Русская философия

Западничество как идейное  течение восходит к «Философическим  письмам» П.Я. Чаадаева (1794-1856), философские  воззрения которого носили ярко выраженный религиозный характер. Его историософия основывалась на положении об истории как созидании в мире царства Божия. В связи с этим считалось, что течение исторических событий и ум отдельного человека управляются Провидением. Россию Чаадаев характеризовал как страну, где отсутствуют традиции, которая не внесла никакой лепты в развитие других народов.

Вместе с тем эти  пессимистические рассуждения приводят мыслителя к парадоксальному  выводу: именно в силу своей отсталости Россия может избежать ошибок и заблуждений Европы и дать разрешение всем вопросам, возбуждающим споры. Она призвана завершить большую часть идей, возникших в старых обществах и ответить на вопросы, которые занимают человечество. По мнению Чаадаева, Россия, освоив все ценное, что есть в Европе, может стать центром религиозного синтеза и интеллектуальной жизни.

К западничеству примыкали  те мыслители и политические деятели, которые считали западно-европейскую  культуру последним словом мировой  цивилизации. По их мнению, Россия должна следовать за Европой, идти теми путями, которые уже проложены. Нет смысла заниматься социальным творчеством – все, что нужно, имеется в полноте.

Западники не видели в  стране таких социальных институтов, которые могли быть как-то использованы при движении вперед. Православие воспринималось ими негативно, самодержавие отрицалось, а община рассматривалась как запоздалое историческое явление, препятствовавшее индивидуальному творчеству и проявлению инициативы.

В целом западничество  характеризуется европейской ориентацией мысли, интересом к западно-европейской культуре, борьбой за исправление исторического развития России и перевода ее на путь европейской цивилизации. По своей социальной ориентации западники различались следующим образом: одни представляли революционно-демократическое крыло, другие принадлежали к либеральному направлению. Однако все они выступали против официальной народности и славянофильского учения.

Дискуссия между славянофильством и западничеством велась в общем  плане, ее участники придерживались скорее философии, чем конкретной социологии и политики. Славянофилы тесно взаимодействовали между собой и их трудно представить в отрыве друг от друга. Герцен сравнивал их с Янусом и двуглавым орлом, у которых билось одно сердце. Оба направления прекратили свое существование, так и оставшись каждое при своих представлениях.

Во второй половине XIX-начале XX вв. значительное развитие получила русская философия права (Б.Н. Чичерин, С.А. Муромцев, П.И. Новгородцев). Видным представителем философии права был Б.Н. Чичерин , который в своих произведениях «Философия права» и «История политический учений» разрабатывал теорию общественно-политической и правовой жизни. По его мнению, философские основания права должны служить руководящими началами практики.

Чичерин внес существенный вклад в обновление и развитие философско-правовых исследований в  России. Это стало возможным благодаря  его критике юридико-позитивистских концепций, специфике его философии  права, настойчивой защите государственно-правовых начал и форм либерализма и свободы человека./8/

Глава 2. Развитие русской философской мысли в  конце ХIХ начале ХХ века

2.1.Религиозно-этические искания русской философии

 Русская этическая традиция пока не осмыслена  как специфическое целостное  явление и представлена в научно-исследовательской литературе довольно фрагментарно. Не претендуя на проникновение в ее глубинные смыслы, можно наметить здесь некоторые особенности этических исканий мыслителей XIX-XX веков, т.е. того времени, когда русское этическое сознание оформилось с достаточной определенностью. На первый взгляд, этическое наследие философов этого периода предстает в виде разрозненной мозаики, однако при более пристальном рассмотрении обнаруживаются скрепляющие ее закономерности, связанные, в частности, со своеобразием русского способа философствования. (Одно из его проявлений было выражено Ф.М.Достоевским следующим образом: «русская идея» заключается в «осуществлении всех идей»). Известная степень закономерности проявляется также в обозначении границ двух главных тенденций развития русского этического мышления. Одна из них воплощает тяготение к материалистической интерпретации морали, наиболее явно реализуясь в воззрениях русских революционных демократов; другая ориентирована на идеалистическую парадигму. Понимая некоторую условность четкой фиксации этих тенденций, можно все же попробовать их кратко охарактеризовать.

Идеалистическая ветвь  русской этики, для которой рубеж XIX и ХХ веков оказался эпохой Ренессанса, чрезвычайно разнообразна и многоцветна, хотя основополагающие ее идеи довольно традиционны для религиозной интерпретации нравственности. Русская идеалистическая этика, как чрезвычайно сложное, во многом уникальное явление духовной культуры, требует отдельного разговора, поэтому в данном случае можно лишь в самом общем виде зафиксировать некоторые ее проявления. 
Наиболее интересными, с точки зрения развития этической рефлексии, представляются такие направления в идеалистическом потоке русской философии, как философия «всеединства» (В.С.Соловьев, С. Н. . Трубецкой, Е.Н.Трубицкой, С. Н. Булгаков, СЛ.Франк) и экзистенциальная философия (Н.А.Бердяев, Л.И.IlIестов), поскольку этика являлась центром исследовательских интересов этих мыслителей, а предложенные ими идеи наиболее оригинальны и во многом созвучны духовным исканиям сегодняшнего дня. русские идеалисты посягали на решение главных вопросов бытия, их яркое, самобытное, во многом противоречивое наследие свидетельствует о попытках осмыслить судьбу человека в мире, проблемы смерти и бессмертия, свободы и творчества. 
         Если выделять некоторые общие характеристики способа философствования этих мыслителей, то в первую очередь следует обратить внимание на иррационалистическую тенденцию, в той или иной мере проявившуюся в их творчестве, и на свойственную ему установку на панэтизм, и то, и другое во многом было обусловлено комплексом социально-экономических и идейно-теоретических предпосылок. Кризисное состояние России, нaгpoмождение и обострение социальных противоречий порождали инфляцию нравственных ценностей и идеологический вакуум, который чем-то нужно было заполнить российская интеллигенция, убежденная в необходимости глобальных перемен, мучительно искала ответа на, вопрос: что делать? или, в формулировке С.Франка: "Что делать мне и другим, - чтобы спасти мир и впервые оправдать свою жизнь". 
           Недолжный, неразумный характер российской действительности порождал сомнение в возможностях рационального познания мира, стремление к поиску иных (сверхрациональных или внерациональных) способов постижения сущности бытия. В этом поиске русская идеалистическая этика эволюционирует от умеренного иррационализма (философы "всеединства") к откровенному иррационализму (Н.Бердяев) и антирационализму (Л.Шестов). Религиозно-мистическая форма российского иррационализма предполагала безусловную значимость религии, без которой невозможно о существование высших ценностей ("Определяющей силой в духовной жизни человека является его религия ... ". С.Булгаков)./9/

Таким образом, необходимо отметить, что интерес к наследию русских идеалистов, который пробудился относительно недавно и не успел еще угаснуть явление, несомненно, позитивное. Сама по себе попытка одухотворения мира, выявления приоритета морали имеет чрезвычайно важное значение и во многом созвучна с тем процессам, которые характерны для нашего времени. Вполне вероятно, что приобщение к таким высоким образцам российской культуры способно хоть в какой-то мере симулировать процесс индивидуального нравственного совершенствования.

2.2.Учение B.C. Соловьева  как вершина русской религиозной философии

Владимир Сергеевич  Соловьев (1853—1900) родился в семье  известного русского историка, профессора Московского университета Сергея Михайловича  Соловьева. По материнской линии  он — родственник Григория Сковороды. Владимир был одним из девяти детей и, судя по собственному позднему признанию, очень впечатлительным ребенком. «Странным ребенком был я тогда, странные сны я видал». «Странным ребенком», можно сказать, он оставался всю жизнь.

Разочарование в естествознании обернулось для Соловьева разочарованием в науке вообще. «Наука не может быть последнею целью жизни, — пишет он своей кузине Кате Романовой. — Высшая истинная цель жизни другая — нравственная (или религиозная), для которой и наука служит одним из средств». На языке классической немецкой философии это означает приоритет практического разума над теоретическим. «...Философия в смысле отвлеченного, исключительно теоретического познания, — пишет Соловьев, — окончила свое развитие и перешла безвозвратно в мир прошедшего» /10/

Философская система  на основе «цельного знания».

Принято считать, что  с учения Соловьева в истории  русской философии начинается период философских систем. Учение Соловьева  действительно являет собой некоторого рода систему, без которой дальнейшее развитие русской религиозной философии непонятно. Каково же содержание этой системы?

Здесь нужно опять  вернуться к своеобразию русской  религиозной философии, которое  было связано, прежде всего, с тем, что  Россия отстала от Запада лет эдак на пятьдесят, а потому была вынуждена и в своем философском развитии повторять «зады» западноевропейской философии. С другой стороны, Россия имела перед собой опыт западноевропейского развития, которое к концу XIX века в культурном отношении обнаружило явный тупик.

Последнее и нашло выражение в творчестве Соловьева, которое имело явную критическую направленность. Об этом говорят даже названия его произведений — «Критика отвлеченных начал», «Кризис западной философии». Эта направленность проявляется не только в творчестве Соловьева. В конце XIX века разговоры о кризисе европейской культуры становятся общим местом. И основной признак этого кризиса, по общему убеждению, — распад культуры на ее составляющие, которые у истоков европейской истории составляли некоторое органическое единство.

Европейские критики  кризиса культуры под истоками имели  в виду эпоху Возрождения. В России Возрождения не было, а потому Соловьев, как и другие представители русской  религиозной философии, свой идеал  «цельного знания» искали и находили в более раннем состоянии европейской культуры — в Средневековье. Возрождение с его титанизмом и богоборчеством было для них уже началом «грехопадения». Отсюда центральная идея Соловьева — идея всеединства. И это единство должно охватывать все формы отношения человека к действительности — науку, опыт, знание, веру.

Европейская философия  оказалась «отвлеченной». Но «отвлеченной»  от чего? Обычно в таких случаях  имеют в виду жизнь, практику. У  Соловьева ответ на этот вопрос иной: европейская философия оказалась  отвлеченной от религии. Следовательно, необходимо снова вернуться к средневековому, по сути, единству религии и философии. Двести с лишним лет европейского философского развития, таким образом, оказались пустой страницей.

Но хотя Соловьев открещивается  от «западной» философии, истоки его собственной философии оказываются во многом «западными». Во всяком случае, среди тех философов, которые оказали на него влияние, можно назвать Лейбница, Спинозу, Канта, Шопенгауэра, Фихте, Эдуарда фон Гартмана, Шеллинга.

Гегель был вершиной европейского рационализма. И как раз у него, считает Соловьев, обнаруживается ограниченность этого рационализма. Одновременно рождается требование иной «положительной» философии, ответом на которое стала, согласно Соловьеву, прежде всего «философия бессознательного» Эдуарда фон Гартмана. При этом Соловьев достаточно подробно анализирует философию Гартмана и находит, что она предъявляет нам общие результаты всего западноевропейского философского развития. И эти результаты следующие:

«1. По логике или учению о познании: признание односторонности и потому неистинности обоих направлений философского познания на Западе, а именно направления чисто рационалистического, дающего только возможное познание, и направления чисто эмпирического, не дающего никакого познания, и тем самым утверждение истинного философского метода.

2. По метафизике: признание  в качестве абсолютного всеначала  — вместо прежних абстрактных  сущностей и ипостасей — конкретного  всеединого духа.

3. По ифике: признание,  что последняя цель и высшее благо достигаются только совокупностью существ посредством необходимого и абсолютно целесообразного хода мирового развития, конец которого есть уничтожение исключительного самоутверждения частных существ в их вещественной розни и восстановление их как царства духов, объемлемых всеобщностью духа абсолютного» /11/

Таков, по Соловьеву, положительный  итог европейского философского развития. Но дело в том, что этот «положительный»  итог возвращает философию к тем  допотопным временам, когда, по сути, никакого философского развития еще не было. И сам Соловьев констатирует, что западное философское развитие утверждает в рациональной форме то, что в свое время в форме веры и духовного созерцания утверждалось великими теологическими учениями Востока (отчасти древнего, а в особенности христианского). А значит, новейшая философия должна с необходимостью подать руку религии. И отсюда вытекает положительная программа: соединить Восток и Запад. «Осуществление этого универсального синтеза науки, философии и религии, первые и далеко еще не совершенные начала которого мы имеем в «философии сверхсознательного», должно быть высшею целью и последним результатом умственного развития».

Дать миру философию  всеединства, по мнению Соловьева, и  есть историческая миссия России. «Великое историческое призвание России, — пишет он, — от которого только получают значение и ее ближайшие задачи, есть призвание религиозное в высшем смысле этого слова». Это и есть то, что получит потом название «русская идея». И эта идея, как уже говорилось, состоит у Соловьева в том, чтобы осуществить синтез философии, теологии и науки.

Иначе говоря, философская  система Соловьева очень рассудочная, и идея всеединства в ней представлена очень формально. И это при  явной склонности Соловьева к  мистицизму. Рассудок и мистика в его учении оказываются двумя разными, никак не связанными между собой опорами т. е. на уровне философского метода задуманного всеединства, как и единства, у Соловьева явно не получилось./12/

2.3.Философия  Н. А. Бердяева

Николай Александрович Бердяев (1874—1948) родился в Киеве в семье потомственных военных.

Две работы Бердяева «Философия свободы» и «Смысл творчества» концентрируют  в себе все его основные философские  идеи. Кроме того, они чисто текстуально  включают в себя содержание более ранних работ Бердяева.

Бердяев, как и его  предтеча Ницше, и как многие другие их современники, исходит из того факта, что современная культура находится  в безнадежном кризисном состоянии. «Культура, — пишет Бердяев, —  по глубочайшей своей сущности и  по религиозному своему смыслу есть великая неудача. Философия и наука есть неудача в творческом познании истины; искусство и литература — неудача в творчестве красоты; семья и половая жизнь — неудача в творчестве любви; мораль и право — неудача в творчестве человеческих отношений; хозяйство и техника — неудача в творческой власти человека над природой. Культура во всех ее проявлениях есть неудача творчества, есть невозможность достигнуть творческого преображения бытия»/13/