Жизнь и учения Сократа

В отличие от иронии Сократа, высмеивающего все ложное и псевдосерьезное, ирония киников переходит в сарказм и скандал, в полное пренебрежение всеми обычаями и нормами поведения. Бросая вызов принятому образу жизни, киники отгораживались от мира и проповедовали автаркию, самоудовлетворение, независимость от внешнего социального мира. Антисфен считал, что мудрый, имея в себе все, довольствуется собой, а Диоген отгородился от мира, поселясь в бочке. Сократ собирал вокруг себя всех желающих вступить с ним в диалог; Диоген же, согласно преданию, днем с огнем (с фонарем) «искал человека» в Афинах. Однажды, когда он крикнул: «Эй, люди!» — и к нему прибежали несколько человек, он прогнал их палкой, сказав: «Я звал людей, а не отбросы». Излишне говорить, что такая позиция совершенно немыслима для Сократа. Ориентируя на самопознание и благоразумие, он не замыкался в себе, но шел к людям, чтобы разделить с ними свои мысли и чувства, свои сомнения и надежды.

«Ты утверждаешь, что пригодное сильнейшему — это и есть справедливое. Если Полидамант у нас всех сильнее в борьбе и в кулачном бою и для здоровья его тела пригодна говядина, то будет полезно и вместе с тем справедливо назначить такое же питание и нам, хотя мы и слабее его?»платон «государство»  (338 с—d).

 

Гипотеза Сократа

Рассмотрим один из примеров использования Сократом гипотезы как средства нахождения этических определений. С этой целью обратимся к диалогу Платона «Евтифрон», в котором речь идет о благочестии. В прологе к нему говорится о встрече Сократа и Евтифрона у здания суда. Сократ пришел на суд в связи с выдвинутым против него обвинением в нечестии и развращении юношества. Вступив в беседу с Евтифроном, хваставшимся обширными познаниями в области религии и считавшим себя благочестивым, Сократ узнает, что тот явился сюда по крайне необычному делу: набожный Евтифрон решил возбудить уголовное дело против своего отца, по вине которого умер один из слуг. В связи с этим Сократ обращается к Евтифрону с вопросом — не приписывает ли Евтифрон себе чрезмерное знание божественных дел и не опасается ли он совершить нечестия, обвиняя отца в убийстве? Получив ответ, что он, Евтифрон, не сомневается в своих знаниях божественных дел, как и не опасается совершить неблагочестивый поступок, Сократ переходит к выяснению вопроса о том, что считать благочестием и нечестием.  
По определению Евтифрона, благочестие — это преследование преступника, виновного в убийстве, в святотатстве и других подобных делах, — будь то отец, мать или кто другой. Сократ возразил, что Евтифрон просто привел пример благочестия, в то время как от него требовалось общее определение понятия, которое охватило бы все случаи благочестивых поступков. Евтифрон предложил новое определение, согласно которому благочестие — это то, что угодно богам, а нечестие — то, что им неугодно (Платон. Евтифрон. 6 е —7 а). При этом Сократ, говоря, что ему неизвестно еще, является ли верным это определение, замечает не без иронии, что его собеседник докажет, конечно, справедливость выдвинутого им положения. Получив утвердительный ответ, Сократ спрашивает: можно ли считать определение благочестия, данное Евтифроном, верным, если признано, что между богами бывают разногласия, ссоры и взаимная вражда? Ведь если среди богов нет единого мнения, то нет и гарантии, что один и тот же поступок, например, поступок Евтифрона, будет одобрен одними и осужден другими богами. 
В попытке избежать противоречия Евтифрон предположил, что боги не будут придерживаться разных взглядов относительно человека, незаконно убившего другого, и согласятся в том, что убийца должен быть наказан. Сократ заметил, что это соображение Евтифрона ничего не доказывает, ибо и среди людей никто не считает, что преступник не должен быть наказан: разногласия начинаются, когда приступают к рассмотрению дела и выясняют, кто и за что должен понести наказание. Сказанное в полной мере применимо и к богам. Стало быть, рассуждение возвращается к исходному пункту — к тому, что один и тот же поступок одними богами будет одобрен, а другими нет.  
Евтифрону, оказавшемуся в тупике, Сократ предлагает внести поправку в последнее из определений благочестия, а именно в определение, согласно которому благочестие — это то, что любезно богам, а нечестие — то, что им ненавистно. После внесения поправки определение получило следующий вид: то, что ненавистно всем богам, — это нечестие, а то, что любезно всем, — это благочестие (Там же. 9 е). Согласившемуся с этим определением Евтифрону Сократ предлагает подумать: благочестивое потому ли благочестиво, что любезно богам, или же потому любезно богам, что есть нечто благочестивое?  
Евтифрону, который не понял смысла вопроса, Сократ разъяснил: благочестивое благочестиво не потому, что оно любимо богами, но, напротив, потому оно любимо ими, что благочестиво (Там же. 10 с). Иначе говоря, благочестивое не зависит от одобрения или неодобрения богов; любовь богов, их единодушное одобрение или неодобрение не есть еще существенный признак благочестия, не определяет существа благочестия как такового, а указывает всего лишь, как оно действует на богов. Благочестие, будучи первичным по отношению к богам, представляет собой тот принцип и ту норму, которыми боги руководствуются при оценке, одобрении или неодобрении того или иного поступка.  
Итак, в приведенном отрывке Сократ показал, что определения благочестия, которые выдвинул Евтифрон, являются не определениями, а предположениями (гипотезами), в которые необходимо внести коррективы и изменения. Поэтому, когда Евтифрон определил благочестие как то, что любезно богам, Сократ заявил, что неизвестно, верно ли это определение. Установив, что данное определение неудовлетворительно (в силу существования разногласий среди богов), Сократ побудил собеседника изменить определение, внести в него поправки. Видя его затруднения, Сократ взял эту задачу на себя. Обращаясь к Евтифрону, он сказал: «Я освобождаю тебя от ответа, Евтифрон: пусть, коли тебе угодно, все боги считают этот поступок противозаконным и ненавистным им. Но давай внесем сейчас такую поправку в рассуждение» (Там же. 9 d). 

 

                                                  Цитаты

 

«Кто хочет с успехом заниматься хозяйством или заведовать

государственными делами, тому, нужно еще погадать. Правда, чтобы стать хорошим

плотником, кузнецом, земледельцем или хорошим счетчиком, домохозяином, военачальником,—

всеми такими знаниями, может овладеть, конечно, и человеческий ум; но самое главное

в них, боги оставляют себе, и ничего из этого люди не знают».

(Ксенофонт «Воспоминания о Сократе»  Ι. Гл. 1. Опровержение  первого пункта обвинения. стр.6)

 

«Кто воображает, будто в подобных случаях нет ничего зависящего от бога, а все будто бы зависит от человеческого рассудка, тот безумец; безумцы также и вопрошающие оракул о том, что боги предоставили людям самим познать и решать, как, например, если бы кто стал спрашивать, какого человека лучше взять в кучера экипажа — умеющего править или не умеющего; или какого лучше взять в рулевые корабля — умеющего править или не умеющего; вообще, кто вопрошает богов о том, что можно знать посредством счета, меры, веса, и о тому

подобных вещах, тот, поступает нечестиво».

(Ксенофонт «Воспоминания о Сократе»  Ι. Гл. 1. Опровержение  первого пункта обвинения. стр. 7)

 

«Кто берет плату за свои беседы - продавцы самих себя в рабство, так как они обязаны

разговаривать с теми, с кого берут плату».

(Ксенофонт «Воспоминания о Сократе» I. Гл. 2. Опровержение второго пункта обвинения. стр. 10)

 

«Глупо должностных лиц в государстве выбирать посредством бобов, тогда как никто не хочет иметь выбранного бобами рулевого, плотника, флейтиста или исполняющего другую подобную работу, ошибки в которой приносят гораздо меньше вреда, чем ошибки в государственной деятельности».

(Ксенофонт «Воспоминания о Сократе» I. Гл. 2. Опровержение второго пункта обвинения. стр. 11)

 

«Странно было бы, мне кажется, если бы человек, ставши пастухом стада коров и уменьшая число и качество коров, не признавал себя плохим пастухом; но еще страннее, что человек, ставши правителем государства и уменьшая число и качество граждан, не стыдится этого и не считает себя плохим правителем государства»

(Ксенофонт «Воспоминания о Сократе» I. Гл. 2. Опровержение второго пункта обвинения. стр. 15)

 

«Человек, заключающий в оковы другого за недостаток у него образования, может быть на законном основании сам заключен в оковы людьми, знающими то, чего он не знает».

(Ксенофонт «Воспоминания о Сократе» I. Гл. 2. Опровержение второго пункта обвинения. стр. 19)

 

«Сумасшедших, следует держать в оковах как для их собственной пользы, так и для пользы их друзей; а что касается не знающих того, что нужно знать, то справедливость требует, чтобы они

учились у знающих».

(Ксенофонт «Воспоминания о Сократе» I. Гл. 2. Опровержение второго пункта обвинения. стр. 19)

«Даже и при жизни, всякий, хоть и любит себя более всего, от своего собственного тела сам отнимает все ненужное и бесполезное и другому предоставляет это делать. (больные части) со страданием и болью, да еще считают себя обязанными за это платить им и гонорар; слюну выплевывают изо рта как можно дальше, потому что, оставаясь во рту, пользы она

не приносит им никакой, а гораздо скорее приносит вред».

(Ксенофонт «Воспоминания о Сократе» I. Гл. 2. Опровержение второго пункта обвинения. стр. 20)

 

«Быть работником — полезно человеку и хорошо, а быть бездельником — вредно и дурно, и что работать — хорошо, а бездельничать дурно»

(Ксенофонт «Воспоминания о Сократе» I. Гл. 2. Опровержение второго пункта обвинения. стр. 20)

 

«Людей, ни словом, ни делом не приносящих пользы, не способных помочь в случае надобности ни войску, ни государству, ни самому народу, особенно если сверх того они еще и наглы, необходимо всячески обуздывать, как бы богаты они ни были».

(Ксенофонт «Воспоминания о Сократе» I. Гл. 2. Опровержение второго пункта обвинения. стр. 21)