Любовь как нравственно этическая категория

ЛЮБОВЬ  КАК НРАВСТВЕННО-ЭТИЧЕСКАЯ КАТЕГОРИЯ 
1. Понятие любви и ее сущность 
Любовь – это чувство, трудно поддающееся формальному определению. Как отношение между людьми любовь характеризуется высшей эмоционально духовной напряженностью и основана на открытии максимальной ценности конкретного человека. Она не скована даже нравственными оценками и этим отличается от дружбы. Любят не «потому что», а «несмотря ни на что». 
В этике с понятием любви прежде всего связаны интимные и глубокие чувства, особый вид сознания, душевного состояния и действий, которые направлены на другого человека, общество и т.д. Сложность и важность любви продиктованы те, что в ней сфокусированы в органическом соединении физиологическое и духовное, индивидуальное и социальное, личное и общечеловеческое, понятное и необъяснимое, интимное и общепринятое. Нет такого развитого общества и нет такого человека, кто не был с ней знаком хотя бы в малой мере. Более того, без любви не может сформироваться моральный облик человека, не происходит нормального развития. Это признается каждым, даже не находящимся в состоянии любви. «То, что ты не любишь, - писал Л.Н. Толстой, - не означает, что в тебе нет любви, а только то, что в тебе есть нечто, мешающее любить… Твоя душа полна любви, но она не может открыться, ибо твои грехи не дают ей этого. Освободи душу от того, что ее очерняет…» 
Страсть любить, как отмечает в книге «Искусство любить» американский социолог Э. Фромм, – это самое существенное проявление человеческих положительных жизнеутверждающих влечений. Однако, по его мнению, любовь вообще – это искусство, требующее опыта и умения концентрироваться, интуиции и понимания, словом, его надо постигать. Причиной того, что многие не признают этой необходимости, являются следующие обстоятельства: 1) большая часть людей смотрит на любовь к позиции «как быть любимым», но не «как любить, не с позиции возможности любви; 2) представление, что проблема в самой любви, а не в способности любить; 3) смешиваются понятия «влюбленность» и «состояние любви», в результате чего доминирует представление о том, что нет ничего легче любви, в то время как на практике это совсем иначе. 
Прежде всего не надо сводить любовь, как уже было отмечено, к отношениям полов (любовь между мужчиной и женщиной). Любовью отмечена вся человеческая деятельность во всех ее проявлениях. Любовь как интимное и глубокое чувство может быть устремленностью на другую личность, человеческую общность или идею, т.е. существует не только любовь к мужчине или к женщине, но и любовь к детям, родителям, Родине, жизни, истине и т.п. Однако сущность любви наиболее полно проявляется в отношениях между людьми: самая яркая ее форма, загадочная и неотвратимая по силе воздействия, – индивидуальная половая любовь.  
«Любовь становится более плодотворной от наших внутренних переживаний, - пишет Х. Ортега-и-Гассет, - она рождается во многих движениях души: желаниях, мыслях, стремлениях, действиях; но все то, что прорастает из любви, как урожай из семени, еще не сама любовь; любовь – это условие, чтобы названные движения души проявились». Поэтому в каждую эпоху выделились разные виды и аспекты любви, делались попытки систематизировать формы ее проявления, расположив их по мере значимости и смыслу. 
2. Формы любви по учению древних греков 
Древние греки, например, для выражения аспектов и оттенков любви использовали различные термины. Так, словом «эрос» они обозначали любовь-страсть, ревность и чувственное влечение полов.  
Словом «philia» (т.е. любовь-дружба) греки обозначали связь индивидов, обусловленную социальным или личным выбором. Любовь такого рода, как правило, затрагивает отношения близких друг другу людей, она обычно удовлетворена присутствием любимого. «Любовь-дружба» - это влечение к самому предмету любви, выросшее из совместной жизни, взаимной общности взглядов на многие вещи. Основное душевное состояние здесь – «духовный покой», внутренняя близость, взаимопонимание. Таким образом, «philia» означает духовную, открытую, основанную на внутренней симпатии любовь. 
Слово «storge» означает любовь, которая связана с родовыми связями, нерушимыми, не поддающимися отмене (речь в первую очередь идет о семейных связях). Это нежная, уверенная, надежная любовь, которая устанавливается между родителями и детьми, мужем и женой, гражданами и отечеством. В такой любви человек находит покой и доверие, чувство уверенности. Этот термин выражает чувства не отдельной личности, а чувства родовой общности, без которого греки не представляли своего существования. 
Термин «agape» у греков означал разумную любовь, возникающую на основе оценки какой-либо особенности любимого, его черт характера и т.п. Ее человек может разумно обосновать, ведь она основана на убеждении, а не на спонтанных чувствах, привычках. «Agape» - это любовь, укрепляемая деятельностью разума, поэтому она абстрактна, безличностна более, чем другие формы любви. Это воля, напрявляемая разумом. 
 3. Любовь христианская 
Христианство всегда толковало любовь как высший принцип нравственности, наиболее глубоко раскрывающий человеческую сущность. Под любовью христиане еще в средние века понимали некую внутреннюю силу человека, которая никогда не иссякает, а беспрестанно, без устали распространяется на все действия человека, направляя его к благоденствию. 
Христианский мыслитель Аврелий Августин выделял три формы любви – любовь человека к Богу, любовь к ближнему и любовь Бога к человеку. Первая выражается как стремление человека к совершенству на пути к Богу и связана с человеком, его природой, дающей возможность думать, решать. Она начинается как желание любить Бога. По мнению Августина, вся любовь к людям, вещам в этом мире истинна только тогда, когда она во имя Бога, а не во имя человека. 
Любовь к ближнему – вторая форма любви, принятая в христианстве. Она возможна потому, что «ближний» - это подобие Бога. Она объединяет всех людей в единое целое. 
Третья форма – любовь Бога к созданию. Бог не только любит, Он сам есть любовь. В таком аспекте любовь в своей изначальной глубине непостижима и недоступна человеку. Бог не только создал Вселенную в первом акте своей любви, но и реставрирует мир «падших», восстанавливает в нем истинный порядок. 
Кроме форм любви, в христианстве выделяются соответственно разные степени любви. Первая, низшая, связана с «золотым» законом нравственности, гласящим: не делай другому того, чего не пожелал бы самому себе. Вторая степень требует отказаться от всего имущества, богатства и т.п., принадлежащего тебе, разделив, отдав его другим. Третья, высшая, степень любви выражается в способности вытерпеть всяческие унижения, ненависть, муки, боль, сохранив любовь к человеку, к своим мучителям, убийцам (как это смог сделать Христос, жертвуя собой ради грешных, злых людей). 
Таким образом, христианская трактовка любви подразумевает душевное бескорыстие и доброту, подавление гордыни и себялюбия. 
 4.Чувственная и действенная любовь 
Арнольд Хейнлик в своем вышедшем в 1665 г. труде «Любовь» разделяет ее на два подвида – чувственную и действенную любовь. 
Чувственная любовь еще не сама нравственность, а награда за нее (можно ее принимать, а можно и не принимать). Она выражается как телесная и чувственная любовь, то есть страсть и желание (так же душа связана с телом); сама по себе она не плоха и не хороша; и, так же как духовная любовь, есть подтверждение того, что наши действия находятся в зависимости от разума и высшего закона нравственности (люди, однако, этого не ценят). 
Действенная любовь как целенаправленное, твердое желание к действию выражается в трех формах. Первая – любовь-уважение – формирует нравственность как готовность действовать по велению разума. Вторая – любовь-доброжелательность – не может быть преступной, плохой, ибо является одной из черт Бога. Третья – любовь-стремление, склонность – характеризует деятельность как нравственную наиболее глубоко. 
В свою очередь Стендаль в знаменитом трактате «О любви» (1822) указывает на четыре формы любви: любовь-страсть, любовь-желание, физическую любовь и любовь-честолюбие. 
 5. Любовь жертвенная 
Практически во все эпохи любви как нравственно-этической категории уделяли внимание многие мыслители, подчеркивая мысль, что любовь существует только там, где человек бескорыстно себя отдает. Как писал Гегель, «истинная сущность любви к отказе от самого себя, забвении себя в другом…» 
Л.Н Толстой отмечал, что настоящая любовь возможна тогда, когда другого ставишь выше себя, и вырастает она из отказа от себя, самопожертвования. «Любовь тогда любовь, если это самопожертвование», - писал великий писатель. 
 6. Роль любви в жизни человека 
Любовь – и в этом проявляется ее уникальная роль в жизни – одна из немногих сфер, в которых человек, способен почувствовать и пережить свою абсолютную незаменимость. Во многих социальных ролях и функциях конкретного человека можно заменить, сменить, только не в любви. В этой сфере жизни индивид имеет, таким образом, высшую ценность, высшее значение по сравнению со всем остальным. 
Только в любви человек может прочувствовать смысл своего существования для другого и смысл существования другого для себя. Это высший синтез смысла существования человека. Любовь помогает ему проявиться, выявляя, увеличивая, развивая в нем хорошее, положительное, ценное.

Счастье как этическая  категория

С категорией «смысл жизни» тесно связано понятие «счастье». Если смысл жизни — это как  бы объективная оценка значимости существования  человека, то счастье — это сопровождающееся чувство глубокой моральной удовлетворенности  личностное переживание полноты  своего бытия, результатов своей  жизнедеятельности. Поэтому счастье  всегда связано с ощущением необыкновенного  подъема духовных и физических сил, стремлением к переживанию всей многомерности бытия, а состояние  счастья прямо противоположно состоянию  пассивности, равнодушия, инертности.

Правда если понимать счастье  лишь как чувство удовлетворения, то придется признать равноценность  любых переживаний удовлетворенности, а значит, и счастья: и в случае совершения добра, и в случае совершения зла. Поэтому существует множество  «моделей» счастья — общепризнанных и личных, в рамках которых счастье  соотносится с благом — с обладанием им или созиданием его. Однако и здесь  «возможны варианты».

В гуманистической этике  существует мнение: для того чтобы  человек был счастлив, он должен не иметь, а быть (Э. Фромм) — быть нравственно автономной, самодостаточной личностью, отличающейся определенными моральными качествами. Поэтому счастье — это осуществление внутренней свободы, процесс реализации глубочайшего личного «хотения». Необходимые условия счастья:

Объективные — удовлетворение основных жизненных потребностей человека. Поэтому материальное благополучие и жизненный комфорт — еще не счастье, а лишь норма человеческого существования, условие счастья.

Субъективны — внутренняя готовность и способность личности к счастью — своего рода талант, в котором проявляется глубина  и яркость личности, ее внутренняя энергия. В конечном счете это — нормальное состояние человека. И поэтому отказ от счастья есть предательство личности, подавление в себе собственной индивидуальности, а утрата способности к счастью – показатель деградации личности, душевного хаоса, неспособности найти главную линию в жизни.

Итак, для счастья необходимы следующие условия:

оптимальное удовлетворение материальных потребностей;

самореализация личности через профессиональную деятельность и бескорыстное общение. Некоторые  особенности и «законы» счастья

• Счастье можно обрести только в процессе самоосуществления, самореализации личности. Оно невозможно при пассивном образе жизни.
• Счастье не есть непрерывное состояние радости. В нем нельзя пребывать, как в некой «зоне непрекращающихся удовольствий». Это - миг, «звездный час» человека, наиболее яркие точки его жизни.
• Предчувствие, предвкушение счастья, его ожидание часто значительнее, острее и ярче, чем его осуществление.
• Счастье существует только во взаимном общении, во взаимодействии людей. Им нельзя владеть, обособившись ото всех. Для счастья всегда нужны другие: только тогда, когда другие приобщены к «моему» счастью, а я к счастью других — только тогда счастье сохраняет свою полноценность, наполненность.

Счастье не может быть абсолютным. Оно — не полное отсутствие несчастий, но способность преодолевать невзгоды и неудачи. Счастье временно, преходяще. Когда мы счастливы, мы всегда испытываем неосознанный страх: страх потерять счастье, страх, что оно пройдет, кончится. Это, с одной стороны, омрачает счастье, придает ему привкус горечи, а с другой — ориентирует нас на бережное отношение к счастью.

Счастье не есть безмятежность  и спокойствие, оно всегда сопряжено  с борьбой — преодолением тех  или иных обстоятельств. Переживание  полноты бытия, достижение глубокого  внутреннего удовлетворения невозможно без преодоления собственной  инертности, пассивности, внешних обстоятельств, наконец, без преодоления «самого  себя».

Счастье может базироваться не только на высоких моральных ценностях, в его основе могут лежать и  антиценности ради которых человек иногда сознательно идет на саморазрушение личности, будучи не в состоянии отказаться от мгновений пусть призрачного, но счастья.

Мера счастья зависит  от степени нравственности индивида: удовольствие в жизни может испытать каждый, счастье — только по-настоящему нравственный человек.

Милосе́рдие — одна из важнейших христианских добродетелей, исполняемая посредством телесных и духовных дел милосердия (милости).Любовь к ближнему — неразрывно связана с заповедью любви к Богу. И также, зависит от умения прозревать в любом нуждающемся человеке «образ Божий» (независимо от его недостатков).

Христианский смысл милосердия

Любовь к Богу, подобно  всем религиозным чувствам, приобретает  в сердце человеческом действительное значение, лишь становясь любовью  в Боге к людям:

На последнем всеобщем Страшном Суде все люди (даже не христиане) будут судиться Богом только по их делам милосердия к прежде окружавшим их нуждавшимся ближним, или по отсутствию у них добрых дел. Но те, кто приняли Христа как своего Спасителя, будут спасены.(Мф.25:31-46).

«Различен милования образ  и широка заповедь сия», — говорит св. Иоанн Златоуст.

Дела милости  телесной следующие: питать алчущих, напоить жаждущего, одеть нагого или имеющего недостаток в приличной и необходимой одежде, посетить находящегося в темнице, посещать больных, странника принять в дом и успокоить, погребать умерших в убожестве.

Духовные дела милости суть следующие: увещанием обратить грешника от заблуждения пути его (Иак.5:20), неведующего научить истине и добру, подать ближнему добрый и благовременный совет в затруднении или не примечаемой им опасности, молиться за него Богу, утешить печального, не воздавать за зло, которое сделали нам другие, от сердца прощать обиды.

В подаче милостыни и, шире, — в оказании помощи вообще, особое место занимало представление о важности соблюдения тайны. Дела милосердия лучше всего творить незаметно, безымянно, чтобы тот, кому оказывается милость, не мог поблагодарить и другие люди не могли бы похвалить. Иначе доброе дело может не быть зачтено на небе, так как дающий получил уже награду на земле.

Считалось, что христианин должен подавать милостыню, не задумываясь, на пользу ли она пойдёт просящему:

однако Дидахе (Учение 12 Апостолов) ясно наставляет, что милостыня должна запотеть в руках, прежде чем выяснишь, для кого и каких целей она предназначена

5 Каждому, просящему у тебя, давай и не требуй возвращения назад: потому что Отец желает, чтобы всем подавалось от Его собственных даров. Блаженен дающий согласно заповеди: потому что он неповинен. Горе же берущему: потому что если кто берёт, имея в том нужду, то будет неповинен; не имеющий же нужды даст отчёт, почему и на что он взял; и, оказавшись в заключении, он будет допрошен о том, что сделал со взятым, и не выйдет оттуда до тех пор, пока не отдаст последнего кодранта.

Тем не менее, милосердие не должно превращаться в человекоугодие, так как угождать следует только Богу.

Наилучший образец милосердия представил Иисус Христос в притче «О милосердном самарянине».

Влияние понятия «образа  Божьего» на понимание милосердия

Любовь смотрит на творение Божие сквозь грехопадение, прозревая  в нем неотменимое бытийственное ядро, мы должны восприимчивым сердцем, а не обманчивыми глазами, внутренне прозревать подлинную богообразную красоту человека, то порой, что умом трудно понять сердцем можно прочувствовать, даже когда любят человека заведомо ущербного, любят не за что-то определенное, какие-то там черты и свойства характера, не ущербность выходит в нем на первый план, за ней предполагаются какие-то позитивные реалии, их более или менее сокровенное присутствие, в тенденции отдаленной перспективы тяготеющие стать таковыми, в любви один человек говорит другому безусловное «да». Митр. Антоний Сурожский говорит очень хорошие слова об этом же: «…Христос обращается как бы насквозь, через грех, к тому потаенному сердца человеку (1Пет.3:4), в котором есть жизнь и в котором есть сыновнее достоинство любви». В этом, явлено подлинное «братское» отношение к ближнему: если брат поступает не так, как следовало бы и не так, как нам хотелось бы и согрешает, и может быть даже тяжко согрешает и обижает нас, но он ведь не перестает быть мне братом и мы же не перестаем его любить и прощаем ему много-много раз, — такая любовь не бывает во вред, а бывает она только ко спасению, а во вред бывает её недостаток.

Все добрые и благородные свойства и  способности души являются таким  выражением образа Божия, способность  понимать прекрасное, творить прекрасное вокруг себя. Никакой человек, даже тяжко грешный, не лишен этой искры  Божией.

Мы  можем негативно относиться к  самому дурному аморально-асоциальному «образу жизни» (форме поведения), но при этом продолжая сострадать и жалеть самого г р е ш н и к а его ведущего — его личные грехи не должны встать непреодолимой преградой на пути для наших искренних, живых, доброжелательных чувств и для миролюбивой терпимости. Мы не сливаем до неразличимой неразборчивости и степени смешения (то есть отделяя грех от самого человека) — саму (1) л и ч н о с т ь в человеке и его пусть хотя и ложные (2) в з г л я д ы — но помогая даже чужеплеменному и неверному, не деля единоприродных с нами людей на «достойных» или «недостойных», мы воздаем честь и хвалу не его убеждениям, — а образу Божьему пребывающему в нем…

Каждый  человек сотворен прекрасным, надобно  только эту изначальную красоту  разглядеть. …Бывает, изящная красота  какого-либо произведения искусства  или вида природы, благотворно очистительно воздействует на нашу душу, пробуждает в ней лучшие чувства; бывает также  наша любовь раскрывает подлинное своеобразие  и наполняет предначальной красотой любимого нами человека, придавая ему особую ценность в своих очах, способна вновь оживить, окрылить, вдохновить и сподвигнуть его на достижение нравственных высот, победы над собой, стяжание добродетелей и без помощи которой, с нашей стороны, без сознания что кто-то его ещё не бросил, окончательно не отвернулся и продолжает всё равно любить, несмотря на множество его грехов — он бы нравственно опустился, морально деградировал, не увидел бы света выхода из своей кромешной тьмы. Даже если человек оказался сам по себе «недостойным», — то любовь, живущая в нас и распространяющаяся через нас, как бы заново освящает его, перерождает и позволяет увидеть в нём всё самое сохранившееся ценное, дорогое, интересное и прекрасное что в нём ещё осталось, не умерло окончательно. Вздыхая о земных недостатках в ближнем, мы радуемся духовному и вечному в нём; иными словами — когда мы ставим свою любовь перед лицо Божие и Божиими лучами освещаем и измеряем любимого человека; и в этом — глубокий смысл, как бы по-христиански «венчающий» любимого человека в созерцаемый царственный «образ Божий», подспудно сокрытый и проступающий в нем. В этом благоговейно любовном «обожании» любимым в наших очах, сродни обожествлению, его образ освящается и возводится на некий новый сакральный уровень в свете божественного: «Я сказал: вы — боги, и сыны Всевышнего — все вы» (Пс.81:6).

Надо  смотреть не на внешний неказистый вид людей с их всем присущими  какими-то несовершенствами, недостатками, всех таких слабых, грешных и уязвимых, а видеть в них внутренний образ  Христа. И когда проявляем интерес  к ближнему ради него самого (а не ища нашей корыстной выгоды), и  чем глубже вглядываемся в увиденном  в Христовом свете ближнего, взирая на нуждающегося человека пред собой, — мы молитвенно возносимся умом к его Создателю и таинственно созерцаем в нём самом о б р а з Х р и с т а (Сам Господь невидимо предстоит нам в образе обездоленных ближних и через них): «…Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне. …Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф.25:34).

Любовь (христианская добродетель)