Тайна псевдонимов Киркегора

Тайна псевдонимов Киркегора

Если что и побудило исследователей Киркегора рассматривать его личность и его творчество как загадку, которую, по словам Веттера, "он заботливо скрывал", то это в первую очередь самый способ, каким экзистенциальный философ высказывал свои мысли. Этот способ Киркегор называл косвенным; он действительно открывает широкие возможности для самых противоположных трактовок. Для мыслителя, желающего быть понятым недвусмысленно, избегающего опасности превратного истолкования своих произведений, этот способ по меньшей мере не самый лучший. И не случайно еще при жизни Киркегора, его сочинения толковались отнюдь не так, как того хотел бы их автор. Тем не менее Киркегор неизменно — за исключением нескольких работ — прибегал именно к косвенному изложению своих идей, вкладывая их в уста других — вымышленных — лиц и позволяя этим последним доводить любую идею до ее логического и, так сказать, экзистенциального конца.

Такое неизменное обращение  к косвенному методу высказывания заставляло многих полагать, что Киркегор этим просто хочет "сбить с толку любопытствующих", и что, следовательно, косвенный способ изложения есть лишь внешний прием, которым автор пользуется ради посторонних его идеям целей. Такое предположение часто влекло за собой стремление отвлечься от этого неадекватного способа изложения и однозначно прочесть его работы.

На самом же деле косвенный метод, которым Киркегор пользуется с исключительной виртуозностью, невозможно отделить от содержания его творчества: он представляет собой единственно адекватный способ изложения содержания, и задача состоит прежде всего в том, чтобы выявить специфику последнего, благодаря которой оно принципиально не может быть представлено в прямой, однозначной форме.

Основные произведения Киркегора написаны им не от своего имени: за исключением диссертации, посвященной исследованию проблемы иронии и вышедшей в свет в 1841 г., а также нескольких религиозных произведений, все свои работы он подписывал различными вымышленными именами. Всего у Киркегора было двенадцать псевдонимов, вот некоторые из них: Виктор Эремита ("Или — Или"), Иоганнес де Силенцион ("Страх и трепет"), Констанцион Константин ("Повторение"), Николай Нотабене ("Предисловия"), Иоганнес Климакус ("Философские крохи"), Антиклимакус ("Упражнение в христианстве") и т. д. Эти многочисленные "авторы" спорят между собой, некоторые из них обнаруживают сходную позицию, но чаще просто дополняют, развивают мысль предыдущих; иные, высказав свою точку зрения, исчезают совсем, другие вновь появляются спустя несколько лет.

Эта своеобразная игра настолько  занимает Киркегора, что он внимательно  относится к ее деталям; с большой  тщательностью продумывает он — иногда даже сюжетно — историю того, как к кому-нибудь из этих "авторов" случайно попадает, причем очень запутанными путями, неизвестная рукопись, как он сам удивлен и заинтересован ею и в то же время не может вынести относительно нее какого-либо определенного суждения, что и предоставляет сделать читателю, и т. д.

Такой способ изложения  философского содержания в известной степени напоминает платоновский. Ведь Платон тоже пользовался косвенным методом для развития и сообщения своих идей; он строил диалог так, чтобы каждая из точек зрения представлялась определенным лицом (в отличие от псевдонимов Киркегора эти лица у Платона часто были исторически реальными), задача которого — привести все возможные аргументы в пользу занимаемой им позиции. Однако, в отличие от Платона, сталкивавшего точки зрения как определенные теоретические позиции (так что его диалоги всегда представляли собою философские беседы, а деятельность, поступки, решения, настроения участников диалога оказывались вне поля зрения), Киркегор сталкивает не только и не столько различные образы мысли, сколько различные образы жизни; его не столько интересует способ понимания истины, сколько способ бытия в истине или же тип экзистенции.

В этом смысле творчество Киркегора — не философский диалог, а экзистенциальная драма, где в качестве действующих лиц выступают не только персонажи, но и отдельные произведения. Отношения персонажей при этом крайне своеобразны, они ведут себя по меньшей мере странно: все они живут двойной жизнью, выступая прежде всего от своего имени, затем — в качестве оппонента по отношению к другому лицу, причем эта вторая их роль гораздо более самостоятельна, чем первая. У каждого из них, или почти у каждого, есть двойник; это или двойник-оппонент, или двойник-комментатор. В первом случае они выступают как герои, существование которых в конечном счете есть их собственное отрицание, во втором — как герои-марионетки: их жизнь — лишь призрачный способ жизни совсем других персонажей. При этом все герои настолько же не зависят от создавшего их автора, насколько полностью зависят друг от друга. Исходя из содержания произведений Киркегора, трудно определить, какова же позиция автора. Эту задачу, однако, решил облегчить он сам, попытавшись дать читателям путеводную нить, которая помогла бы им ориентироваться в построенном им лабиринте. Первую попытку набросать схему такого путеводителя он предпринял еще в 1849 г. в статье "Точка зрения на мою писательскую деятельность". А в 1851 г. Киркегор написал работу "О моей деятельности как писателя", где попытался объяснить читателям своеобразие своего писательского стиля и дать как бы соподчинение различных жанров. В этих двух работах Киркегор делит свои произведения на три группы: к первой относятся произведения, развивающие эстетическую точку зрения; ко второй — так называемые промежуточные произведения и к третьей — религиозные.

Между тем многие авторы основывают свое понимание Киркегора не столько на его произведениях, сколько на том, что о них сказал сам Киркегор. Например, Мартин Туст, рассматривая особенности стиля Киркегора, замечает, что Киркегор создает своего рода театр марионеток, в котором проигрывается ряд сюжетов и ситуаций, занимавших самого Киркегора и характерных для его времени . Описывая стилистические приемы Киркегора, другой исследователь его, Роберт Хайс, говорит, что продукты фантазии Киркегора составляют самостоятельный мир, разыгрывают на сцене драму, "автором, режиссером и постановщиком которой, а также ее комментатором, критиком и публикой является сам Киркегор". Хайс молчаливо присоединяется к тем, кто пытается объяснить косвенный метод Киркегора чисто психологическими факторами, имеющими отношение к личным намерениям автора что-то скрыть от публики или применить новейшую технику для пропаганды библейской истины. В результате задача исследования Киркегора сводится к освобождению его "заветных" мыслей от этого облачения и их изложению или в виде философской доктрины, или в форме религиозного учения — в зависимости от интересов самого интерпретатора.

В действительности киркегоровские идеи невозможно понять вне той формы, в которой они у него выступают, невозможно очистить от неадекватного способа их изложения, ибо последний составляет самую душу этих идей. Только исследование вопроса о том, что такое косвенный способ изложения, косвенный способ мышления, косвенный способ бытия, позволит рассмотреть учение Киркегора в его целостности, а не свести его к одному из моментов.