Плотин

ПЛОТИН — греч. филосов-платоник, основатель неоплатонизма. Учился в Александрии, затем жил в Риме, преподавал философию; после десяти лет устных бесед начал записывать свое учение.  
Как и представители платонизма, Плотин прежде всего толкует Платона, но не комментирует отдельные его диалоги, а на основе ряда платоновских текстов строит некое подобие системы. Подчеркнутое почтение к Платону сопровождается у Плотина  острой критикой всей послеплатоновской философии, которой Плотин, однако, многим обязан. 

   Развивая  на новом культурно-историческом этапе платоновские идеи, Плотин посвятил вопросам прекрасного  много места в  своих «Эннеадах» и, в частности, два  специальных трактата: «О прекрасном» и «О мысленной красоте» , в которых с достаточной полнотой представлена его эстетическая концепция.

   В первом трактате Плотин начинает разговор о  прекрасном с чувственно воспринимаемой красоты, сразу же оговариваясь, что прекрасными  могут быть и поступки, и занятия, и знания, и добродетели, и  им подобные явления. Прежде всего он подвергает критике известное  стоическое определение  красоты, имевшее  хождение и во времена  Августина, и в  средневековой эстетике: «Почти все, можно  сказать, утверждают, что красоту, воспринимаемую зрением, порождает соразмерность частей друг с другом и с целым, в связи с прелестью красок. И для тех, кто это утверждает, и вообще для всех остальных, быть прекрасным - значит быть симметричным и соразмерным. Для них ничто простое не будет прекрасным, а необходимым образом лишь сложное, и целое будет для них прекрасным. Отдельные же части не будут для них прекрасны, части должны согласоваться с целым, чтобы получилось прекрасное. Между тем если целое прекрасно, то и части должны быть прекрасны, ибо [прекрасное] не может состоять из безобразных частей, но все части должны получить красоту». Плотин, пожалуй, впервые в истории эстетики поставил вопрос о красоте простых вещей, таких, как свет солнца, звезд, зарницы, локальный цвет, отдельно взятый звук и т. п., и на этой основе показал недостаточность традиционной формулы прекрасного. Далее, он подметил, что одно и то же симметричное и соразмерное лицо в одни моменты бывает прекрасным, а в другие нет. Поэтому, заключает он, и в самой соразмерности есть не что иное, чем она сама, что придает ей красоту. Если же обратиться к прекрасным занятиям, речам, математическим знаниям, добродетелям и т.п. явлениям духовно-практической деятельности, то здесь уже, полагает Плотин, совсем неуместно говорить о симметрии и соразмерности.

   Стремясь  понять сущность прекрасного  в видимых предметах, он вынужден обратиться к сфере восприятия. Воспринимая прекрасное, душа настраивается  на один с ним лад, принимает его  в себя; натолкнувшись же на безобразное, она отвращается от него, чуждается его, не принимает в себя. Душа, принадлежа по своей сущности к лучшему из всего существующего, радуется, изумляется и принимает в себя только то, что сродно ей, подобно тому, что принадлежит ей. Что же сходного у мира души и у прекрасных материальных тел? Плотин усматривает это сходство в приобщенности к идее, эйдосу, внутренней форме . Видимые тела «прекрасны через приобщение эйдосу, скажем мы, ибо все бесформенное, способное по природе своей принять форму и эйдос и лишенное, однако, логоса и эйдоса, безобразно и чуждо божественному уму; и это все безобразно. Безобразно и то, что не подчинено форме и логосу, так материя не допускает полного оформления согласно эйдосу. Итак, эйдос, привходя [к материи], приводит в порядок то, что благодаря сочетанию должно сделаться единым из многих частей, и приводит в единую полноту целого, и в силу согласия делает единым. Таким-то образом возникает прекрасное тело чрез приобщение логосу, исходящему от божественного [начала]».

   Плотина интересуют не формальные признаки прекрасного, но его сущностная причина, и он усматривает  ее в некоторой идее, или эйдосе, находящем выражение в материи. Главной характеристикой прекрасного (и не только в мире визуальных форм) выступает у него степень выраженности эйдоса в иерархически более низкой ступени бытия. Красота начинает проявляться в материи по мере ее упорядочивания (оформления) и преодоления духовным эйдетическим началом, которое находит пластическое воплощение в прекрасных телах и произведениях рук человеческих. Так, «внешний вид здания, если удалить камни, и есть его внутренний эйдос , разделенный внешнею косной материей, эйдос неделимый, хотя и проявляющийся во многих [зданиях]» . Таким образом, Плотин в русле позднеантичного платонизма нашел новое и более обобщенное решение проблемы прекрасного. Под его определение подходили как сложные, так и простые эстетические объекты, как предметы материального мира, так и явления разнообразной предметно-практической и духовно-интеллектуальной деятельности. Воплощение или выражение того или иного эйдоса платоник мог спокойно найти практически во всяком элементе и явлении любой сферы универсума.

   От  чувственно воспринимаемого  прекрасного Плотин переходит, «восходя вверх», к рассмотрению прекрасного «более высокого порядка», которое воспринимается душой без посредства органов чувств и  недоступно чувственному восприятию. Таким  образом, Плотин намечает иерархический подход к сфере прекрасного, что вполне закономерно  вытекает из его эманационно-субординативной  концепции универсума и хорошо соответствует  духу платонизма.

   Ко  второму уровню прекрасного  Плотин относит красоту  занятий и знаний, «сияние добродетели», «прекрасный лик  справедливости и  умеренности», и т. п. вещи, которые своей  красотой значительно  превосходят красоту  природных явлений. Прекрасное этого  уровня доставляет наслаждение, потрясение, изумление  значительно большей  силы, чем красота телесная. Чтобы выявить суть «душевной» красоты, Плотин применяет прием «от противного» - выясняя сначала сущность безобразного души, которое проявляется в невоздержанности, несправедливости, обилии страстей, в трусости, любви к нездоровым плотским наслаждениям и т. п. Безобразное души состоит в загрязненности ее всяческими телесными пороками. «Итак, мы едва ли ошибемся, сказав, что душа становится безобразною в силу смешения и соединения с телом и материей и склонности к ним. Это безобразие заключается в том, что душа бывает не чистою, не несмешанною» , и, следовательно, красота души и всего этого уровня вообще заключается в очищении от всего тленного, телесного.

   «Итак, душа очищенная становится эйдосом и логосом, вполне бестелесною, разумною, всецело  принадлежит божеству, в котором источник прекрасного и  всего подобного, что сродни ему. Итак, душа, возведенная  к уму,- прекрасное во много большей  степени». Плотин переходит  к следующей ступени  красоты - уму. При  этом мысль его  постепенно переключается  от души человека к  Душе и Уму мира, которые истекают из Единого или  Бога и образуют весь мир и его красоту. «Красота,- продолжает Плотин,- свойственная душе от природы, а  не заимствования, и  есть ум и то, что  проистекает из ума, ибо лишь тогда  душа бывает поистине только душою. Поэтому-то правильно говорится, что добро и  красота для души заключаются в  том, чтобы уподобиться  Богу, ибо оттуда прекрасное и всякий иной удел сущего» . Бог являет собой вершину эстетической иерархии. По сравнению с ним материя выглядит безобразной. В Боге неразрывно соединены высшее благо и красота, которая поступенчато эманирует в мир материального бытия: «и на первом месте следует поставить красоту, тождественную с добром, из которого проистекает непосредственно ум как прекрасное. Душа же - прекраснее благодаря уму, а все остальное прекрасное - в поступках, в занятиях - прекрасно уже благодаря душе, дающей форму. Душа, равным образом, делает уже прекрасными и те тела, которые так называются: так как душа божественна и как бы часть прекрасного, то [все вещи], с которыми душа соприкасается и подчиняет их себе, она делает прекрасными, насколько они способны приобщаться красоте» .

   Божество, высшее благо описывается  в этом трактате в  эстетической терминологии. Его видение, по сути дела, тождественно акту эстетического  восприятия: «Кто еще  не лицезрел его, тот  стремится к нему как к благу; кто  же видел, тот восхищается  как прекрасным, бывает преисполнен изумления, смешанного с блаженством, испытывает безболезненное потрясение, любит истинной любовью, со страстным пылом, смеется над всякою другою любовью и презирает то, что прежде считал прекрасным». В процессе этого постижения субъект сам приобщается высшей красоте, становится прекрасным: «Итак, если кто-либо узрел то, что стоит во главе хоровода всех вещей, что дает, оставаясь в самом себе, и ничего в себя не принимает, узрел, пребывая в созерцании подобного и наслаждаясь им, в каком еще прекрасном нуждался бы он? Оно, будучи само наивысшей и первой красотой, делает любящих его прекрасными и достойными любви» .

   Итак, в трактате Плотин дает четкую иерархию красоты, или прекрасного. Причиной и источником красоты является Бог, как высшее единство добра и красоты. От него красотой наделяется Ум, который сообщает ее в виде эйдосов  Душе. Душа же дает форму, или эйдосы, т. е. красоту  всей духовно-практической деятельности человека и его душе, и  в последнюю очередь  всем телам материального  мира. Человек, в свою очередь, как существо духовное, т. е. присущее эйдосу, имеет потребность  в общении с  красотой и в идеале - стремление приобщиться  к высшей красоте, обладание которой  доставляет неописуемое  блаженство. Относительно высшей ступени, т. е. Бога, Плотин не может  дать точной дефиниции: то ли это единство добра и высшей красоты, то ли - «добро, стоящее превыше  красоты, - источник и первоначало  прекрасного». Ум уже  полностью принадлежит  к сфере прекрасного. Он источник эйдосов, а красота - это  эйдосы и «все прекрасно  благодаря идеям - порождениям и  сущности ума». Эйдосы выступают главным  носителем красоты  в эстетической иерархии Плотина.

   В трактате Плотин дополняет  свою иерархию красоты  и делает ряд интересных эстетических выводов. Прежде всего, здесь  вводится в иерархию красота искусства. Произведения искусства  обладают особой, чувственно воспринимаемой красотой, которую придает  бесформенному природному материалу художник. Форма же, или эйдос, произведения искусства  сначала появляется в замысле художника  и лишь затем реализуется  в материале. Возникает  же этот эйдос у  художника потому, что он причастенискусству. «Следовательно,- заключает Плотин,- красота эта присутствовала в искусстве в более высоком виде. Именно не привходит в камень та красота, что в искусстве, но она остается [не причастной камню], а привходит от него (искусства) другая, меньшая, чем эта. Да и эта не осталась чистой в камне и не осталась такой, как хотел художник, но [такой], насколько камень поддался искусству. Если искусство творит то, что оно [есть само по себе] и чем обладает, то оно в большей и истиннейшей степени прекрасно, обладая красотою искусства, конечно, большей и прекраснейшей, чем та, которая есть во внешнем [проявлении]» .