Поясните высказывание К. С. Ф. Тертуллиана «Верую, потому что абсурдно»

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ  РЕСБУЛИКИ БЕЛАРУСЬ

УО «БЕЛАРУССКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ  УНИВЕРСИТЕТ ИНФОРМАТИКИ И РАДИОЭЛЕКТРОНИКИ»

 

 

 

 

 

КОНТРОЛЬНАЯ РАБОТА

НА ТЕМУ: «Поясните высказывание К. С. Ф. Тертуллиана «Верую, потому что абсурдно»»

 

 

 

 

Выполнил: Евменьков М.А.

студент ЗФО, магистратура, спец. 1-40 08 05

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Минск 2012

Тертуллиан (160-220 гг. н-э.) - сын  карфагенского сотника, прекрасно  знал римское право, что отразилось в его аргументации. По характеру  человек очень суровый. Требовал от христиан высшей строгости нравов, крайне непримирим к врагам христианства.

Согласно Тертуллиану, знание исходит не от незнания, а от самой  открытой, откровенной истины. Тертуллиан строил своеобразную иерархию знания. Душа старше буквы, слово старше книги, чувство старше палочки для письма, сам человек старше философа и поэта. Стоический, платонический, диалектический разум толкуется как любознательность, т.е. поиск неизвестной истины. Но истина уже дана, т.е. открыта христианам.

Тертуллиан не любил философию  и философов. Философы - «умы спорливые  и презрительные», занятые праздными  разговорами. Они не знают истины, «они еще ищут, стало быть, не нашли». Истина - от Бога, а философия и ереси - от дьявола. Критерий истины - духовность. Учение церкви древнее ересей, стало быть - истиннее. Тертуллиан писал: «Мы не нуждаемся ни в любознательности после Иисуса Христа, ни в изысканиях после Евангелия».

Логическая полнота человека обнаруживает логическую невыразимость  Бога. Логос находится за пределом существования. Логическая полнота  человека оборачивается ничто для  Бога. Здесь ставится проблема бытия  как ничто, что было невозможно в  логике Аристотеля. Вера есть граница, предел или свертывание разума в  душе. Душа, вышедшая из Божественной простоты и в простоту вернувшаяся, спасается таким образом, не идея истины теперь двигает мысль, а идея спасения.

Тертуллиан ввел в латинский  язык слово persona (личность), которая  проявилась в акте личного прикосновения  Бога к человеку. Христос соединил в себе двойную природу (status), не смешанную, но объединенную в одном лице (persona). Знаменателен сам факт переноса термина persona из сферы юриспруденции в  богословие. В обоих случаях дело касается закона. Конкретное в человеческом праве стало означать конкретное в праве божественном. Сенека различал четыре «маски» (persona), которые носит  человек. Человек обладает признаками рода, разделяемыми всеми людьми, относится к определенному типу характера, живет в определенной среде и обстоятельствах, избирает профессию или образ жизни. Тертуллиан, касаясь природы Бога, впервые использовал формулу tres personae – una substantia (три персоны - одна субстанция). Характерно, что он понимал эту формулу юридически. Значит, «persona» первоначально означала «роль» или «социальную функцию». В вопросе о божественной и человеческой природах Христа использовалось не греческое слово «prosopon» (аналог лат. «persona»), a «upostasis», первоначально означавшее «основание», а затем получившее значение «индивидуальная сущность». Термин «субстанция» Тергуллиан также заимствовал из юриспруденции и противопоставил его «сущности». При этом субстанция понималась натуралистически, вещественно- Камень и железо - субстанции, но материальность - их общая сущность. Субстанция каждого в отдельности разделяет вещи. Статус играет особую роль в понимании «бытийственности» вещи. Статус - всегда бытие чем-то. Всякое бытие присуще чему-то прямо и непосредственно.

В трактате «О плоти Христовой» Тертуллиан выразил легендарную  формулу: «Верую, потому что абсурдно» (Credo, quia absurdum est). Буквально Тертуллиан говорил следующее: «Я не нахожу лучшего  предлога к посрамлению себя, как  презирая стыд, быть свято бесстыдным и счастливо безумным. Сын Божий  был распят: я того не стыжусь, потому что как будто бы надобно стыдиться. Сын Божий умер: надлежит тому верить, потому что разум мой возмущается против этого. Он восстал из гроба, в который был положен: дело верное, потому что кажется невозможным».

Казалось  бы, все правильно: вера есть вера, а  разум есть разум, и вместе им не сойтись. В чем же здесь заблуждение? Где парадокс?

Заблуждение: чего не говорил Тертуллиан.

Начну с простого. Такой цитаты у Тертуллиана нет. Этот факт, кстати сказать, не оспаривают даже многочисленные «крылатые цитатники», называя выражение  «парафразой слов христианского  писателя».

Автор размышляет о том, что перевернуло  всю человеческую историю и вошло  в культуру как Тайна христианства – о воскресении Христа.

Конечно, для взглядов Тертуллиана  весьма характерна мысль о том, что  разум, требующий доказательств, философия, пытающаяся постичь истину, на самом  деле только всё запутывают и извращают. С этим тезисом, конечно, можно и поспорить. В том числе и с христианских позиций. Те мыслители эпохи поздней античности, которых церковная традиция именует отцами Церкви, как раз и занимались созданием философской и богословской системы, облекая в броню рациональных рассуждений то, что содержалось в символической форме в Евангелии. А наука и религия – это не противоположные и соперничающие способы познания мира, а разные. И в чем-то взаимодополняющие друг друга.

Христианство взорвало языческий  мир невообразимыми, невероятными представлениями  о Боге, человеке и их взаимоотношениях. Именно это хочет подчеркнуть  Тертуллиан: идея крестной смерти, искупления грехов и воскресения настолько  чужда и абсурдна для языческого мира, что представить себе таким Божественное Откровение язычник просто не может. Спустя много веков один мыслитель так выразит надчеловечность христианского откровения: «Бесчисленны и страшны сомнения мыслящего христианина; но все они побеждаются невозможностью изобрести Христа».

Невозможно, говорит Тертуллиан, представить  себе, что Бог будет убит людьми. По все меркам – человеческим, языческим  – это абсурдно, это стыдно. Однако этого потому и нельзя стыдиться, что христианство превосходит человеческие мерки. Потому что то, что стыдно в обыденной жизни, что невероятно с точки зрения мирской логики, может обернуться спасением для  человечества. Как обернулся им Крест  Христов – орудие самой позорной, самой стыдной казни в Римской  империи. Казни на кресте, казни для  рабов.

Безумно, подчеркивает Тертуллиан, поверить в то, что Бог мог умереть  – ведь боги бессмертны. Однако Истинный Бог приходит к людям так, как  ни один мудрец не может придумать: не в силе и славе Юпитера или  Минервы, но в образе Страдальца. Вот  почему это вполне вероятно: Бог  приходит так, как хочет Он, а не так, как это придумывает человек, – сколь абсурдным и нелепым ни казался бы нам этот приход.

Невозможно, продолжает Тертуллиан, представить  себе ни погребение Бога, ни Его воскресение. Но эта невозможность и есть самое  сильное доказательство для веры. Не математическое доказательство для  ума, не естественнонаучный факт, который  лишает человека свободы выбора и  для принятия которого необходим  определенный уровень знаний и интеллекта. А потрясающее прикосновение  к Тайне – без которой и  вне которой нет никакой религии. Без которой и вне которой  наша жизнь превращается в пустое существование, лишенное смысла и цели.

Евангельская история не придумана. Она не придумываема в принципе. Никакой изощренный человеческий разум  не смог бы таким образом изобразить Бога, если хотел бы создать новую религию. Именно поэтому Ницше бунтовал: Бог не железною рукою наводит порядок, но действует любовью. И Сам есть Любовь. Именно поэтому Толстой придумал своего Христа, который, хотя и не приходит в силе и славе римского императора, но все равно остается – используя слова того же Ницше – «человеческим, слишком человеческим» вымыслом: бродячим проповедником, который учит подставлять одну щеку, когда бьют по другой. И который умирает на кресте. И все… И нет спасения, и снова мрак и тьма ада.

Христос приходит не как великий  завоеватель и поработитель. Он приходит как Спаситель всего человечества. Он добровольно принимает на себя все бремя человеческой природы (кроме греха), умирает – чтобы  воскреснуть. И Своим воскресением возвращает нам жизнь …

За несколько веков до Тертуллиана  об этом же писал апостол Павел: «Ибо и Иудеи требуют чудес, и Еллины ищут мудрости; а мы проповедуем  Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие» (1-е  Коринфянам 1:22-23). Иудеи требуют чудес  – ждут Спасителя-мессию, который  придет и, сбросив рабство римской  империи, восстановит былое могущество царства Израилева. Эллины ищут мудрости – вслед за Платоном и иными  великими умами античности, пытаются познать себя и Бога на путях интеллектуального  поиска.

Мы же проповедуем Христа распятого  – вот центр, смысл и содержание раннехристианской проповеди: Бог  стал человеком, принял крестную смерть и на третий день воскрес. Ибо только так можно было исцелить искаженную грехом природу человека. Ибо только так можно было подарить нам – вновь, как в Эдеме – бессмертие, которого мы по своему желанию и по своему разуму лишились там же. Ибо только так приходит Бог – способом, невообразимым для человека. И потому верным.

Для иудеев это Откровение – соблазн, ведь Мессия не сбросил ига ненавистных  римлян. Для эллинов – безумие, ибо боги бессмертны.

Из всего вышесказанного можно сделать краткий вывод  о том, что вера, как свойство психики человека, явление, по своей природе, иррациональное. Следовательно самая глубокая и сильная вера, мало того, что не требует какого-либо рационального анализа, а более того, - должна абстрагироваться от попыток всякого рац. объяснения. И, наконец, своего апогея вера достигает, когда отстранения от рациональности уже не требуется. Восприятие уже происходит на ментальном уровне. При этом, может сохраняться возможность критического осмысления объекта веры, однако она ни коем образом не влияет на интенсивность этой веры...

Невозможно, чтобы Бог  умер. Безумно, чтобы его убили  люди, которых он пришел спасти. Невообразимо Богу придти и отдать себя на позор  и смерть. Нельзя, невозможно человеческому  сознанию (на тот момент истории) такое  придумать. Значит, это правда...

Верую, ибо разума моего не хватает постичь Бога умом, понять то, что находится за пределами земных понятий и земной правды. Верую, ибо передо мной не человеческое, но Божественное.

Вера существует не благодаря, а вопреки доказательствам. Если нечто может быть доказано, то это  уже не предмет веры. Вера требует  усилия поверить именно в Невозможное, Немыслимое и Непостижимое - без  этого прорыва за пределы обыденности  разума и сознания Бога не постичь. "И я, презрев стыд, счастливо  бесстыден и спасительно глуп, - пишет Тертуллиан (De Carne Christi, 5) - Сын  Божий распят - это не стыдно, ибо  достойно стыда; и умер Сын Божий - это совершенно достоверно, ибо  нелепо; и погребенный, воскрес - это  несомненно, ибо невозможно." Это  не полемический запал - это позиция, краеугольный камень христианских убеждений. Верить в доказанное и показанное - мало чести. Настоящая Вера начинается именно там, где кончаются опыт и доказательства. Вера всегда - не БЛАГОДАРЯ, а ВОПРЕКИ. "Ты поверил в Меня, потому что увидел - Блаженны невидевшие и уверовавшие" (Евангелие от Иоанна, 20:29).