Русская философия 20 века

В одиночестве, человеку весьма сложно выявить свои заблуждения и просветления. Необходим взгляд со стороны. Тот  факт, что не все сознания бодрствующие, и не все бодрствующие сознания сознающие, но при этом не все сознающие сознания - думающие, позволяет сильно усомниться в собственном бодрствовании  с вытекающими отсюда последствиями. Отсюда автор заключает, что для  более корректного взаимодействия с окружающей действительностью  необходима сверка генерального курса  с выводами мышления субъектов, обладающих иной, необязательно более полной, информацией. Главное - чтобы эта  информация отличалась от той, которая  привела к появлению данных строчек.

Учитывая вышеперечисленное, можно  с определенной уверенностью сказать, что философия является таким  инструментом критического анализа  действий  человека разумного. Эта тенденция, по всей вероятности, появилась еще на заре человечества. Умение абстрагироваться от реальности, перенося в иное измерение (например, из "сегодня" в "завтра") окружающие объекты и среду существования, помогало нашим предкам начать робкие попытки планирования своего, а также потомков, будущего. Таким образом, человек научился мыслить отвлеченно.

Этому способствует несколько особенностей философии. Во-первых, мышление, с ее помощью, почти достигает абсолюта (имеется в виду - стремится к  совершенству) ввиду полной свободы  от каких-либо ограничений. Ограничения  мыслящий субъект ставит сам, во избежание  попадания в неприятные ситуации и сосредоточении усилий на главной  цели. Это помогает ему предсказать  появление неблагоприятных условий  и выработать стратегию преодоления  негативных ситуаций с помощью мер  превентивного характера. Во-вторых, "любовь к мудрости", как называли древние эту  науку, порой невозможно рассматривать отдельно от индивидуума, ее представляющего, так как она составляет самую его суть, без которой останется лишь пустая, гулкая, оболочка.

Философия - это также есть способ по-новому взглянуть на привычные  вещи.[7] Не секрет, что изменение угла зрения на привычные вещи часто позволяет увидеть в нем нечто совершенно новое. Таким образом, мы сами определяем направление своего движения, состояние движения (стояние на месте, возвращение назад, медленное продвижение либо рывок вперед), средства для его осуществления. При этом основная задача мышления - это анализ (раскладываем явление на части), обобщение, формулирование идеи, а затем на основе этой идеи создание логических заключений и обоснование новых идей.

Философия определяет сознание, и  определяется сознанием. Структурируемый  при этом склад ума позволяет  систематизировать полученные и  накапливаемые знания. Формируемое  таким образом мировоззрение  дает нам возможность мыслить  широко, вне рамок условностей, которые  изначально закладывает в нас  социум. Раскрепощение и устремление ума в "высь поднебесную" и присущи изначально такому явлению, как русская философия.[8]

3. Философия России  – экскурс в прошлое

Для русских характерно чуждое иллюзии  чувство реальности,

совмещающееся, однако, со стремлением  к целям,

осуществление которых лежит за пределами всего реального.

Карл НЕТЦЕЛЬ

Скользя по спирали времени от начала "великого собирания, вдумчивый исследователь, несомненно, отметит тот факт, что  древнерусская мудрость имеет ряд  отличительных особенностей в качестве целостного культурно-исторического  феномена. С одной стороны, она  восприняла некоторые элементы восточнославянского  языческого мировоззрения, многокомпонентного по своему составу, поскольку древнерусская  народность формировалась с участием угрофинского, балтского, тюркского, нормандского, иранского этносов. С другой стороны, после принятия христианства  в качестве официальной идеологии и вытеснения языческого типа мировидения на периферию сознания отечественная мысль интенсивно впитывала в себя и творчески перерабатывала через византийское и южнославянское посредничество теоретические положения, установки и концепции развитой восточно-христианской патристики.[9]

В России словно бы пересеклись и  обнажились наиболее существенные моменты  эзотерической истории человечества, скрытые или замутненные в  других цивилизациях. в отличие от современной неопределенности, русская  традиция изначально ориентировалась  на абсолютное метафизическое качество - бесконечность. Ориентация на бесконечность  прямо связана с "инаковостью" по отношению к остальному, этому  миру. Отсюда - удивляющая рационалистов  доктрина "Вечной России", отсюда - поражающее конвенциональных философов  упорство русской мысли в поиске сути России, непрестанное "русскоискательство", которому нет никаких аналогов в  мире (французская философия, к примеру, занята вовсе не "франкоискательством").

Русское мировоззрение по природе  своей трансобъективно, оно не останавливается  на каких бы то ни было "объективных" - интеллектуальных, эстетических или  исторических - достижениях. Но вместе с тем, оно далеко не совпадает  с простой инерцией. Напротив, русская  мысль - даже в самых своих "западнических" проявлениях (Чаадаев) - всегда отличалась известным нонконформизмом по отношению  к исторически мельчавшим "абсолютам" западной философии. И при всей своей  внешней "самозамкнутости" она  ориентировалась на глобальные вопросы, ставя и разрешая их в контексте  собственной традиции, что только углубляло их возможные решения, не давая замкнуть их в достаточно однообразной "европейской культуре" современного мира. Таким образом, можно  сказать, что сама русская традиция со своим метафизическим содержанием  и мифологическим мышлением преодолевает интеллектуальную энтропию современного мира. В этом преодолении и состоит  одна из главных черт загадочной русской  избранности.

Древнерусская языческая модель мироздания, ставшая итогом многотысячного предшествовавшего  пути, имела следующие установки: нерасторжимость с природными циклами, поклонение стихиям, культ тотемов  и почитание предков как способы  социальной определенности. Тройная  вертикальная структура (небо, земля, преисподняя), четвертичное горизонтальное разбиение (север, запад, восток, юг), бинарные оппозиции (верх-низ, мужское - женское, день-ночь) не только структурировали языческое  сознание и создавали своеобразный механизм объяснения мира и человека, но и содержали в себе протомодели, которые впоследствии были преобразованы  в развернутые и рационализированные  концепции.

Каким же было философское знание в Древней Руси? Надо заметить, что  тогда осуждалось "философское  кичение" как самонадеянность  индивидуального разума и восхвалялось "смиреномудрие" как более достойная  позиция - реальное понимание ограниченности человеческих возможностей перед беспредельностью мироздания. Кроме того, вся философская  традиция делилась на "внутреннюю", христианскую, боговдохновенную, направленную на спасение души человеческой, и "внешнюю", ориентированную на познание окружающего  бытия, приобретение полезных знаний, но не ведущую к совершенствованию  человека. Поэтому предпочтение отдавалось первой, но отнюдь не отметалась и вторая.

Василий Розанов с присущим ему  лаконизмом охарактеризовал русских  так: "Духовная нация. Во плоти чуть-чуть." Действительно, русская национальная традиция никогда не фиксировала  какие-нибудь жесткие этнические и  фенотипические черты народа, но напрямую восходила к метафизическим принципам  и мифологическим архетипам, которые, собственно, и являлись критериями русского сознания и бытия. Показательно, что расовая проблематика в ее извращенном, сугубо "физическом" смысле, который сегодня распространен  в мире, так и не укоренилась  в русском менталитете. И тем  любопытнее в этой связи наблюдение проницательного англичанина Стивена  Грэхема, много путешествовавшего  по российскому Северу в начале ХХ века, который точно уловил истинный, гиперборейский смысл этого понятия: "Русские - вулканы, или потухшие, спокойные, или в состоянии извержения. Но под поверхностью даже самых спокойных  и глупых таится жила энергии расы, ведущая к внутреннему огню и  тайне человеческого духа".

В русской национальной психологии существуют различные виды известных  противоречий. Это - апокалиптика и  нигилизм, святость и юродство, аскетизм и разврат, деспотизм и анархизм, жестокость и доброта, коллективизм и индивидуализм, национализм и  всечеловечность, богоискательство и  безбожие, смирение и наглость, рабство  и бунт. Но синтез вовсе не означает усреднения и взаимопогашения этих качеств, либо постоянного торжества  одного над другим. Русская традиция едина, и ее целостная, качественная природа не тождественна ни одной  из ее исторических манифестаций, а  также всей их сумме. Само это единство парадоксальным образом заключено  в обоюдном обострении и радикализации  всех русских "противоречий", а  не в их усреднении или постоянном доминировании какого-либо одного элемента. И в этом - неповторимая специфика "непонятного" русского народа, который, по точному наблюдению Николая Бердяева, "способен внушать к себе одновременно сильную любовь и сильную ненависть".

В 1840 г. архиимерий Гавриил (В. Н. Воскресенский) в своей книге "Русская философия" писал, что русский человек "богобоязлив, до бесконечности привержен вере, престолу и отечеству, послушен, нерешителен  и даже недеятелен там, где подозревает  какое-либо зло от поспешности, трудолюбив, хитр, непобедим в терпении, рассудителен, по отношению к любомудрию отличительный  характер его мышления есть рационализм, соображаемый с опытом".[10] Сущность русского ума - стремление сочетать рассудочность с набожностью, веру со знанием, что и придает особый колорит, настроение русскому характеру. Несмотря на такую дуальную детерминированность, в отношении к русской философии превалирующей тенденцией всегда оставался идеологизм. А это были уже идеи, которые подавляли эмоции.

4. Развитие и  основные идеи русской философии

Двадцатый век для России оказался, мягко говоря, весьма необычным. Такого размаха и колебаний маятника событий история еще не знала. Советский период оказался одним  из самых драматических в жизни  русского народа, что не могло не сказаться и на его мировоззрении.

В этот интервал времени отличительной  особенностью русской философии  являлся идеологизм - помимо большевизма, он охватывал и многие другие направления, преимущественно антикоммунистического, религиозно-консервативного толка. Эти направления равно существовали как в зарубежье, так и в  СССР. Несмотря на "железный занавес", между русской эмиграцией и советским  диссидентством всегда существовало самое  прочное и кровное родство; это  была по существу единая и целостная  духовная оппозиция против "большевизанства", "сталинократии". Их объединяла одна общая черта - решительное неприятие "октябрьского переворота", вера в духовное и политического возрождение  России.

Наиболее известным из русских  философов XX в. справедливо считается Н.А. Бердяев. Антропологичность его философии не только не вызывает сомнения, но, напротив, может быть названа главной, отличительной чертой всех его взглядов, к какой бы области познания ни устремлял своих интересов этот необычайно универсальный и плодовитый мыслитель. Ученый заявляет: "Я решительно избираю философию, в которой утверждается примат свободы над бытием".[11]

Современные философы предлагают различные  классификации тенденций философского знания в этот период. Например, Замалеев А.Ф. в своей работе "Курс истории  русской философии" выделяет в  то время философию антикоммунизма, евразийство, неомонархизм, теорию "всемирного народоустройства", христианский социализм, философию космизма, философско-антропологические  учения и постренессансный мистицизм.

К первому течению он относит  таких значительных русских философов, как Н.А. Бердяева, Н.О. Лосского, Д.С. Мережковского, Ф.А. Степуна, С.Л. Франка, Л.И.Шестова. Согласно мировоззрениям Бердяева и Франка, общественнная  жизнь по самому существу своему духовна, а не материальна. Это духовное выступает в форме "онтологического всеединства" "я" и "ты", или, иначе, соборности. В соборности претворяется богоустановленный миропорядок, который держится на началах иерархии и послушания. Без "водительства" одних и послушания других не бывает никакого общества. В этом смысле общество есть "аристократия-господство лучших". Неравенство оправдано религиозно, и поэтому всякое гуманистическое заступничество за человека, по словам Бердяева, равнозначно неверию в Бога, равнозначно атеизму.

Именно с иерархизмом Бердяев  и Франк связывали формирование личности. Поскольку марксизм отвергает  социальное неравенство, то для него, на их взгляд, не существует действительного, конкретного человека. Он знает человека лишь в "социальных оболочках", совокупности его общественных качеств. Такой  подход к человеку Бердяев объяснял тем, что марксизм ориентируется  исключительно на пролетариат, у  которого "нет ничего оригинального, все у него заимствованное". Исходя из этого, Бердяев и Франк детерминировали  общественные отношения не экономическими и политическими факторами, а  высшей духовной целью. Приобщение к  этой цели достигалось только в "церкви Христовой", дарующей человеку истинную свободу. Права и свободы человека безмерно глубже, чем, скажем всеобщее избирательное право, парламентарный строй и т.д.

Принцип иерархизма служил отправным  пунктом и для П.А. Сорокина, знаменитого  русского социолога, также оказавшегося в эмиграции в 1992г. В своей "Системе  социологии" он рассматривал общество как совокупность коллективных единств, связанных между собой разнообразными функциональными отношениями. Положение  индивидов определялось ролью и  значением тех социальных групп, в которые он входили. Это исключало  их социальное усреднение. К контексте  политологического прогнозирования  поучительный материал представляют труды  Н.С. Тимашева, выдающегося юриста и  социолога, автора многочисленных работ  по советской политической системе. Его главным образом привлекала проблема посткоммунистического развития России. Он не считал, что власть большевиков  будет долговечной. Тимашев пришел к выводу, что в СССР изначально существовали две идеологии. Одна - официальная, созданная Лениным  на основе трудов Маркса, другая - демократическая, антитоталитарная. Эта вторая идеология  очень прочно и глубоко заложена в русском народе. Такие ее пункты, как желание вернуться к системе  частной инициативы и промышленности и требование личной свободы для  каждого человека, особенно привлекательны были для тех, кто имеет близкое  отношение к искусству, науке  и религии.