательной конструкции!

Иван Ильин: «… содержание предмета должно состояться, обнаружиться, выступить в душе субъекта. Познающая  душа должна предоставить свои силы и  средства предмету; это необходимо для того, чтобы принять в себя его содержание, дать ему осуществиться  в себе. Предмет должен как бы прозвучать своим содержанием в  познающей душе; высказаться в  ней; стрястись в ней; как бы выжечься в ее ткани; подлинно поприсутствовать в ней так, чтобы душа зажила стихией самого предмета и стала одержимою его содержанием. Только тогда человек может сказать, что он испытал предмет, что он приобрел первую основу всякого знания – предметный опыт. Вне предметного опыта невозможно никакое знание. Каждый ученый посвящает свои силы именно тому, чтобы приобрести и накопить подлинный предметный опыт. Каждый ученый превращает свою душу в хранилище испытанных содержаний. … Вне мобилизованного предметного опыта никакого знания никогда не было и не будет».

2. Различие между бессознательностью и содержанием предметного сознания

В отношении состава душевной жизни необходимо придерживаться разграничения  между душевной жизнью и содержанием  предметного сознания. При этом следует  исходить из традиционного деления  душевной жизни на явления (будет  дальше):

– интеллектуальные;

– эмоциональные;

– волевые.

3. Внимание

Если обычно, однако, чувственный  материал непосредственно окружающей среды оказывает сильнейшее влияние  на характер и строение познавательного  содержания сознания, то это обусловлено  некоторыми внутренними свойствами душевной жизни: с одной стороны, естественной инертностью познания, склонного идти по линии наименьшего  сопротивления, и, с другой стороны, тем, что ближайшее окружающее нас  предметное бытие имеет для нас  особое практическое значение и потому в особой мере привлекает наше внимание. Основной, важнейшей ограничивающей силой человеческого знания является в действительности не внешняя ограниченность чувственно-доступного ему горизонта, а внутренняя ограниченность направления его внимания.

Внимание есть психологическое  условие предметного сознания вообще. Из совокупности ежемгновенно протекающих в нас ощущений и образов предметный смысл, т. е. значение показателей некой объективной реальности, приобретают лишь те, на которые произвольно или непроизвольно мы направляем внимание. Поле внимания, сфера, озаренная или осмысленная вниманием, имеет всегда центральную точку как бы центр мишени, на которое устремлено внимание, – и периферические части, озаренные как бы лишь косвенными лучами внимания и потому пребывающие в промежуточном состоянии между чистыми образами и образами осмысленными, "опредмеченными". Вокруг же этого поля внимания простирается область чистых переживаний – ощущений и образов, не освещенных мыслью, а просто бессмысленно живущих в нас, в прихотливых переливах, роящихся в душевной жизни. В силу этого предметное сознание есть всегда результат некоторого отбора, и притом двойного: с одной стороны, из всей совокупности ощущений и образов лишь небольшая, избранная часть становится носителем предметного значения, и, с другой стороны, эта избранная часть истолковывается каждым сознанием различно, – точнее говоря, берется только с определенных сторон, как показатель лишь определенных предметных содержаний из бесконечного числа возможных вообще, связанных с ним предметных содержаний. Живя в деревне, один человек может обращать внимание на природу, другой – на людей и образ их жизни, третий – на строения, четвертый – на небо и пр.; но и природа – например, злаки и травы – для сельского хозяина означает одно, для ребенка – другое, для ученого-ботаника – третье. Так каждый человек из состава разнообразия окружающей его среды подбирает себе свой особый мир.

Чем определяется направление  этого отбора? Конечно, тем, что мы в широком смысле слова называем нашими "интересами", – будут  ли то первичные оценки-стремления или более развитые, сознательные цели и хотения. Какими бы силами душевной жизни ни производилось деление предметов окружающего мира на "важные" и "неважные", "интересные" и "неинтересные" – для нас фактически это деление совпадает с делением среды на стороны, обращающие на себя наше внимание, и стороны, ускользающие от него. Но так как лишь при направлении внимания предметы впервые вообще открываются нам и начинают конкретно для нас существовать, то мир практически для нас существует только как единство всего "важного", так или иначе "интересного" или "существенного" для нас.

Подобно душевной жизни, предметное сознание человека не ограничено в  том смысле, что не имеет твердых, замыкающих его границ. Напротив, то обстоятельство, что мы принципиально  можем познавать всю бесконечность  реальности, свидетельствует, что именно в потенциальной форме наше предметное сознание безгранично. Подлинным предметом  его является всегда, как мы это  подробно показали в другом месте, всеединство  бытия во всей его бесконечной  полноте. Но этот предмет присутствует в сознании лишь как X, как непроясненная бесконечная тьма чего-то вообще или – что то же самое – всего вообще. Мы непосредственно имеем перед собой эту бесконечность, не зная ее содержания. Здесь, однако, для нас существенно лишь двоякое. Во-первых, поскольку из этого неопознанного бесконечного единства выделяется опознанная часть, принципом отбора являются наши интересы, определяющие направление нашего внимания; этим намечается особая часть мира, которая для нас образует центральную, существенную часть. И во-вторых, эта избранная, опознанная часть бытия, сливаясь с единством нашей душевной жизни, формируется в особый производный мирок, с особым центром в лице нашей собственной личности или ее главенствующего интереса, и с особым размещением своих частей.

4. Память

Всякое предметное сознание обнаруживает особую сторону – память.

"Память", как известно, есть общее название для совокупности  многих разнообразных явлений  и черт душевной жизни и  сознания. Вся полнота этого многообразия  нас здесь не интересует, да  она в общем уже в достаточной  мере уяснена психологическим  анализом. Но обычно не вполне  отчетливо разграничивают две принципиально разных стороны этого многообразия – причисляемые к памяти явления или черты чистой душевной жизни, с одной стороны, и те моменты памяти, в силу которых она есть прежде всего и по существу предметное сознание, –с другой. Так, чистое воспроизведение в смысле простого факта, что раз пережитое как бы потенциально остается в распоряжении душевной жизни и может снова переживаться без всякого внешнего раздражения, а также так называемое первичное воспоминание – то, что к ощущению непосредственно примыкает воспроизведенный его образ, – и т. п. суть черты душевной жизни, выражающие просто невременность или потенциальную сверхвременность душевной жизни, присущий ей характер потенциально всеобъемлющего единства. Этим явлением противостоят такие, как знание прошлого, узнавание воспринятого или воспроизведенно-представляемого, локализация в прошлом, сознательное припоминание и т. п. – явления, которые характеризуют память как некоторое знание и предметное сознание. Лишь эта последняя – по существу самая важная – сторона памяти нас здесь интересует.

В этом смысле память может быть определена как знание пережитого или раз познанного. В лице памяти в этом смысле мы имеем своеобразную черту сознания, феноменологическая особенность которой, если мы не ошибаемся, еще не была оценена в достаточной мере. Нигде субъективно-объективный характер единства предметного сознания не обнаруживается так ярко, как в лице памяти. С одной стороны, память есть знание, которое, как всякое знание, направлено на предметное бытие, – именно на объективную действительность прошлого. С другой стороны, это знание – в отличие от знания в собственном смысле слова – имеет своим предметом и объемлет не всю бесконечную полноту самой объективной действительности, а лишь тот ее отрезок, который уже был познан, усвоен нами, т. е. который вошел в состав "нашей жизни"; и мы имеем право сказать, что память есть самопознание или самосознание, – знание внутреннего содержания того субъективного мирка, который мы в широком смысле слова называем нашей жизнью. Память, коротко говоря, есть способность обозревания предметного мирка как субъективно-объективного единства. Строго говоря, этот предметный мирок существует лишь в силу памяти, есть сам не что иное, как сознаваемая целостность пережитой, включенной в субъективное единство совокупности предметных содержаний. Лишь в силу этого сохранения, потенциального удержания в составе некоего длительного обозримого единства всего, на что хоть раз был направлен луч предметного сознания и что через этот луч как бы соприкоснулось с нашей душевной жизнью, – лишь в силу этого, так сказать, прилипания к сверхвременному единству души предметных содержаний, раз затронутых или освещенных сознанием, возможно образование "предметного мирка" – то го, что мы зовем нашим индивидуальным сознанием в конкретном смысле этого слова. Благодаря этому наша душа в течение всей своей жизни как бы облепляется всеми предметными содержаниями, которые она .сознавала или познавала, и становится живым носителем этого приобретаемого ею предметного облачения – подобно тому как (пользуясь метким образом Платона) мифическое морское божество выходит из воды, облепленное ракушками и водорослями; это облачение сливается в живое единство с его носителем и для многих, слишком многих душ заслоняет собою или искажает естественные прирожденные формы того, что Платон называл обнаженным телом души саму внутреннюю творческую энтелехию душевной жизни.

Механизм этого "прилипания" распознанных или осознанных содержаний выражается, как известно, в так называемых законах ассоциации". В настоящее время ни для кого не секрет, что в лице этих "законов" мы имеем лишь грубые, приблизительные я чисто внешние определения гораздо более глубоких и центральных сил или соотношений душевной жизни. Не углубляясь здесь в бесконечные споры, выросшие вокруг формулировки этих законов, и оставляя в стороне все детали, уясним себе в общей форме принцип этого механизма, непосредственно вытекающий из нашей характеристики душевной жизни и предметного сознания и – если мы не ошибаемся – вполне согласующийся с наиболее существенными достижениями новейшего углубления вопроса об "ассоциации". Для нас, конечно, не может быть и речи о каком-либо соединении или слеплении между собой двух отдельных, обособленных "представлений" или душевных явлений вообще, ибо ни в душевной жизни, ни в предметном сознании нет вообще таких отдельных, замкнутых в себе содержаний или явлений. Всякая ассоциация, по какому бы пути она ни шла, есть в конечном итоге – как это теперь достаточно уже выяснилось – ассоциация части с целым, непосредственное слияние частного содержания с более широким или глубоким слоем душевного единства, как бы врастание всего вновь притекающего частного материала в это целостное единство. Но здесь именно сказывается характерная двойственность, присущая единству памяти как предметного сознания. Смутное сознание этой двойственности, по-видимому, проникает собою все в большинстве случаев довольно беспомощные и логически неотчетливые споры о принципах ассоциации и не позволяют примириться с единым принципом. Память есть, с одной стороны, единство предметного сознания, которое в качестве знания в конечном счете выражает лишь объективное единство самого предметного бытия и, с другой стороны, субъективное, определенное целеустремленными формирующими силами единство душевной жизни. Будучи одновременно и объективным знанием, и субъективным самосознанием, она предполагает всегда два синтеза – объективный и субъективный, включение познанного содержания как в объективное, ему самому присущее единство системы бытия, так и в субъективное единство нашего предметного мирка как системы и обнаружения формирующих сил нашей душевной жизни. Поэтому здесь необходимо выступают 2 конкурирующих между собой принципа объединения – воспоминание по объективному порядку или объективным связям самих предметных содержаний и воспоминание по субъективному порядку их опознавания и осознания. Так как предметное сознание одной своей стороною – осознанными в нем предметными содержаниями – прикасается к объективному бытию и в этом смысле есть отрезок объективного бытия, другой же своей стороной – как единство и порядок самих процессов сознания и познавания – принадлежит Душевной жизни, то синтез, осуществляемый в лице памяти, может идти также по двум направлениям, – быть обозрением предметного мирка" либо как части объективного бытия, либо же как единства субъективного порядка его переживания. В этом двуединстве конкретно обнаруживается, что наш "предметный мирок" есть, с одной стороны, отрезок объективной действительности, способный расширяться в сторону всеобъемлющего единства самого объективного бытия, и, с другой стороны, – лишь как бы периферия субъективного единства нашей жизни. Это промежуточное положение или значение памяти как субъективной формы предметного единства или как сферы, в которой абсолютное всеединство бытия соприкасается с частным потенциальным всеединством нашей духовной жизни и дано нам отраженным в последнем, находит свое выражение также в промежуточном характере той сверхвременности, которая образует существо памяти. Не раз указывалось, что в лице памяти мы имеем непосредственное фактическое свидетельство сверхвременного единства нашего сознания, явно несовместимое ни с каким механистическим или атомистическим пониманием душевной жизни. Как ни справедливо само по себе это указание, оно упускает из виду производный и относительный характер того единства, которое обнаруживается в лице сверхвременности памяти. Память есть лишь производная и ограниченная форма знания; и последним, основным свидетельством сверхвременного единства души должен быть признан – по примеру Платона блж. Августина самый факт возможности для нас знания, т. е. соучастия души в абсолютном единстве и вечности знания. Поскольку же память по существу ограничена пределами нашей жизни, для нее, как таковой, характерна лишь относительная сверхвременность: она есть именно объективная сверхвременность знания в субъективной, лишь потенциальной невременности душевной жизни. При этом не только как это ясно само собой объективное всеобъемлющее единство самого бытия и знания простирается дальше того ограниченного клочка бытия, который обозревается нашей памятью, но и субъективное единство и невременность нашей жизни гораздо шире нашей памяти: так, переживания первых лет нашей жизни входят в состав единства душевной жизни, но не объемлются единством памяти как предметного сознания; и многие вообще содержания нашего душевного бытия лежат за пределами нашей памяти. Сверхвременность памяти есть, таким образом, относительное, производное единство абсолютной сверхвременности знания или предметного сознания с субъективно-потенциальной невременностью душевной жизни.