Жан - Поль Сартр

С возрастом Сартр становился все непримиримей. Во второй половине 1960-х годов разгорелась война  во Вьетнаме при самом активном участии  США. Сартр становится председателем  «общественного трибунала Рассела», целью которого было расследование  фактов геноцида во Вьетнаме.

«В 1945 году в Нюрнберге  впервые возникло понятие политического  преступления. Наш трибунал не предлагает ничего иного, как применить к  капиталистическому империализму его  же собственные законы. Юридический  арсенал не ограничивается только нюрнбергскими  законами, есть еще пакт Бриана-Келлога, Женевская конвенция и другие международные отношения».

Наступил 1968 год, который  наложил определяюший отпечаток на всю оставшуюся жизнь Сартра. В мае разразились серьезные студенческие волнения в Париже, и 63-летний философ решил, что настал час свержения «диктатуры буржуазии». Особенно вдохновлял лозунг бунтующих студентов — «Воображение к власти!», ведь воображение, по Сартру, — самая характерная и самая драгоценная особенность человеческой реальности. Он начал свою философскую работу с феноменологии воображения, набросок которой был опубликован еще в 1936 году, и ею же кончил, исследуя мир воображения Флобеpa. Но звонкие лозунги делу не помогли, правительство де Голля довольно быстро восстановило порядок, а Сартр окончательно махнул рукой на коммунистов, обвинив их в том, что они «боятся революции».

Весной 1970 года Сартр становится главным редактором маоистской газеты «Народное дело» с целью, как  он сам рассказывал, в какой-то мере обезопасить своим авторитетом  это издание от полицейских преследований, а для таких преследований  основания были. Об этом можно судить даже по интервью, которое Сартр  дал в 1972 году, — интервью, многозначительно озаглавленное «Я верю в нелегальность».

«Культурную революцию» он рассматривает в контексте внутрипартийной  борьбы в Китае и не питает иллюзий  относительно внешней политики этой страны. Он склонен считать культурную революцию делом серьезным и  нужным, в частности, как лекарство  от элитарной концепции интеллектуальной деятельности.

Трудно все-таки понять причины  обострения его политического экстремизма  в последние десять лет жизни. Конечно, все это развертывалось на фоне угасания творческих сил. После  «Бытия и Ничто» ему не удалось  завершить ни одного из задуманных фундаментальных теоретических  произведений. Остался в рукописи объявленный в самом конце  онтологического трактата труд по этике, не получился второй том «Критики», наконец, так и не появился завершающий  — четвертый — том исследования о Флобере, в котором должны были быть собраны все нити такого извилистого  и почти патологически пространного анализа.

Сартр увидел в группах  экстремистской молодежи «свободу, равенство  и братство» и «непосредственную  прямую демократию» в противовес представительной, которую он ни в  грош не ставил.

К оборотной стороне экстремистских молодежных товариществ он был до странности нечувствителен, вплоть до того, что пытался взять под  защиту руководящих террористов  подпольной «Красной Армии» (правда, осуждая  при этом их практику). Так он пытался  принять участие в судьбе группы Баадер-Майнхоф, чем вызвал бурю негодования в ФРГ.

На президентских выборах  в 1974 году он занял позицию «революционного  неучастия». По этому поводу Симона де Бовуар заявила в интервью: «Тот факт, что Жан-Поль Сартр не голосует, для меня означает его стремление остаться вне институтов, которое  заслуживает уважения». Теперь главной  формой его философско-публицистической активности становятся интервью и записываемые на магнитофон разговоры (чаще всего  его собеседником был его личный секретарь, один из бывших руководителей  «пролетарской левой» Бенни Леви).

В день семидесятилетия М. Конти (один из главных исследователей творчества Сартра) спросил его, как он относится к «этикетке экзистенциалиста», и получил ответ: «Слово это идиотское. Как Вы знаете, я его не выбирал: его на меня наклеили, и я его принял. Теперь я его больше не принимаю». Тогда Конти поинтересовался, кем бы он все-таки предпочел называться — марксистом или экзистенциалистом. Сартр сказал: «Если уж вообще нельзя без этикетки, я бы предпочел именоваться экзистенциалистом».

В мае 1975 года американские философы взяли у Сартра интервью в связи с его семидесятилетием, и в этом интервью зафиксированы  некоторые итоги последнего этапа  философской эволюции мыслителя. «Я считаю себя философом-картезианцем, по крайней мере, в «Бытии и Ничто»…  Философия есть исследование бытия и существований… Вот в чем я действительно отличаюсь от марксистов… Я понимаю вопрос класса, социальный вопрос, отправляясь от бытия, которое шире, чем класс, в этом я вижу свое превосходство над марксистами».

В 1979 году Сартр принял участие  в последней политической акции  своей жизни. Это было требование к правительству принять беженцев из Вьетнама, когда десятки тысяч  человек на утлых суденышках вышли  в открытое море, чтобы найти пристанище на чужой стороне; и немалое число  их погибло.

В последний раз старый философ продемонстрировал, что  жизнь и свобода отдельного человека для него дороже идеологических догм. Печальным оптимизмом веет от его  последней беседы со своим секретарем. «Видишь ли, мои сочинения неудачны. Я не сказал ни всего, что хотел, ни так, как я этого хотел… Я думаю… будущее опровергнет много моих утверждений; надеюсь, некоторые из них выдержат испытание, но во всяком случае История не спеша движется к осознанию человека человеком… Вот что дает тому, что мы сделали и сделаем, некоторого рода бессмертие. Иначе говоря, надо верить в прогресс. И это, может быть, одна из моих последних наивностей».

Официальных похорон не было. Жан-Поль Сартр, умерший в 1980 году, перед  смертью сам просил об этом. Известный  французский писатель, активный участник левого движения и крупнейший философ  своего времени, превыше всего ценил  искренность. Однако по мере того как  похоронная процессия продвигалась по левобережному Парижу, мимо любимых  писателем мест, к ней стихийно присоединились 50 тысяч человек.