Проблема человека в истории философии

 

 

 

СОДЕРЖАНИЕ

Введение …………………………………………………………………………….. 3

1. Человек есть тайна……………………………………………………………….. 4
2. Проблема человека в истории философии……………………………………... 8
3. Проблема антропосоциогенеза………………………………………………….. 14 
   Заключение………………………………………………………………………….. 17 
   Список литературы………………………………………………………………….. 18

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Введение

Проблема человека есть важная проблема философии. Еще греки поняли, что человек может начать философствовать только с познания самого себя. Однако тезис Сократа «Познай самого себя» по-прежнему не реализован. Прошли тысячелетия, а человек остался для себя загадкой. Что есть человек? Существо, наделенное сознанием? Но вопрос о надчеловеческой природе сознания не только не снят, но лишь на новом уровне поднят естествоиспытателями XX в. Человек существо социальное? Но социобиологи утверждают, бегемот якобы гак же социален, как и человек. А может быть у человека вообще нет природы, и каждый индивид есть невыразимая уникальность -- то «что сам из себя делает»? Попытаемся разобраться в этих вопросах.

Философское учение о человеке, представленное множеством идей и концепций, называется философской антропологией. Оно зародилось в древности, но не всегда и далеко не во всех философских течениях занимало центральное место. Современная философия антропоцентрична. Антропологический поворот характерен для западноевропейской философии XIX--XX вв.1

Представленные в мировой философии определения природы и сущности человека можно систематизировать по-разному. Остановимся на варианте, разграничивающем три подхода:

субъективистский    (человек    -    это    прежде    всего    его    внутренний, субъективный мир);

объективистский (человек - продукт и носитель внешних, объективных условий его существования);

синтезирующий   (человек- единство   внутренней   субъективности    и

внешней объективности)

1. Человек есть тайна

Представляется, что человек не заключает в себе никакой тайны. Каждый из нас уверенно выделяет человека из остального мира. Его отличие от всех других существ считается совершенно очевидным. Но, как говорил испанский философ X. Ортега-и-Гассет, философия оправдана тем, что выходит за пределы очевидности. Выходит она за такие пределы и в исследовании человека. И в этом своем мнении испанский мыслитель не одинок. Еще И. Кант, в свое время, пришел к выводу, что в философии существует всего три вопроса, на которые она призвана ответить: что я могу знать? на что я могу надеяться? что я должен делать? И покрываются, как он писал незадолго до смерти в своей «Логике», одним вопросом: что такое человек?

Загадка человека действительно существует. В книге французского писателя Веркора «Люди или животные?» сюжет построен на своего рода мысленном эксперименте.2 Согласно сюжету, экспедиция, состоящая из нескольких европейцев, отправляется в Анды и в недоступном месте обнаруживает некое дикое племя или стадо то ли людей, то ли животных. Волею случая оказывается, что один из них убит. Возникает вопрос: кого убили? Если человека, должна иметь место уголовная ответственность за убийство. Если убито животное, такой ответственности нет. Но как определить относятся представители этого племени к людям или к животным? Сделать это кажется не трудным, нужно указать критерии, отличающие человека от животного. Начинается обсуждение. Называются разные критерии: нравственность, религиозность, речь, сознание и другие.

Однако оказывается, что ни один из этих признаков критерием служить не может. Наряду с нравственными людьми существуют и безнравственные, не перестающие от этого быть людьми. К тому же нравственность не содержит в себе самой основания для различения добра и зла. То же можно сказать о

 

религии. Есть и люди, не верящие в Бога, и таких, пожалуй, все больше и больше. Речь тоже вряд ли может служить четким критерием, при всей ее важности. Даже критерий сознания не безупречен. И животные проявляют много ловкости и смекалки, отнюдь не сводимым к безусловным и даже условным рефлексам, но свидетельствующим о развитой психике. Оказывается, то, что представляется интуитивно ясным, в подобных ситуациях не срабатывает.

Нет сомнения, что сконструированный Веркором сюжет, позволивший поднять огромные пласты морально-философской проблематики, есть лишь парафраз знаменитого фрагмента из написанных за три с половиной столетия до наших дней «Метафизических рассуждений» Р. Декарта. Декарт задается вопросом: как могу я быть уверенным, что фигуры в шляпах и плащах, которые я вижу из окна, на самом деле не автоматы, приводимые в движение с помощью пружин и передаточных механизмов, а действительно люди?

Подобно героям Веркора, Декарт не находит критериев, позволяющих с уверенностью выделить человека из окружающего мира. Приходится прибегнуть к концепции врожденных идей. Мой разум, говорит Декарт, с несомненностью содержит в себе идею человека. Эту идею вложил Бог. Но Бог не может быть обманщиком. Поэтому, с Божьей помощью, я правильно различаю людей от нелюдей. Решение проблемы достигается, но, как мы видим, в рамках одной парадигмы, а именно, религиозной, точнее, религиозно оформленной концепции врожденных идей. Для неверующего человека, к тому же, отрицающего существование врожденных идей, «Метафизические рассуждения» Р. Декарта неубедительны.

К тому же, идея человека может быть все же вложена обманщиком, а именно Сатаной, что в другом месте сам Декарт и обсуждает. Мы просматриваем здесь целый узел проблем, в том числе проблемы существенно различной дискурсии в разных парадигмах мышления, не говоря уже о проблеме возникновения подобного рода затруднений в деле чистого, понятийного мышления, которым занимается философия. Констатируем: сказанное подтверждает, что проблема человека содержит в себе много тайн и загадок для самого человека.

Именно в этих выражениях говорили о человеке многие мыслители. Человек, писал Ф. М. Достоевский, есть тайна, я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком. Для Ф.Достоевского очевидно не только то, что человек есть тайна, но и то, что соответствовать своему понятию человек может, только занимаясь этой тайной, причем занимаясь, как пишет он в, всю жизнь.3

Проблема, таким образом, должна быть сформулирована примерно так, как сформулирована она была почти два с половиной века назад И. Кантом: что такое человек? В данном случае, однако, мало сформулировать проблему надо еще сформулировать ряд условий ее решений и, в первую очередь, условиться, что следует понимать под тайной. В философской литературе слово «тайна» употребляется в нескольких смыслах. Наиболее часто этим словом обозначается то, что еще не познано, но принципиально вполне познаваемо. Можно ли в этом смысле говорить о тайне человека? Можно, но только отчасти, ибо уж очень необычен сам предмет, а это по-иному ставит и вопрос о его познании. Человек, на это обращал внимание Тейяр де Шарден, самый таинственный и сбивающий с толку объект. В рамках религиозной парадигмы тайна человека рассматривается в несколько ином значении занавешенности, мистической сокрытости, ибо, утверждает И. Кант, нам принципиально не дана для познания основа этого феномена-- сам акт божественного творения человека. Бог ничего нам не открыл и ничего открыть не может, ибо мы, разумеется, этого не поняли бы,-- читаем мы в его трактате «Религия в пределах только разума».

Человек есть тайна и в том смысле, что к нему не могут быть вполне применены рожденные в недрах рационализма формулы «попять предмет-- значит   построить   его»   (Спиноза),   «понять--значит   выразить   в   понятиях»

(Гегель) и другие того же рода. Более реалистичны констатации, одной из которых является вывод М.М. Бахтина: «человек не может быть понятием». За ним стоит понимание того, что логико-понятийная дискуссия носит вещный характер, она способна до конца исчерпать в знании вещь, объект, но не субъект. Главное в субъекте не то, что выражает его общность с другими субъектами, а то, что отличает его от них. Поэтому, по словам Бахтина, это область открытий, откровений, узнаваний, сообщений, здесь важна и тайна, нельзя переносить на них категории вещного познания/

Есть и еще один смысл слова «тайна» применительно к человеку. Он связан с понятием индивидуального и конкретного. Будучи не схватываемо во всеобщих формах познания, индивидуальное не только воспринимается как тайна, но и составляет действительную тайну для этих познавательных форм. Индивидуальное никогда не совпадает с самим собой и потому неисчерпаемо в своем смысле и значении. Категория точности здесь мало применима. Глубина проникновения в «несказанное ядро души», ее «свободное становление», «творческий центр» достигается совсем иными средствами (Бахтин). Вещное познание здесь ничего не может гарантировать. В этом же ряду нельзя не назвать и постоянную смену образов человека в истории человеческой мысли. Последняя- объясняется уникальностью человека как предмета познания, непрерывными переходами от одной эпохи к другой. Рассмотрим некоторые из этих образов.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

2. Проблема человека в истории философии

В XX в. сформировалось устойчивое понимание того образа человека, который сложился у античных мыслителей. Этот образ космоцентричен. Согласно анализу X. Ортеги-и-Гассета, это человек, который все еще сохраняет интенции первобытного человека в том смысле, что живет вещами и существует лишь для космоса физических тел."4

Само греческое мышление, в известном смысле, вещно. Античность рождает философию, а следовательно, рационализм, однако, совсем не случайно милетская школа, с которой философия и началась, видит основу всего сущего обязательно в чем-то вещественном: во влаге, воздухе, воде. Даже на зрелых стадиях развития античной мысли, когда греки не только вырабатывают идеи, но и создают сложные концепции их происхождения и сущности, они не идут в их понимании дальше уподобления внешним вещам.

Само слово «идея» означает «видимая фигура», «внешний вид», а платоновская идея, по мысли А. Ф. Лосева, это танец, доведенный до своего понятийного предела. Даже слово «дух», сохранившееся до настоящего времени, первоначально обозначало нечто вещественное, а именно, дуновение воздуха. Античные греки открывают «душу», но понимают под ней нечто квазителесное, скрытое внутри вещи и приводящее ее в движение. Поэтому душой обладает не только человек, но и животное, и растение. Не случайно Аристотель относит науку о душе, психологию, к биологии. Этим объясняется и понимание познания как процесса, в котором телесная вещь сталкивается с душой-вещью и оставляет на ней след.

Для грека человек мыслит всем телом, а следовательно, для того, чтобы хорошо мыслить, надо уметь хорошо бежать, хорошо метать диск, хорошо стрелять из лука, хорошо бороться. Поэтому для него естественно то, что достаточно    дико    для    нас:    величайший    философ    мог,    одновременно,    быть олимпийским чемпионом. Логосу, космически переживаемой мысли, единой с сущим, еще предстоит быть стянутой до пределов отдельной личности, которая мыслит, а не через которую безначальная и безымянная, организующая и проникающая космос Мысль (К. Свасьян).

Если античный образ человека космоцентричен, то средневековый -теоцептричен. Как и античный, он обладает определенной динамикой. Однако, как верно заметил X. Ортега-и-Гассет, размышляя над данной темой, понять этот образ, значит, прежде всего, погрузиться в ритмы исходных представлений ранних христиан, воплощенных в образе святого. Человек не верит в себя, он верит в Бога. Его глаза обращены к потустороннему миру. Это- подлинно духовный мир, в сравнении с которым «дух» античности неадекватно материален. Посюсторонний мир, как и сам человек, рассматриваются не в их самодовлеющей реальности, не такими, какими они есть в действительности, а лишь как момент движения человека к Богу. Сам же по себе он юдоль греха и печали.

Похоже, противопоставлены друг другу бессмертная душа и смертная плоть человека. Заботиться нужно только о спасении души, в том числе и при помощи ущемления тела. Бог и душа влекутся друг к другу, говорил святой Августин, и нет ничего кроме этого, ровно ничего. Поскольку нет ничего кроме этого, ни одна из категорий античного космоса-субстанция, причина, необходимость и т. д.  не может быть применена для понимания отношения между человеком и Богом, а тем более, самого Бога, потустороннего мира. Огромное значение придается промыслу божьему, проявлению «божественной воли» во всех событиях в мире. Считается, что человек не может самостоятельно добыть знание, оно открывается ему в откровении. Не может он и преодолеть свою греховную природу без божьей благодати, способной, по выражению Л. Шестова, бывшее сделать небывшим, сжечь грех.

Трансформация средневекового образа человека шла под мощным воздействием огромного массива античного наследия, которое христианству не

далось по настоящему переосмыслить и которое, по сути, «всей своей тяжестью раздавило первые ростки христианской мысли» (X. Ортега-и-Гассет). Исходные идеи раннего христианства относительно роли человека, значения разума в жизни и познании постепенно были существенно трансформированы, подготовив, в конечном итоге, переход в другую- в значительной мере, секуляризированную-- эпоху и, соответственно, к другому образу человека.

Образ человека Нового времени антропопентричен. Бог смещается на периферию человеческой жизни. Человек отрывается от него. Он теперь верит в себя. На место Бога он ставит «человекобога» (Ф. Достоевский). Зримая веха, обозначившая переход от старого к новому образу, - философия Р. Декарта. Суть открытия французского философа- «человек есть мыслящая вещь». Глаза, в течение веков обращенные па небо, обратились внутрь человека. Субъективность-- наидостовернейшая реальность. Более того, она - критерий всего существующего. Центральная картезианская формула- «мыслю, следовательно, существую». Происходит второе- после античности- рождение рационализма, положившее начало экспериментальной науке.