Проблема смерти

беда лишь в том, что философия  сама по себе не знает, как нужно  умереть и как

победить смерть.

Жизнь благородна только потому, что  в ней есть смерть, есть конец,

свидетельствующий о том, что человек  предназначен к другой, высшей жизни. В

бесконечном времени смысл никогда  не раскрывается, смысл лежит в  вечности. Но

между жизнью во времени и жизнью в вечности лежит бездна, через  которую

переход возможен только лишь путем  смерти, путем ужаса разрыва. Гейдеггер

говорил, что обыденность парализует тоску, связанную со смертью. Обыденность

вызывает лишь низменный страх  перед смертью, дрожание перед ней  как перед

источником бессмыслицы. Смерть есть не только бессмыслица жизни в  этом мире,

тленность ее, но и знак, идущий из глубины, указывающий на существование

высшего смысла жизни.

Не низменный страх, но глубокая тоска и ужас, который вызывает в нас смерть,

есть показатель того, что мы принадлежим  не только поверхности, но и глубине,

не только обыденности жизни  во времени, но и вечности. Вечность же во времени

не только притягивает, но и вызывает ужас и тоску. Смысл смерти заключается  в

том, что во времени невозможна вечность, что отсутствие конца во времени есть

бессмыслица.

Но смерть есть явление жизни, она  еще по эту сторону жизни, она есть реакция

жизни на требование конца во времени  со стороны жизни. Смерть есть явление,

распространяющееся на всю жизнь. Жизнь есть непрерывное умирание, изживание

конца во всем, постоянный суд вечности над временем. Жизнь есть постоянная

борьба со смертью и частичное умирание человеческого тела и человеческой

души.

Время и пространство смертоносны, они порождают разрывы, которые  являются

частичным переживанием смерти. Когда  во времени умирают и исчезают

человеческие чувства, то это есть переживание смерти. Когда в пространстве

происходит расставание с человеком, с домом, с городом, с садом, с  животным,

сопровождающееся ощущением, что, может быть, никогда их больше не увидишь, то

это есть переживание смерти. Смерть наступает для нас не только тогда, когда

мы сами умираем, но и тогда уже, когда умирают наши близкие. Мы имеем  в жизни

опыт смерти, хотя и не окончательный. Стремление к вечности всего бытия  есть

сущность жизни. И вместе с тем  вечность достигается лишь путем  прохождения

через смерть, и смерть есть участь всего живущего в этом мире, и, чем сложнее

жизнь, чем выше уровень жизни, тем  более ее подстерегает смерть.

Смерть имеет положительный  смысл. Но смерть есть вместе с тем  самое страшное

и единственное зло. Всякое зло может  быть сведено к смерти. Убийство,

ненависть, злоба, разврат, зависть, месть  есть смерть и сеяние смерти. Смерть

есть на дне всякой злой страсти. Никакого другого зла, кроме смерти и

убийства не существует. Смерть есть злой результат греха. Безгрешная жизнь

была бы бессмертной, вечной. Смерть есть отрицание вечности, и в этом

онтологическое зло смерти, ее вражда к бытию, ее попытки вернуть творение к

небытию. Смерть сопротивляется Божьему  творению мира, она есть возврат  к

изначальному небытию.

Смерть отрицательно свидетельствует  о силе Божьей в Мире и о Божьем смысле,

обнаруживающимися в бессмыслице. Можно даже сказать, что мир осуществил бы

свой безбожный замысел бесконечной (невечной) жизни, если бы не было бы Бога,

но так как есть Бог, то этот замысел  неосуществим и кончается смертью. И Сын

Божий, Искупитель и Спаситель, абсолютно  безгрешный и святой, должен был

принять смерть, и этим освятил  смерть. Отсюда двойное отношение  христианства

к смерти. Христос смертью смерть попрал. В почитании креста мы почитаем

смерть, освобождающую, побеждающую смерть. Чтобы ожить, нужно умереть. В

кресте смерть преображается и  ведет к жизни, к воскрешению. И вся жизнь этого

мира должна быть проведена через  смерть, через распятие. Без этого  она не

может прийти к воскрешению, к вечности. Добро, благо есть жизнь, сила и

полнота жизни, вечность жизни. Смерть есть безумие, ставшее обыденностью.

Живые, а не мертвые страдают, когда  смерть сделает свое дело. Мертвые  больше

не могут страдать; и мы можем  даже похвалить смерть, когда она  кладет конец

крайней физической боли или печальному умственному упадку. Однако неправильно

говорить о смерти как о ”вознаграждении”, поскольку подлинное вознаграждение,

как и подлинное наказание, требует  сознательного переживания факта. В жизни

каждого человека может наступить  момент, когда смерть будет более действенной

для его главных целей, чем жизнь; когда то, за что он стоит, благодаря  его

смерти станет более ясным и  убедительным, чем если бы он поступил любым

другим образом.

Смерть - это совершенно естественное явление, она играла полезную и

необходимую роль в ходе длительной биологической эволюции. Действительно, без

смерти, которая придала самое  полное и серьезное значение факту  выживания

наиболее приспособленных, и таким  образом сделала возможным прогресс

органических видов, человек вообще никогда не появился бы.

Социальное значение смерти также  имеет свои положительные стороны. Ведь

смерть делает нам близкими общие  заботы и общую судьбу всех людей  повсюду.

Она объединяет нас глубоко прочувственными  сердечными эмоциями и драматически

подчеркивает равенство наших  конечных судеб. Всеобщность смерти напоминает

нам о существенном братстве людей, которое существует несмотря на все

жестокие разногласия и конфликты, зарегистрированные историей, а также  в

современных делах.

                     2.2. Трагедия и парадокс смерти                    

Смерть, которая порождается природной  закономерностью и к которой  человек

приговаривается биологическим процессом, есть самое индивидуально-личное в

человеке. И она есть прежде всего  прекращение сообщений с другими людьми и с

жизнью космоса. Каждый человек  должен пройти через трагедию смерти. Фрейд

утверждает, что цель, к которой  стремится всякая жизнь, есть смерть. Парадокс

смерти в том, что смерть есть самое страшное зло, которое больше всего

страшит человека, и через это  зло раскрывается выход к вечной жизни, или один

из выходов. Такими парадоксами  наполнена наша жизнь. Плохая бесконечность

жизни как раз и делала бы человека конечным существом.

Парадокс смерти имеет в мире не только этическое, но и эстетическое свое

выражение. Смерть уродлива, и она  есть предельное уродство, разложение,

потеря лица, потеря всякого облика и лика, торжество низших элементов

материального мира. И смерть прекрасна, она облагораживает последнего из

смертных и ставит его на одну высоту с самыми первыми, она побеждает уродство

пошлости и обыденности. Смерть - это предельное зло, благороднее  жизни в этом

мире. Красота, прелесть прошлого связана  с облагораживающим фактом смерти.

Именно смерть очищает прошлое  и кладет на него печать вечности. В смерти есть

не только разложение, но и очищение. Испытания смерти не выдерживает  ничто

испортившееся, разложившееся и  тленное. Это испытание выдерживает  лишь

вечное. Нравственный парадокс жизни  и смерти выразим в этическом  императиве:

относись к живым, как к умирающим, к умершим относись, как к живым, т.е.

помни всегда о смерти, как о  тайне жизни, и в жизни, и в  смерти утверждай

всегда вечную жизнь.

Трагедию смерти можно сознать  лишь при остром сознании личности. Трагедия

смерти ощутима лишь потому, что личность переживается как бессмертная и

вечная. Трагична лишь смерть бессмертного, вечного по своему значению и

назначению. Смерть смертного, временного совсем не трагична. Трагична смерть

личности в человеке, потому что  личность есть вечная Божья идея, вечный Божий

замысел о человеке. Личность не рождается  от отца и матери, личность творится

Богом. Человек в этом мире есть смертное существо. Но он сознает в  себе образ

и подобие Божье, личность, сознает  себя принадлежащим не только к природному,

но и к духовному миру. И  потому человек почитает себя принадлежащим  не только

к природному, но и духовному миру. И потому человек почитает себя

принадлежащим к вечности и стремится  к вечности. Человек бессмертен и  вечен,

как духовное существо, принадлежащее к нетленному миру, но он есть духовное

существо не естественно и фактически, он есть духовное существо, когда он

осуществляет себя духовным существом, когда в нем побеждает дух  и духовность,

овладевает его природными элементами. Бессмертным оказывается вид, род, а не

индивидуум. Бессмертие завоевывается  личностью и есть борьба за личность.

Фихте или Гегель не знают личного  человеческого бессмертия. Человеческая

личность и ее вечная судьба приносятся в жертву идее, ценности, мировому

духу, мировому разуму и т.п.

Материализм, позитивизм и т.п. учения примиряются со смертью, узаконивают

смерть и вместе с тем стараются  забыть о ней, устраивая жизнь  на могилах

покойников. Отношение к смерти стоическое или буддийское бессильно  перед ней

и означает победу смерти, но оно благороднее родовых теорий, совершенно

забывающих о смерти. Душевное, а не духовное отношение к смерти всегда

печально и меланхолично, в нем  всегда есть печаль воспоминания, не имеющего

силы воскрешать. Только духовное отношение к смерти победно. Только

христианство знает победу над  смертью. Христианство учит не столько  об

естественном бессмертии, не предполагающем никакой борьбы, сколько о

воскресении, предполагающем борьбу духовных, благодатных сил с силами

смертоносными. Учение о воскрешении исходит из трагического факта смерти и

означает победу над ним, чего нет  ни в каких учениях о бессмертии, ни в

орфизме, ни у Платона, ни в теософии. Только христианство прямо смотрит  в

глаза смерти, признает и трагизм  смерти, и смысл смерти, и вместе с тем не

примиряется со смертью и побеждает  ее. Человек и смертен и бессмертен, он

принадлежит и смертоносному времени  и вечности, он и духовное существо, и

существо природное. Смерть есть страшная трагедия, и смерть через смерть

побеждается воскресением. Но смерть побеждается не природными, а

сверхприродными силами.

Ужас смерти есть не только ужас смерти личности, но и ужас смерти мира. Есть

личный Апокалипсис и Апокалипсис  мировой. Апокалипсис- есть откровение о

смерти мира, хотя смерть в нем  не последнее слово. Смертен не только человек,

не только народы и культуры, но и все человечество в целом, и  весь мир, вся

тварь. Апокалипсис  есть не подлежащий рационализированию парадокс времени и

вечности. Конец  нашего мира наступает во времени, еще  в нашем времени. Но он

также есть конец  нашего времени, и потому он за его  пределами. Конец мира,

как и каждого  отдельного человека, есть событие  и имманентное, и

трансцендентное. Ужас и тоска и вызываются этим непонятным для нас

совмещением имманентного и трансцендентного, посюстороннего и потустороннего,

времени и вечности. Для каждого из нас и для  всего мира наступает катастрофа,

скачок через  бездну, непостижимый выход из времени, в самом времени

совершающийся. Если бы наш греховный  мир в нашем греховном времени  был

бесконечным, не знал конца, то это  был бы такой же злой кошмар, как  и

бесконечное продолжение во времени  жизни отдельного человека. Это было бы

торжеством бессмыслицы. Страшный суд над личностью и миром во внутреннем

своем понимании есть не что иное, как обретение смысла, как установка

ценностей и качеств.

Парадокс времени и вечности существует также и для судьбы личности.

Бессмертная и вечная жизнь объективируется, натурализуется, и тогда говорят о

ней как о загробном существовании. Но бессмертная, вечная жизнь, не

объективированная и не натурализованная, взятая изнутри, есть жизнь

принципиально иного качества, чем  вся природная и даже сверхприродная жизнь,

она есть жизнь духовная, в которой вечность наступает уже во времени. Вечная

жизнь может раскрыться в каждом мгновении, в глубине мгновения  как вечное

настоящее. Вечная жизнь не есть будущая  жизнь, а жизнь настоящего, жизнь  в

глубине мгновения. В этой глубине  мгновения происходит разрыв времени.

Поэтому этически ложна та установка, которая ждет вечности в будущем, как

загробного существования, ждет смерти во времени, чтобы приобщиться к  вечной

божественной жизни. В будущем, в сущности, никогда не наступит вечности, в

будущем есть лишь дурная бесконечность. Так можно представить себе лишь ад.

Вечность и вечная жизнь наступает  не в будущем, а в мгновении, т.е. выходе из

времени, в перекрещении вечной проекции жизни во времени.

Смерть существует извне как  некоторый натуральный факт, наступающий в

будущем, и она означает овременение  бытия, проекцию жизни в будущем. Но

преодоление смерти и победа над  ней означает не забвение и не отсутствие

чувствительности к ней, а принятие ее внутрь духа, когда она перестает  уже

быть натуральным фактом во времени и становится обнаружением смысла, идущего

из вечности. Смерть личная и смерть мировая, как и смерть наций и

цивилизаций, как и смерть исторических форм государства, общества и бытового

уклада, означает катастрофическое напоминание  смысла и правды о том, что они