Внешнеполитическая стратегия Китая в Центральной Азии

Внешнеполитическая стратегия Китая в Центральной Азии

Внезапный распад СССР и появление в центральноазиатском регионе независимых государств стало полной неожиданностью для Китайской Народной Республики (КНР), которая столкнулся с необходимостью формирования совершенно нового вектора своей внешней политики. Поэтому в начале 90-х годов XX века Китай не был готов к проведению активной внешнеполитической линии в Центральной Азии (ЦА). В силу соображений стратегического характера и учитывая неопределенность дальнейшего развития ситуации в самом центральноазиатском сегменте постсоветского пространства, Пекин попытался дистанцироваться от «внутренних проблем» региона и сосредоточиться на первоочередных вопросах обеспечения безопасности приграничных с Центральной Азией китайских территорий.

Во второй половине 90-х годов Китай заметно усилил свою активность на центральноазиатском направлении, повышение значимости которого во многом было продиктовано растущей обеспокоенностью Пекина комплексом проблем безопасности и социально-экономического развития западных территорий КНР. При этом, реально оценивая собственные, тогда явно ограниченные возможности, Китай для реализации целей своей политики в Центральной Азии сделал ставку на тандем с Россией. Результатом этого стало создание «Шанхайской пятерки», а затем – Шанхайской организации сотрудничества. Таким образом, Китай стал не только одним из инициаторов, но и локомотивом многопрофильной региональной организации. Наряду с интенсификацией взаимодействия со странами ЦА по вопросам политики и безопасности, определенный импульс был дан также и развитию экономических отношений. Это нашло отражение как в увеличении масштабов торговли, так и некотором росте китайской проектно-инвестиционной активности, главным образом, в нефтегазовой отрасли Казахстана.

После событий 11 сентября 2001 года и последовавшей под эгидой США антитеррористической операции в Афганистане внешняя политика КНР в ЦА в очередной раз подверглась существенной корректировке, став еще более активной и наступательной. Рассматривая присутствие Соединенных Штатов в Центральной Азии в качестве одного из рычагов воздействия на Китай как на потенциального соперника, Пекин полагал, что политика Вашингтона может стать катализатором негативных тенденций развития региона и приграничных с ним китайских территорий. Кроме того, в условиях набирающей мощь национальной экономики для КНР стало принципиально важным обеспечить доступ к сырьевым, в первую очередь нефтегазовым ресурсам ЦА, чему могли помешать планы США по политическому, экономическому и военному переформатированию Центральной Азии и смежных пространств. Исходя из этого, основной акцент Пекин сделал на укрепление ШОС и развитие двусторонних связей с государствами-членами Организации, прежде всего в экономической сфере. Именно это могло облегчить КНР реализацию в ЦА крупных экономических проектов, одновременно поддержав в регионе социально-экономическую стабильность и существующие политические режимы.

Переход Китая к наступательной политике в Центральной Азии после 11 сентября 2001 года позволил Пекину существенно усилить свои позиции в регионе. Однако результаты внешнеполитической активности КНР по-прежнему носят крайне противоречивый характер как с точки зрения долгосрочных интересов центральноазиатских государств, так и с точки зрения долгосрочных интересов самого Китая.

С одной стороны, крупным прорывом явилось укрепление ШОС и превращение ее в многопрофильный институт межгосударственного сотрудничества. Благодаря этому Китай получил уникальную возможность принимать непосредственное, а самое главное, легитимное участие в жизни Центральной Азии, став к тому же одним из ключевых элементов формирующейся системы региональной безопасности.

С другой стороны, формат китайско-центральноазиатских экономических отношений также как и в 90-ые годы остается неэффективным. Наиболее показательна в этом плане структура торговли между ЦА и КНР, которая по-прежнему складывается практически на 100% по формуле «сырье в обмен на готовую продукцию». Более того, сам Китай осознанно или неосознанно, но крайне активно стимулирует дальнейшее закрепление данного формата посредством реализации проектов преимущественно в сырьевых отраслях экономик стран региона, при этом не уделяя значения развитию именно инновационно-промышленных связей.

Главным направлением внешнеполитической стратегии КНР на современном этапе по-прежнему остается обеспечение благоприятных внешних условий для дальнейшего развития Китая и его превращение в мировую державу. Во многом именно через эту призму Пекин всегда рассматривал и продолжает рассматривать Центральную Азию. Причем, рост наступательности, самостоятельности и активности во внешней политике КНР в ЦА не в последнюю очередь обусловлен процессом обновления правящей элиты Китая, приходом к власти «четвертого поколения» политиков, более амбициозных, прагматичных и жестких в отстаивании национальных интересов своей страны. Новые китайские руководители уже в меньшей степени, нежели их предшественники, склонны «оглядываться на Россию» в принятии тех или иных решений в отношении стран Центральной Азии, а тем более «молча наблюдать» за усилением в регионе США и их союзников.

Основными целями внешней политики Китая в Центральной Азии продолжают оставаться следующие: создание зоны безопасности на западных рубежах КНР; недопущение вхождения региона в орбиту влияния США и прихода к власти в центральноазиатских странах недружественных режимов; обеспечение гарантированного доступа к богатой минерально-сырьевой базе и дальнейшее открытие рынков государств региона для сбыта китайской продукции. При этом следует отметить пока еще сохраняющееся стремление Пекина на сближение с Москвой, базирующееся на близости оценок геополитической ситуации в Центральной Азии и вокруг нее, в первую очередь в контексте тактических по своему характеру задач по ограничению регионального влияния Вашингтона и его ближайших союзников. Однако, очевидно и то, что китайская стратегия ориентирована исключительно на отстаивание своих собственных, пусть и долгосрочных, но все же узко-национальных интересов. В итоге, подобная стратегия противоречит общим жизненно важным интересам Китая, стран Центральной Азии и их исторически естественного союзника – России, тем более, что сами эти государства не осознают общности целей и приоритетов развития, не прилагают достаточных усилий к их поиску и концептуальному оформлению.

В то же время, политике Китая в Центральной Азии присущи и серьезные недостатки, главным из которых является рассмотрение региона в качестве сырьевого придатка китайской экономики. Усиление присутствия КНР в ЦА напрямую связано с наращиванием проектно-инвестиционной активности в первую очередь в сырьевых отраслях, развитием трубопроводных и других транспортных проектов (по «вывозу сырьевых ресурсов»), а также соответствующим кредитно-финансовым и политическим сопровождением этих усилий.

Поэтому крайне трудно прогнозировать то, к чему приведет подобного рода активность Китая в регионе. С одной стороны, учитывая роль и место КНР в современном мире, большие масштабы китайской экономики и динамичное развитие практически всех отраслей промышленности, именно Китай мог бы выступить локомотивом экономического (в том числе инновационно-промышленного) развития Центральной Азии. При этом сам регион был бы способен достаточно успешно вписаться в схему евразийского сухопутного транзита, стать важным звеном в геоэкономическом и геополитическом взаимодействии Китая с другими центрами сил и экономическими блоками.

С другой стороны, учитывая наличие значительных проблем на пути развития самого Китая, Пекин может выстроить более прагматичную и эгоистичную схему отношений с Центральной Азией. В этом случае Китай, скорее всего, постарается максимально использовать сырьевую базу региона для экономического подъема своих внутренних (западных и центральных) территорий. Соответственно, получат развитие те или иные виды экономических связей, в том числе транспорта и коммуникаций в китайском направлении. Формирующаяся же система отношений в рамках ШОС, будет обеспечивать, в первую очередь, китайские интересы.

Именно такой подход все более отчетливо просматривается в стратегии Пекина, что однако не оставляет Центральной Азии надежд на реабилитацию былого статуса транзитного моста между Европой и Азией, обрекает все пространство внутренней Евразии на дальнейшую экономико-географическую изоляцию и, соответственно, хроническое отставание в развитии от передовых стран и регионов мира. Причем, этот сценарий несет потенциальные угрозы безопасности не только для ЦА, но также для КНР и РФ. В случае дестабилизации центральноазиатских государств, именно Китай и Россия рискуют получить крайне нестабильное пространство на своих границах. 

***** 
Представляется, что для обеспечения долгосрочной стабильности в регионе и вокруг него, а также в целом устойчивости китайско-центральноазиатских отношений, Китаю целесообразно сделать основной акцент на выстраивании механизмов многопланового и взаимовыгодного сотрудничества с государствами Центральной Азии и Россией. На начальном этапе основой данного сотрудничества могла бы стать всемерная поддержка Китаем идеи экономической ре-интеграции внутри самого региона и/или даже на постсоветском пространстве в целом, например, в рамках Евразийского экономического сообщества, а на последующих этапах – постепенной интеграции в рамках ШОС. Возможно, что именно по мере осознания этого в столицах стран ЦА, Пекине, а также Москве можно будет говорить не только о начале принципиально нового этапа китайской политики в регионе и китайско-центральноазиатских отношений, но и выработке прогрессивной и взаимовыгодной схемы взаимодействия в центре Евразии.

Энергетическая стратегия Китая в Центральной Азии

Интерес Китайской Народной Республики (КНР) к отраслям топливно-энергетического комплекса (ТЭК) стран Центральной Азии (ЦА) обозначился еще в середине 90-х годов прошлого века. Начиная с этого времени, значение региона в китайской энергетической, равно как и в целом в экономической политике, поступательно растет. При этом, если в середине-конце 90-х годов проектная активность КНР и китайских компаний в энергетическом сегменте экономик стран ЦА фокусировалась только лишь на Казахстане и его нефтегазовой отрасли, то с началом XXI века интерес Пекина стал постепенно распространяться и на другие государства региона, диверсифицируясь и по отраслям ТЭК. Основное внимание Китая в настоящее время приковано к нефтегазовым отраслям Казахстана и Туркменистана, а также атомной отрасли Казахстана (со второй половины первого десятилетия нынешнего века). Китайское же присутствие в отраслях ТЭК остальных стран ЦА связано не столько с энергетическими потребностями КНР, сколько с задачей продвижения иных (экономических и политических) интересов в данных государствах и в регионе в целом.

Роль и место энергетического направления политики в общей стратегии Китая

Внутренняя политика. Китай– страна с полноценной и динамично развивающейся экономикой, а общая стратегия Пекина нацелена на повышение эффективности планово-централизованного управления государством/обществом и, одновременно, всемерную либерализацию внутриэкономической деятельности. Данная стратегия предполагает поддержание баланса между традиционными, социалистическими и капиталистическими концептуально-идеологическими установками, принципами и ориентирами, что призвано гарантировать целостность, устойчивость развития и безопасность КНР. При этом незыблемыми остаются национально-государственная идеология и ведущая роль коммунистической партии Китая.

С точки зрения энергетики, это означает, что функции китайского ТЭК жестко подчинены целям обеспечения высокой динамики развития всех сегментов национальной экономики, поддержания социально-экономической стабильности и усиления военно-политической мощи страны. При этом, основными задачами энергетической политики Китая были и остаются следующие: (1) поэтапное расширение внутренней сырьевой базы национального ТЭК; (2) ускоренная технологическая модернизация отраслей ТЭК; (3) диверсификация национальной энергетики в плане максимально эффективного использования всех видов энергоресурсов.

Внешняя политика. Китай стремится стать одним из ведущих игроков в глобальной экономике и мировой политике, делая основную ставку на повышение эффективности и притягательности китайской экономической модели. Одновременно, китайская стратегия ориентирована на максимально гармоничное встраивание КНР в глобальные процессы и поиск механизмов управления ими в плане пресечения тенденций, угрожающих целостности, устойчивому развитию и безопасности Китая, а также подрывающих его позиции в мире.

С точки зрения энергетики, это означает, что Китай стремится обладать эффективными механизмами защиты своих энергетических интересов и возможностями влиять на конъюнктуру глобального и регионального энергетических рынков. При этом, одной из основных задач внешней политики Китая является долгосрочное закрепление в богатых энергоносителями странах и регионах, в том числе и в Центральной Азии для обеспечения гарантий стабильного снабжения национального ТЭК сырьевыми ресурсами извне. Главным образом это касается углеводородов, а в перспективе еще и уранового сырья. Тем не менее, необходимо понимать, что реализация данной задачи не является самоцелью, а подразумевает высокую готовность к сотрудничеству с другими странами, особенно соседними поскольку это сотрудничество будет гарантировать реализацию всего комплекса стратегических интересов Китая (не только в сфере экономики, но и в сферах безопасности и политики).

Значение Центральной Азии. Несмотря на высокое значение в плане безопасности и рост интереса с точки зрения поставок энергетического и иного сырья, Центральная Азия, тем не менее в целом занимает в китайской стратегии второстепенное место, рассматривается скорее в качестве стратегического тыла и дополнительной возможности (в сферах политики, безопасности, экономики и энергетики) по повышению эффективности политики КНР на приоритетных направлениях, к которым относятся отношения с ведущими государствами Запада и соседями по Азиатско-тихоокеанскому региону.

Другими словами, стратегия Китая, подкрепленная передовым международным опытом, научным и аналитическим обеспечением реализуется в рамках долгосрочного плана/алгоритма развития, преследует целью построение сильного и самодостаточного государства, которое могло бы успешно противостоять потрясениям глобального и регионального характера, действовать на упреждение тех или иных угроз безопасности, в том числе и в энергетической сфере.

Тем не менее, как представляется, главным недостатком этой стратегии является сохраняющаяся в КНР недооценка принципиально высокого значения внутренних пространств Евразии, в первую очередь через призму стратегического партнерства с РФ и ЦА, что, однако, во многом предопределяется характером современной политики самих России и стран Центральной Азии, в том числе энергетической, которая подчинена узко-корпоративным интересам национальных компаний и нацелена в основном на наращивание объемов экспорта энергоносителей.

В этих условиях, Китай будет продолжать рассматривать РФ и страны ЦА не в качестве партнеров по достижению общих стратегических приоритетов, а в качестве ненадежных и временных союзников, а в сфере ТЭК – как поставщиков сырья и других энергоресурсов. Именно все это в комплексе, а не сама по себе китайская политика, ставит под угрозу интересы России в Центральной Азии, в том числе энергетические, повышает вероятность конкуренции с Китаем за энергоресурсы и другое сырье.

Роль и место отраслей ТЭК стран Центральной Азии в экономической

политике Китая

После распада Советского Союза экономическая политика Китая в Центральной Азии поступательно эволюционирует в сторону повышения значимости региона в системе внутренних и внешних приоритетов Пекина, где на переднем плане находится именно энергетическое значение данного сегмента постсоветского пространства.

В первой половине 90-х годов экономический интерес КНР к ЦА не был высоким, а китайско-центральноазиатские экономические отношения ограничивались в основном торговлей, которая была замкнута преимущественно на Казахстан и Кыргызстан. Тем более, что в начале 90-х годов и сами центральноазиатские страны не рассматривали Китай в качестве приоритетного экономического партнера, связывая свои надежды с Россией, Западом, а также некоторыми финансово состоятельными и близкими по культуре государствами Исламского мира.

Однако, уже к середине-концу 90-х годов экономический интерес Китая к Центральной Азии обозначился более четко, что во многом было обусловлено началом реализации в КНР государственной программы по форсированному развитию своих внутриконтинентальных территорий. На практике указанный интерес выразился в первых проектах китайских компаний в нефтегазовой отрасли Казахстана и усилении присутствия китайских производителей на потребительских рынках стран региона. К тому времени центральноазиатские государства стали рассматривать Китай в качестве важного экономического партнера, проявлять больший интерес к увеличению объемов импорта китайской продукции, в основном товаров широкого потребления, а также машиностроения.

В начале XXI века значимость Центральной Азии во внешнеэкономических приоритетах Китая кардинально возросла, что было вызвано причинами как экономического, в том числе энергетического, так и геополитического характера: после событий 11 сентября 2001 года регион утратил статус периферийного, оказавшись в центре мировой политики. Пекин значительно усилил свою экономическую политику в Центральной Азии. Прежде всего это нашло отражение в интенсификации Китаем проектно-инвестиционной деятельности, которая, однако, была и остается направленной в основном на эксплуатацию богатой минерально-сырьевой и, в первую очередь энергетической базы региона. Одновременно еще более заметно выросло присутствие китайских производителей на рынках центральноазиатских государств и существенно увеличились объемы кредитования экономик стран Центральной Азии. По сути, тем самым руководство КНР определило экономику в качестве стержневого элемента своей стратегии в ЦА. В свою очередь, государства Центральной Азии стали рассматривать Китай уже не только в качестве важного торгового партнера, но и как стратегического инвестора/кредитора своих экономик.

Несмотря на стремительный рост масштабов китайского экономического присутствия в регионе, складывающийся формат двусторонних и многосторонних экономических отношений, в том числе в отраслях ТЭК, все еще крайне далек от идеалов и исторически оправданных схем взаимодействия, нежелателен как с точки зрения долгосрочных интересов Китая, так и с точки зрения долгосрочных интересов самих государств Центральной Азии и, безусловно, России. С одной стороны, ориентация китайской экономической деятельности преимущественно на добычу и вывоз в КНР промышленного сырья, в первую очередь энергетического, объективно ведет к ресурсному истощению государств ЦА, препятствуя развитию их перерабатывающих отраслей, усилению конкуренции и даже соперничества с РФ.

С другой стороны, очевидно и то, что в условиях слабости/отсутствия промышленной политики и стратегии экономической интеграции на постсоветском пространстве республики Центральной Азии сами вольно или невольно закрепляют за собой статус «сырьевых (в первую очередь, энергетических) придатков» и превращаются в объекты все большего манипулирования в ведущейся глобальной игре за ресурсы и влияние. Все это явно не укладывается в логику позитивных тенденций развития внутренних пространств Евразии, повышая вероятность реализации здесь неблагоприятных сценариев, в том числе ведущих к конфликту интересов Китая и государств Центральной Азии, Китая и России. Тем самым создается мощный заслон на пути дальнейшего экономического роста и безопасности (в том числе энергетической) не только ЦА и РФ, но и КНР, а также других стран внутренней Евразии.