Особенности Просвещения XVIII в. в России

Из немецких мыслителей Радищеву больше всего нравился Гердер, имя которого не раз встречается в философском трактате Радищева. Но особенно по душе приходились Радищеву французские мыслители. Радищев утверждает, что Гельвеции был не прав, сводя все познание к чувственному опыту, «...ибо, когда предмет какой-либо предстоит очам моим, каждое око видит его особенно; ибо зажмурь одно, видишь другим весь предмет неразделимо; открой, другое и зажмурь первое, видишь тот же предмет и так же неразделим. Следует, что каждое око получает особое впечатление от одного предмета. Но когда я на предмет взираю обеими, то хотя чувствования моих очей суть два, чувствование в душе есть одно; следовательно, чувствование очей не есть чувствование души: ибо в глазах два, в душе одно». Подобным же образом, когда «...я вижу колокол, я слышу его звон; я получаю два понятия: образа и звука, я его осязаю, что колокол есть тело твердое и протяженное». Итак, у меня имеется три различных «чувствования». Тем не менее, я «составляю единое понятие и, изрекши: колокол, все три чувствования заключаю в нем» [3, с. 164].

Итак, Радищев ясно сознавал различие между чувственным опытом и нечувственным мышлением относительно объекта. Придя к заключению, что душа проста и неразделима, Радищев делает вывод о ее бессмертии. Он рассуждает следующим образом. Цель жизни заключается в стремлении к совершенству и блаженству. Всемилосердный господь не сотворил нас для того, чтобы мы считали эту цель напрасной мечтой. Поэтому разумно полагать: 1) после смерти одной плоти человек приобретает другую, более совершенную, в соответствии с достигнутой им ступенью развития; 2) человек непрерывно продолжает свое совершенствование.

В толковании доктрины перевоплощения Радищев ссылается на Лейбница, который сравнивал переход одного воплощения к другому с превращением отвратительной гусеницы в куколку и вылуплением из этой куколки восхитительной бабочки.

Радищев выступал против мистицизма и, в силу этого, не примкнул к масонам. Известный государственный деятель М. М. Сперанский (1772—1839) был масоном с 1810 по 1822 г., когда масонство было в России запрещено. Он знал работы западноевропейских мистиков Таулера, Руйсбрука, Якова Бёме, Пордаге, св. Иоанна Крестителя, Молиноса, госпожи Гийон, Фенелона и перевел на русский язык произведение Томаса а Кемписа «Имитация Христа», а также отрывки из работ Таулера. Первичной реальностью он считал дух, бесконечный и обладающий неограниченной свободой воли. Триединый бог в своем сокровенном существе — первичный хаос, «вечное молчание». Принцип женственности — София, или Мудрость,— является содержанием божественного познания, матерью всего, что существует вне бога. Грехопадение ангелов и человека дает начало непроницаемой материи и ее пространственной форме. Сперанский верил в теорию перевоплощения. Он говорил, что, хотя эта теория и осуждена церковью, ее можно встретить в сочинениях многих отцов церкви (например, у Оригена, св. Мефодия, Памфилия, Синезия и других). В области духовной жизни Сперанский осуждал практику замены внутреннего поста внешним и духовной молитвы — напрасным повторением слов. Поклонение букве Библии в большей степени, чем живому слову Бога, Сперанский считал лжехристианством.

О прямом интересе его к Гельвецию мы знаем из его отрывка, посвященного его другу Ушакову. С Гельвецием Радищев часто полемизирует, но с ним всегда в то же время считается. Французский сенсуализм XVIII века в разных его оттенках был хорошо знаком Радищеву, который вообще имел вкус к тем мыслителям, которые признавали полную реальность материального мира. Это одно, конечно, не дает еще права считать Радищева материалистом, как это тщетно стремится доказать Бетяев [6]. Занятия естествознанием укрепили в Радищеве реализм (а не материализм), и это как раз и отделяло Радищева от Лейбница (в его метафизике).

Упомянем, наконец, что Радищев внимательно изучал некоторые произведения английской философии (Локк, Пристли).

2.2. А.Н. Радищев  и природе познания человека

Высказывания его о проблеме познания довольно случайны и разбросаны в разных местах, но все они носят печать того синтеза эмпиризма и рационализма, который воодушевляет Лейбница в его «Nouveaux essais». Радищев прежде всего категорически стоит за то, что «опыт есть основание всего естественного познания». В духе французского сенсуализма Радищев замечает: «Ты мыслишь органом телесным (мозгом); как можешь представить себе что-либо внетелесное?» Но эта чувственная основа знания должна быть восполняема тем, что может привнести разум, – поэтому Радищев различает опыт чувственный от опыта «разумного»[3, с. 75]. Дальше Радищев говорит: «Все силы нашего познания не различны в существовании своем, – эта сила познания едина и неразделима». В этих мыслях Радищев верен Лейбницу, ему же он следует в признании закона «достаточного основания».

Следуя Лейбницу же, Радищев развивает свои мысли о познании внешнего мира. «Вещество само по себе неизвестно человеку», – утверждает он совершенно в духе Лейбница. «Внутренняя сущность вещи, – утверждает Радищев, – нам неизвестна; что есть сила сама по себе, мы не знаем; как действие следует из причины – тоже не знаем». Так же близок Радищев к Лейбницу в учении о законе непрерывности: «Мы почитаем доказанным, – говорит Радищев, – что в природе существует явная постепенность». Этот «закон лестницы», как выразился в одном месте Радищев, есть тот же принцип, который утверждает и Лейбниц [3, с. 160-164].

В этих мыслях Радищева о познании он вполне верен Лейбницу, но когда он переходит к самому содержанию знания, он решительно расходится с ним, и прежде всего в вопросе о природе материи. Для Лейбница утверждение, что вещество само по себе непознаваемо, было основанием его спиритуализма в общем учении о бытии и феноменализма в учении о материи (phenomenon bene fundatum). Радищев же категорически стоит за реализм в вопросе о материи, как это мы находим и у французского лейбницианца Robinet.

Радищев обнаруживает в своем трактате явный вкус к натурофилософии и прекрасное знание современной французской и немецкой литературы по натурфилософии (особенно много считает он себя обязанным Пристли). Но ему трудно до конца принимать динамическую теорию материи (как это было у Пристли, следовавшего известному физику Босковичу: «Раздробляя свойства вещественности, – замечает Радищев, – будем беречься, чтобы она не исчезла совсем». И дальше Радищев, твердо исповедуя реальность материи, говорит о «неосновательности мнения о бездейственности вещества»: вещество мыслится им (как и у Robinet) живым. Конечно, Радищев здесь не полемизирует с окказионализмом, а просто следует Robinet. В учении о человеке Радищев исходит из виталистического единства природы. «Человек единоутробный сродственник всему, на земле живущему, – пишет он, – не только зверю, птице... но и растению, грибу, металлу, камню, земле».

Трактат "О человеке..." содержит изложение материалистических и идеалистических аргументов в пользу смертности и бессмертия человеческой души. Принято считать, что первые две книги трактата являются материалистическими в своей основе, тогда как 3-я и 4-я книги отдают предпочтение идеалистической аргументации о бессмертии души. Однако верно также и то, что Радищев подмечал слабость и ограниченность некоторых положений метафизики материализма и не был сторонником идеалистического понимания природы человека. Так, признавая убедительность аргументов материалистов в пользу смертности человеческой души (из опыта мы имеем возможность судить о том, что душа прекращает свое существование со смертью телесной организации человека), он в то же время высказывал критические суждения в их адрес. Например, сознавая важность материалистического положения Гельвеция о равенстве способностей людей, согласно которому умственные способности детерминированы не природными качествами человека, но исключительно внешней средой, Радищев вместе с тем считал такой подход односторонним. "Силы умственные", по Радищеву, зависят не только от формирующего воздействия внешней среды, но и от заложенных в самой природе человека качеств, от его физиологической и психической организации.

Рассматривая философское понятие "рефлексия" у Лейбница, понимаемое немецким мыслителем как внутренний опыт, внимание к тому, что происходит в человеке, Радищев вводит свое альтернативное понятие "опыт разумный". "Разумный опыт" дает сведения о "переменах разума", представляющего, в свою очередь, не что иное, как "познание отношения вещей между собой". "Разумный опыт" у Радищева тесно связан также с "чувственным опытом". Они сходны в том, что всегда находятся в сопряжении с "законами вещей". При этом подчеркивается, что "бытие вещей независимо от силы познания о них и существует по себе".

Таким образом, понятие "человек" - центральная категория в философии Радищева. Преимущественно в "человеческом измерении" рассматривал он и проблемы бытия и сознания, природы и общества. Он связывает человека со всем миром, но знает и о специфических его особенностях; главная из них – это способность оценки. «Человек есть единое существо на земле, ведающее худое и злое», – пишет Радищев [2, с. 70]. И в другом месте он замечает: «Особое свойство человека – беспредельная возможность, как совершенствоваться, так и развращаться». Вопреки Руссо, Радищев очень высоко ставит социальные движения в человеке и решительно против изоляции детей от общества (как проповедует Руссо в «Эмиле»). «Человек есть существо сочувствующее и подражающее», – пишет Радищев. Естественная социальность является для Радищева основой его морали – и здесь он решительно расходится с французскими моралистами, выводившими социальные движения из «себялюбия». Горячо разделяя идеи «естественного права», Радищев вообще оправдывает все подлинно естественное в человеке. «В человеке... никогда не иссякают права природы», – говорит он. Поэтому для него «совершенное умерщвление страстей – уродливо», «корень страстей благой – они производят в человеке благую тревогу – без них он уснул бы».

Защищая право естественных движений души, Радищев горячо протестует против всякого угнетения «естества». Отсюда надо выводить и социально-политический радикализм Радищева. Его знаменитое «Путешествие из Петербурга в Москву» является столько же радикальной критикой социального неравенства, политического и бюрократического самоуправства, – сколько и своеобразной утопией, продиктованной защитой всего естественного в тех, кто социально угнетен. Утопическая установка очень ясно выступает, например, в рассказе о сне, в котором ему привиделось, что он – царь. Рассказав об угодничестве и лжи приближенных к царю, он вводит в рассказ «Истину», которая снимает бельмо с глаз царя и показывает ему страшную правду...

В трактате о «Бессмертии» Радищев противопоставляет рассуждения противников и защитников индивидуального бессмертия. Личные его симпатии склоняются в сторону положительного решения. В религиозных вопросах Радищев склоняется в сторону того релятивизма, который был характерен для проповеди «естественной религии» в XVII и XVIII веках (но вовсе не деизма, как часто полагают, путая понятие деизма и доктрины «естественной религии») [3].

Философские идеи европейского Просвещения XVIII в. получили яркое отражение в творчестве Александра Николаевича Радищева (1749-1802). Большое влияние на Радищева оказали сочинения Рейналя, Руссо и Гельвеция. Вместе с тем Радищев, получивший образование в Германии, в Лейпцигском университете, был хорошо знаком и с трудами немецких просветителей Гердера и Лейбница. Однако политическая философия Радищева была сформулирована на основе анализа русской жизни ("Путешествие из Петербурга в Москву", 1790). Автор "Путешествия" был осужден на смертную казнь, замененную на сибирскую ссылку. В Сибири Радищев написал философский трактат "О человеке, его смертности и бессмертии" (1792). Задолго до О. Тьерри и романтической школы французских историков, обратившихся к народной жизни французского общества, сосредоточенной в истории "третьего сословия", Радищев в центр отечественной истории поставил "народ преславный", наделенный "мужеством богоподобным", - народ, перед которым "ниц падут цари и царства".

Радищев был озабочен в то же время тем, чтобы превратить крестьянина, который "в законе мертв", в "истинного гражданина", установить республиканское "равенство во гражданах", отбросив табель о рангах, придворные чины, наследственные привилегии и т. п. Теоретической основой республиканских и демократических устремлений Радищева был просветительский вариант теории естественного права, взятый на вооружение многими европейскими современниками. Радищев осуждал революционный террор, считал, что наиболее радикальные воплощения "вольности", рожденной в эпоху французской революции 1791 г., чреваты новым "рабством".

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Русская культура XVIII века развивалась в атмосфере нестабильности: это дворцовые перевороты, реформы и контрреформы, интриги, фаворитизм и т. д. Лишь с началом царствования Екатерины II наступил период консолидации сил просвещенного дворянства.

Идеи просветителей стали широко распространены в России в середине CUIII века. С эпохой просвещения в России, прежде всего, связывают правление Екатерины II. Ко времени вступления на российский престол Екатерина была хорошо знакома с новейшими достижениями европейской философской, политической и экономической мысли, на основе которых у нее сложилось определенное представление о том, что необходимо делать для процветания государства. В соединении со знанием российской действительности эти представления повлияли на формирование политической программы императрицы. Некоторые частные положения этой программы, а также способы ее реализации со временем корректировались, но основные цели и идеи оставались неизменными.

Поскольку идейно эта программа, а, следовательно, и внутренняя политика Екатерины основывались на принципах Просвещения, то и сам этот период русской истории получил в литературе название «просвещенного абсолютизма». Предполагается, что абсолютный монарх использует абсолютную власть для осуществления преобразований, основанных на идеях Просвещения.

Важными этапами для просвещенного абсолютизма были Уложенная комиссия и Наказ.

«Просвещенный абсолютизм» признавал свободу слова, мысли, самовыражения, не находя в них опасности. В екатерининское время шло формирование той культурной среды, которая просуществовала в России вплоть до 1918 года.

В России получают распространение идеи Вальтера, Руссо, деизм, масонство, но Русское Просвещение отличалось от западноевропейского тем, что особое внимание занимали вопросы нравственно-религиозные, социальные, эстетические: красота природы, правомерность элитарного положения дворянства, вопросы нравственного совершенствования человека, творческая деятельность. Вопросы социального равенства в несословной ценности человека и другие идеи просвещения вступали в России в неразрешимое противоречие с крепостнической системой, поэтому одновременно в русской культуре XVIII века сосуществовали две взаимоисключающие художественные системы: классицизм и сентиментализм (государство – личность, разум – чувство, общественная польза – частное право, национальная гордость – космополитизм), которые тем не менее обе пропагандировали просветительские идеалы.