Автор работы: Пользователь скрыл имя, 19 Ноября 2013 в 04:29, реферат
Отношение человека к смерти человека моделирует всю систему моральных взаимосвязей и взаимозависимостей. Проблема смерти – является одной из основных тем философского, морально-религиозного и биомедицинского размышления.
Отношение человека к смерти человека
моделирует всю систему моральных
взаимосвязей и взаимозависимостей.
Проблема смерти – является одной
из основных тем философского, морально-религиозного
и биомедицинского размышления.
Различие клинической смерти (обратимого
этапа умирания) и биологи ческой смерти
(необратимого этапа умирания) явилось
определяющим для становления реаниматологии
– науки, изучающей механизмы умирания
и оживления умирающего организма.
Смерть
– прекращение жизнедеятельности организма
и вследствие этого – гибель индивида
как обособленной живой системы.
Клиническая
смерть – особый вид
существования – терминальное состояние,
граница бытия и небытия живого; процесс умирания как
переход одного качества в другое. Специфическая
особенность клинической смерти – ее
принципиальная обратимость, поскольку
с биологической точки зрения при ней
сохраняется еще достаточное количество
«элементов жизни», многие функции которых
лишь приостановились. Временной интервал,
характеризующий клиническую смерть –
5–6 минут (иногда менее) – количественно
выраженная мера еще сохраняющейся
жизни. Этический императив требует от
медиков отношения к клинической смерти
как состоянию, нуждающемуся в неотложных
мерах помощи.
Критерии
смерти – признаки, определяющие окончательную
степень деградации жизненного процесса
и объективное наступление смерти. Современные
концепции предлагают считать таким критерием
смерти человеческого индивида омертвление
головного мозга, ибо именно в этом случае
утрачивается автономность и индивидуальность
личности.
Формирование в 60-70-е годы реаниматологии
многие считают признаком революционных
изменений в медицине. Это связано с преодолением
традиционных критериев человеческой
смерти – прекращения дыхания и сердцебиения
– и выходом на уровень принятия нового
критерия – «смерти мозга».
Коренные изменения, вносимые достижениями
медицинской науки во временное пространство
смерти, оборачиваются ростом этической
напряженности врачебной деятельности.
Безусловно, комплекс технических средств
для поддержания жизни дает возможность
предотвратить смерть ряду больных, но
в то же время для других это «поддержание»
оказывается лишь способом продления
умирания.
Говоря о коматозных больных, профессор
Б. Г. Юдин очень метко называет период
между состоянием «определенно жив» и
«определенно мертв» – «зоной неопределенности».
Об этой «зоне» типичны такие суждения
врачей: «Человек еще жив, но он без сознания,
необходимо дождаться его физической
смерти от голода, инфекции», или, что одно
и то же, «человек мертв, но он еще дышит,
необходимо прекратить дыхание». В границах
новых достижений медицины бьющееся сердце
и дыхание – не есть признаки жизни. Констатация
«смерти мозга» определяет смерть, в границах
которой допустима «растительная» (на
клеточном уровне) жизнь. Новые медицинские
постулаты с большим трудом адаптируются
в общественном сознании, для которого
очень странно суждение о том, что смерть
констатирована, но человек еще дышит.
Пытаясь освободить от моральной и юридической
ответственности невольных исполнителей
«воли зоны» — врачей, культура обращается
к принципу эвтаназии – умышленному, безболезненному
умерщвлению безнадежно больных людей.
Реакции пациентов на сообщение
врача о наличии у них
Первый этап: отрицание
и изоляция.
«Нет, только не я, не может быть!» Такое
первоначальное отрицание присуще и пациентам,
которым сказали правду в самом начале
развития болезни, и тем, кто догадался
о печальной истине самостоятельно. Отрицание
– во всяком случае, частичное – присуще
почти всем пациентам не только на первых
стадиях болезни, но и впоследствии, когда
оно проявляется время от времени. Отрицание
играет роль буфера, смягчающего неожиданное
потрясение. Оно позволяет пациенту собраться
с мыслями, а позже пользоваться другими,
менее радикальными формами защиты. Отрицание
чаще всего является временной формой
защиты и вскоре сменяется частичным смирением.
^ Второй этап: гнев.
Первой реакцией на ужасную весть становится
мысль: «Неправда, со мной такого случиться
не может». Но позже, когда человек наконец-то
понимает: «Да, ошибки нет, это действительно
так», у него возникает другая реакция.
К счастью или сожалению, очень немногие
больные способны до самого конца цепляться
за выдуманный мир, в котором они остаются
здоровыми и счастливыми.
Когда пациент уже не в силах отрицать
очевидное, его начинают переполнять ярость,
раздражение, зависть и негодование. Возникает
следующий логичный вопрос: «Почему именно
я?» В противоположность этапу отрицания,
с этапом гнева и ярости семье больного
и сотрудникам больницы справиться очень
трудно. Причина заключается в том, что
возмущение пациента распространяется
во всех направлениях и временами выплескивается
на окружающих совершенно неожиданно.
Проблема заключается в том, что лишь немногие
люди пытаются поставить себя на место
больного и представить, что может означать
эта раздражительность. Если к больному
относятся с уважением и пониманием, уделяют
ему время и внимание, тон его голоса скоро
станет нормальным, а раздраженные требования
прекратятся. Он будет знать, что остается
значимым человеком, что о нем заботятся,
хотят помочь ему жить как можно дольше.
Он поймет: для того, чтобы его выслушали,
не обязательно прибегать к вспышкам раздражения.
^ Третий этап: торговля.
Третий этап, когда пациент пытается договориться
с болезнью, не так хорошо известен, но
тем не менее очень полезен для больного,
хотя длится совсем недолго. Если на первом
этапе мы не могли открыто признать печальные
факты, а на втором чувствовали обиду на
окружающих и на Бога, то, возможно, нам
удастся прийти к некоему соглашению,
которое отсрочит неизбежное. Смертельно
больной пациент прибегает к сходным приемам.
По опыту прошлого он знает, что всегда
существует слабая надежда на вознаграждение
хорошего поведения, исполнение желаний
за особые заслуги. Его желание практически
всегда заключается сначала в продлении
жизни, а позже сменяется надеждой на хотя
бы несколько дней без болей и неудобств.
По существу, подобная сделка представляет
собой попытку отсрочить неизбежное. Она
не только определяет награду «за примерное
поведение», но и устанавливает некую
«окончательную черту» (еще одно выступление,
свадьба сына и т. д.). С психологической
точки зрения, обещания могут указывать
на скрытое чувство вины. По этой причине
очень важно, чтобы сотрудники больницы
с вниманием относились к подобным заявлениям
пациентов.
^ Четвертый этап:
депрессия.
Когда обреченный пациент уже не может
отрицать свою болезнь, когда ему приходится
идти на очередную операцию или госпитализацию,
когда проявляются новые симптомы недуга,
а больной слабеет и теряет вес, небрежной
улыбкой грустные мысли уже не отбросишь.
Оцепенение или стоическое отношение,
раздражительность и обиды вскоре сменяются
ощущением огромной потери. Интенсивное
лечение и пребывание в больнице усугубляются
денежными расходами, так как не все больные
могут позволить себе в начале лечения
роскошные условия, а затем и предметы
первой необходимости. Причины депрессии
хорошо известны любому, кто имеет дело
с больными. Однако мы часто забываем о
подготовительной скорби, которую переживает
смертельно больной, когда готовится к
окончательному прощанию с этим миром.
Чуткий человек без труда выявит причину
депрессии и избавит больного от неоправданного
чувства вины, которое нередко сопутствует
депрессии.
^ Пятый этап: смирение.
Если в распоряжении пациента достаточно
много времени (то есть речь не идет о внезапной
и неожиданной смерти) и ему помогают преодолеть
описанные выше этапы, он достигнет той
стадии, когда депрессия и гнев на «злой
рок» отступают. Он уже выплеснул все прежние
чувства: зависть к здоровым людям и раздражение
теми, чей конец наступит еще не скоро.
Он перестал оплакивать неминуемую утрату
любимых людей и вещей и теперь начинает
размышлять о грядущей смерти с определенной
долей спокойного ожидания. Больной чувствует
усталость и, в большинстве случаев, физическую
слабость. Смирение не следует считать
этапом радости. Оно почти лишено чувств,
как будто боль ушла, борьба закончена
и наступает время «последней передышки
перед дальней дорогой», как выразился
один из пациентов. Кроме того, в это время
помощь, понимание и поддержка больше
нужны семье больного, чем самому пациенту.
Большинство пациентов умирали на стадии
смирения, не испытывая страха и отчаяния.
^ Как следует и как
не следует вести себя с умирающим пациентом:
1. Не следует занимать жёсткую позицию,
например: «В таких случаях я всегда информирую
пациента». Пусть пациент будет гидом.
Многие пациенты хотят узнать диагноз,
а другие – нет. Следует выяснить, что
пациенту уже известно о прогнозе его
заболевания. Не лишайте больного надежды
и не переубеждайте его в случае, если
отрицание является основным механизмом
защиты, до тех пор, пока он может получить
и принять необходимую помощь. Если пациент
отказывается принять её в результате
отрицания своей болезни, в мягкой форме
и постепенно дайте ему понять, что помощь
необходима и будет ему оказана. Убедите
больного, что забота о нём будет проявлена
вне зависимости от его поведения.
В современной культуре и науке
особое внимание уделяется проблеме
эвтаназии. Термин “эвтаназия”
означает безболезненную добровольную
смерть и отражает естественное для человека
желание умереть спокойно,
легко и безболезненно. В данном понятии
можно выделить такие смыслы, как ускорение
смерти тех, кто переживает тяжкие страдания,
забота об умирающих, предоставление человеку
возможности умереть, прекращение жизни
“лишних” людей. Возникает вопрос, как
с этими смыслами сочетаются такие знаменитые
принципы, как клятва Гиппократа
“Клянусь не давать смертельного лекарства,
даже если меня об этом попросят, или советов,
которые могут привести к смерти”, или
принцип, предписывающий врачу бороться с болезнью
до конца. Вместе с тем, использование
современной медициной новейших средств
позволяет продлить биологическое существование
человека на бесконечно долгий срок, превращая
порой несчастных пациентов и его близких
в заложников сверхгуманизма. Все это
порождает многочисленные дискуссии,
в которых одни отвергают эвтаназию как
акт убийства, другие рассматривают ее
как панацею от всех бед.
Новые технологии и удивительные достижения
в области биомедицинских научных и методологических
исследований, граничащие с настоящей
научной революцией, позволяют сегодня
сохранить жизнь таким серьезно больным
и получившим травмы людям, лечение которых
еще вчера не представлялось возможным.
Современные методы обеспечения работы
сердечно-сосудистой системы, дефибрилляция
сердца, вентрикулярная, респираторная
поддержка, мониторинг и стимуляция сердца,
регулирование и выравнивание обменных
процессов, диализ и профилактика инфекционных
заболеваний позволяют поддерживать жизнь
больных, получивших серьезные травмы,
больных с глубокими обменными нарушениями
и больных с нарушениями функций различных
органов.
В результате больные оказываются в новых
ситуациях, когда можно искусственно поддерживать
жизнь в серьезно пострадавшем человеке,
абсолютно не надеясь привести его в сознание
и вернуть к нормальной жизни. Это послужило
причиной горячих дискуссий по поводу
ненужной реанимации и права на смерть.
Основой для таких дискуссий служили также
некоторые известные случаи необоснованно
затянутой реанимации. Так, например, случай
с Карей Квинлан (которая впала в коматозное
состояние в 1975 году, выжила, была отключена
вся аппаратная поддержка, умерла, но еще
была в коме в 1985 году) или другой параллельно
имевший место случай (Пол Бейлей, который
умер в 1982 году, пробыв 25 лет в коматозном
состоянии). Такая затянутая реанимация
пациентов при отсутствии какой-либо надежды
на выздоровление послужила причиной
того, что эвтаназия, равно как и "право
на достойную смерть", становятся все
более актуальными.
Различают пассивную и активную эвтаназии. Пассивная –
это отказ от жизнеподдерживающего лечения,
когда оно либо прекращается, либо вообще
не назначается. Пассивная эвтаназия просто
означает недопустимость использования
для сохранения жизни больного экстраординарных
и чрезвычайных средств, если он не хочет
их применения. Она также предполагает
прекращение дальнейшего лечения, за исключением
того, которое уменьшает боль. В этих случаях
по желанию пациента должны быть прекращены
даже внутривенные вливания и искусственное
питание, при этом нельзя предпринимать
попыток воскрешения человека, если его
сердце или лёгкие перестали работать.
Если пациент может выписаться из больницы
для того, чтобы умереть дома, то ему нельзя
препятствовать в этом. Активной эвтаназия
называется в тех случаях, когда пациент
требует специальных средств для ускорения
смерти [П. Куртц. Запретный плод. Этика
гуманизма. М., 2002].
Прежде всего, следует уточнить, что под
эвтаназией понимается не просто лёгкая,
безболезненная смерть, а смерть, которая
соответствует желанию самого умирающего
(либо его родственников и близких, если
умирающий безвозвратно потерял сознание)
и происходит при содействии (активном
или пассивном) медика. Именно этим определяется
как контекст медицинской практики, в
котором можно осмысленно обсуждать проблемы
эвтаназии, так и круг непосредственно
причастных к ней лиц. Вместе с тем здесь
затрагиваются и глубинные слои человеческого
существования, и фундаментальные ценности
общества, чем и объясняется острота и
сложность дискуссий. Противоречивые
взгляды на эвтаназию с медицинской и
морально-этической точек зрения породили
и противоречивую юридическую оценку
этого явления. Активная эвтаназия
– это преднамеренное действие с целью
прервать жизнь пациента. Различают такие
ее формы, как умерщвление из сострадания,
когда жизнь, являющаяся мучением для
больного, прерывается врачом (даже без
согласия пациента); добровольная – активная
эвтаназия и уход из жизни по согласию
с пациентом при помощи врача.
Право человека распоряжаться собственной
жизнью и отказ от негуманного, уничтожающего
его достоинство лечения выступает основным аргументом сторонников
активной эвтаназии. Святость человеческой
жизни, возможность врачебной ошибки при
безнадежном диагнозе, опасность злоупотреблений,
если эвтаназия будет узаконена и т.п.
являются вескими контраргументами
против активной эвтаназии. Все эти проблемы
свидетельствуют о том, что эвтаназия
– это междисциплинарная проблема, требующая
для своего разрешения профессиональных
и нравственных усилий философов, медиков,
правоведов, всех заинтересованных людей.
Хоспис – это
медицинское (медико-социальное) учреждение/отделение,
где команда профессионалов оказывает
комплексную помощь больному, который
нуждается в облегчении страдания – физического,
психосоциального и духовного, связанного
с заболеванием, излечить которое невозможно,
и оно неминуемо должно привести к смерти
в обозримом будущем (3-6 мес).
^ Хосписная служба
– это вид паллиативной помощи больным
в терминальной стадии любого хронического
заболевания (рак, СПИД, рассеянный склероз,
хронические неспецифические заболевания
бронхолегочной и сердечно-сосудистой
системы и др.), когда лечение уже не дает
результатов, прогноз неблагоприятный
в отношении выздоровления и жизни.
Хоспис – это не только учреждение, –
это философия, в основе корой лежит отношение
к больному как к личности до самой последней
минуты его жизни и желание облегчить
его страдания, учитывая его желания и
предпочтения.
Больной направляется
в хоспис не умирать, а для проведения
мероприятий, направленных на купирование
боли, уменьшение одышки или других симптомов,
с которыми он и его лечащий врач не могут
справиться в домашних условиях. Кроме
того, больным и их родственникам в хосписе
предоставляется психологическая, социальная
и духовная поддержка.
Так, основными показаниями
для госпитализации в хоспис (медицинское
стационарное учреждение) являются:
^ Хосписная помощь
– помощь комплексная, медико-социальная.
Это помощь медицинская, психологическая,
социальная и духовная. Но главным компонентом
все же является квалифицированная помощь
врача и медицинской сестры, имеющих специальную
подготовку и особые человеческие качества.
В хосписе наряду с оказанием помощи проводится
обучение и исследовательская работа.
Сегодня хосписы являются неотъемлемой
частью системы здравоохранения во всех
цивилизованных странах.
^ Паллиативная помощь
– область онкологии, отличающаяся отсутствием
непосредственного воздействия на злокачественное
новообразование и применяемая в ситуации,
когда возможности послеопухолевого лечения
ограничены или исчерпаны. Паллиативная
помощь призвана улучшить качество жизни
онкологических больных.
^ Историческая справка:
Первый хоспис современной истории основан
в 1842 г. в Лионе (Франция) общество "Калвер".
1879 г. Мэри Эйкенхед открыла в Дублине
(Ирландия) приют Девы Марии для умирающих.
В 1905 г в Англии был основан приют Св.Джона
(Лондон). В нем работала Сесилия Сандерс,
которая стала первым штатным врачом и
организовала хоспис для онкобольных
современного типа. Хосписы создавались
как система помощи, которая могла быть
оказана в учреждении или на дому. В России
паллиативная помощь развивается в течение
двух последних десятилетий. 1-й Хоспис
(Лахтинский) открылся в 1990 г. в Санкт-Петербурге.
В Минске состоит на учете порядка 35 тыс
онкологических больных, из которых 1800
имеют терминальную стадию заболевания
и нуждаются в паллиативной помощи. В 1994г.
был создан первый в СНГ Белорусский детский
хоспис. Решением Мингороисполкома от
18 августа 2005 г. №1430 6 октября 2005 было создано
государственное учреждение "Больница
паллиативного ухода "Хоспис". Приказом
комитета по здравоохранению Мингорисполкома
№ 147 от 14 марта 2006 г был определен порядок
организации работы первого государственного
учреждения "Больница паллиативного
ухода "Хоспис".
^ Основными задачами
хосписа являются:
http://www.mhospice.of.by/
^ Основные положения
концепции хосписов
1. Хоспис оказывает помощь преимущественно
онкологическим больным с выраженным
болевым синдромом в терминальной стадии
заболевания, подтвержденного медицинскими
документами.
2. Первичным объектом медико-социальной
и психологической помощи в хосписе являются
больной и его семья. Уход за больными
осуществляет специально подготовленный
медицинский и обслуживающий персонал,
а также родственники больных и добровольные
помощники, прошедшие предварительное
обучение в хосписе.
3. Хоспис обеспечивает амбулаторную и
стационарную помощь больным. Амбулаторная
помощь оказывается на дому бригадами
выездной службы хосписа ("хоспис на
дому"). Стационарная помощь в зависимости
от нужд больного и его семьи оказывается
в условиях круглосуточного, дневного
или ночного пребывания больных в стационаре.
4. В хосписе может быть реализован принцип
"открытости диагноза". Вопрос о сообщении
больным их диагноза решается индивидуально
и только в случаях, когда на этом настаивает
больной.
5. Вся совокупность медико-социальной
и психологической помощи больному должна
быть направлена на ликвидацию или уменьшение
болевого синдрома и страха смерти при
максимально возможном сохранении его
сознания и интеллектуальных способностей.
6. Каждому больному в хосписе должен быть
обеспечен физический и психологический
комфорт. Физический комфорт достигается
созданием в стационаре условий, максимально
приближенных к домашним. Обеспечение
психологического комфорта осуществляется
на основе принципа индивидуального подхода
к каждому больному с учетом его состояния,
духовных, религиозных и социальных нужд.
7. Источниками финансирования хосписов
являются бюджетные средства, средства
благотворительных обществ и добровольные
пожертвования граждан и организаций.
Опыт практической
работы зарубежных и отечественных хосписов
позволил разработать ряд правил, положений,
нравственных предписаний, впервые обобщенных
и сформулированных в виде 10-ти заповедей
А.В. Гнездиловым (г. Санкт-Петербург).
В дальнейшем В.В.
Миллионщиковой (г. Москва) в текст заповедей
включены дополнения. В дополненном виде
текст заповедей выглядит следующим образом:
^ ЗАПОВЕДИ ХОСПИСА
1. Хоспис – не дом смерти. Это достойная
жизнь до конца. Мы работаем с живыми людьми.
Только они умирают раньше нас.
2. Основная идея хосписа – облегчить боль
и страдания как физические, так и душевные.
Мы мало можем сами по себе и только вместе
с пациентом и его близкими мы находим
огромные силы и возможности.
3. Нельзя торопить смерть и нельзя тормозить
смерть. Каждый человек живет свою жизнь.
Время ее не знает никто. Мы лишь попутчики
на этом этапе жизни пациента.
4. За смерть нельзя платить, как и за рождение.
5. Если пациента нельзя вылечить, это не
значит, что для него ничего нельзя сделать.
То, что кажется мелочью, пустяком в жизни
здорового человека – для пациента имеет
огромный смысл.
6. Пациент и его близкие – единое целое.
Будь деликатен, входя в семью. Не суди,
а помогай.
7. Пациент ближе к смерти, поэтому он мудр,
узри его мудрость.
8. Каждый человек индивидуален. Нельзя
навязывать пациенту своих убеждений.
Пациент дает нам больше, чем мы можем
дать ему.
9.Репутация хосписа – это твоя репутация.
10. Не спеши, приходя к пациенту. Не стой
над пациентом – посиди рядом. Как бы мало
времени не было, его достаточно, чтобы
сделать все возможное. Если думаешь, что
не все успел, то общение с близкими ушедшего
успокоит тебя.
11. Ты должен принять от пациента все, вплоть
до агрессии. Прежде чем что-нибудь делать
– пойми человека, прежде чем понять –
прими его.
12. Говори правду, если пациент этого желает
и если он готов к этому. Будь всегда готов
к правде и искренности, но не спеши.
13. "Незапланированный" визит – не
менее ценен, чем визит "по графику".
Чаще заходи к пациенту. Не можешь зайти
– позвони; не можешь позвонить – вспомни
и все-таки... позвони.
14. Хоспис – дом для пациентов. Мы хозяева
этого дома, поэтому: переобуйся и вымой
за собой чашку.
15. Не оставляй свою доброту, честность
и искренность у пациента – всегда носи
их с собой.
Подробная информация о назначении и философии
хосписов, принципах и организации их
работы изложена в единственном на русском
языке и уникальном издании «Хосписы»,
опубликованном под редакцией В.В. Миллионщиковой
в 2003 году (Издательство Грант).
Полный текст сборника можно найти на
сайте первого московского хосписа http://www.hospice.ru/lit-med.
Темы докладов и рефератов:
1. Реанимация и морально-этические проблемы
«управления умиранием».
2. Медицинские критерии смерти человека:
моральные проблемы.
3. Проблема эквивалентности смерти мозга
и смерти человека.
4. Влияние депрессивной самооценки больного
на появлении у врача уверенности в безнадежности
излечения.
5. Правда и ложь о «легкой смерти» в медицине
и средствах массовой информации (СМИ).
(Как и почему СМИ формируют образ «легкой
смерти»?)
6. Нравственная ответственность врача
«перед лицом смерти».
7. Проблема переживания смерти в произведении
Л. Н. Толстого «Смерть Ивана Ильича».
10. «Физика» и «метафизика» смерти.
12. Эвтаназия: история проблемы.
13. Право на правду о последнем диагнозе.
14. Отношение к мертвому телу в философской
антропологии и патологической анатомии.
15. Смерть и умирание как стадия жизни.
Вопросы для самоконтроля:
1. В чем заключается суть концепции Е.
Кюблер-Росс “смерть как стадия роста”?
2. Перечислите основные стадии и формы
реакции пациента на сообщение о неблагоприятном
диагнозе (по Е. Кюблер-Росс).
3. Запрещена ли законодательно эвтаназия
в Беларуси, если да, то в каких документах?
4. Назовите основные аргументы противников
эвтаназии.
5. По каким критериям в настоящее время
осуществляется констатация смерти человека
в Беларуси?
6. Что такое хосписы и есть ли они в Беларуси?
7. Какие виды помощи оказываются пациентам
в хосписе?
8. Разрешено ли врачу (законодательно)
сообщать неизлечимо больному пациенту
диагноз?
9. Назовите основные аргументы противников
лжесвидетельства в медицине.
10. Каковы границы достоверности неблагоприятного
медицинского прогноза и диагноза, рассматриваемых
в качестве оснований для активной эвтаназии?
^ Тексты для обсуждения.
Арьес Ф.
Человек
перед лицом смерти
Смерть перевернутая
Еще в начале XX века, скажем, до первой
мировой войны, на всем Западе смерть одного
человека приводила в движение целую социальную
группу или даже все общество – например,
в пределах деревни. В комнате умершего
закрывали ставни, зажигали свечи, приносили
святую воду. Дом наполнялся соседями,
родственниками, друзьями, все перешептывались
с видом серьезным и торжественным. На
входной двери прикрепляли траурное извещение,
заменившее собой старинный обычай выставлять
в дверях тело усопшего или его гроб. Богослужение
в церкви собирало множество людей, встававших
затем в очередь, чтобы выразить свои соболезнования
семье покойного. После чего траурная
процессия медленно сопровождала гроб
на кладбище. Но и на этом дело не кончалось.
Период траура был заполнен визитами:
семья умершего ходила на кладбище, родственники
и друзья навещали семью. Лишь постепенно
жизнь входила в привычное русло, так что
оставались только посещения кладбища
близкими усопшего. Смерть индивида затрагивала
целую социальную группу, и она реагировала
коллективно, начиная с ближайшей родни
и до более широкого круга знакомых и подчиненных.
Не только каждый умирал публично, но и
смерть каждого становилась общественным
событием, трогавшим – и в переносном,
и в буквальном смыслах – все общество.
Все изменения в отношении к смерти на
протяжении тысячелетия не нарушили этой
фундаментальной картины. Связь между
смертью отдельного человека и обществом
оставалась нерушимой. Смерть всегда была
фактом социальным. Она и сегодня продолжает
быть таковым во многих случаях, и нет
уверенности, что эта традиционная модель
обречена на исчезновение. Но абсолютно
всеобщей эта модель уже не является. В
течение нынешнего столетия сложился
совершенно новый тип смерти, особенно
в наиболее индустриально и технически
развитых и урбанизированных регионах
западного мира. И конечно, мы наблюдаем
сегодня лишь первый этап в становлении
новой модели.
Две ее черты бросаются в глаза любому.
Первая поразительно нова и противоположна
всему, что мы видели в прошлые века: общество
изгоняет смерть, если только речь не идет
о выдающихся деятелях государства. Ничто
не оповещает в городе прохожих о том,
что что-то произошло. Старинный черный
с серебром катафалк превратился в самый
обычный лимузин, незаметный в потоке
уличного движения. Смерть больше не вносит
в ритм жизни общества паузу. Человек исчезает
мгновенно. В городах все отныне происходит
так, словно никто больше не умирает.
Другая черта нового отношения к смерти
не менее примечательна. Разумеется, и
прежде в течение долгих веков образ смерти
и восприятие ее менялись, но как медленно!
Маленькие перемены совершались столь
долго, растягиваясь на целые поколения,
что современники их просто не замечали.
В наше время полный переворот в нравах
произошел – или кажется совершившимся
– на протяжении жизни одного поколения.
В дни моей молодости женщин, носивших
траур, было не видно из-под черных вуалей
и шелков. В буржуазных семьях дети, потерявшие
бабушку, ходили в фиолетовом. Моя мать
после 1945 г. последние двадцать лет своей
жизни носила траур по сыну, погибшему
на войне. А сегодня...
Быстрота и резкость перемен сделали их
заметными. Их знают, обсуждают, о них ведут
свои исследования социологи, готовят
телевизионные передачи, устраивают медицинские
и юридические дебаты. Изгнанная обществом
через дверь, смерть вновь входит в окно,
возвращается так же стремительно, как
и исчезла[…].
^ Триумф медикализации
Итак, романтическая модель смерти, как
она существовала в середине XIX века, проходит
целый ряд последовательных этапов распада.
Прежде всего, изменения затрагивают в
конце XIX века первый период умирания:
период тяжелой болезни. Это случай толстовского
Ивана Ильича: больного начинают держать
в неведении относительно его состояния
и того, что его ждет. Затем, после того
как первая мировая война показала миру
гибель миллионов людей одновременно,
общество накладывает негласный запрет
на траур и на все, что в публичной жизни
напоминает о смерти, во всяком случае
о смерти обычной, не сенсационной. Неизменным
остается еще только самый момент смерти,
который в эпоху Толстого и долгое время
спустя продолжал сохранять традиционный
характер: прокручивание в памяти прожитой
жизни, умирание на людях, сцена последних
прощаний.
После 1945 г. и этот пережиток романтической
модели прекрасной смерти исчезает. Причиной
явилась полная медикализация смерти[...].
Бурный прогресс медицинской техники
и методов стационарного лечения, подготовка
достаточного количества компетентного
персонала, рост общественных расходов
на здравоохранение привели к тому, что
больницы заняли в этой сфере монопольное
положение. Оказалось невозможно чем-либо
заменить эти учреждения с их сложной,
редкой и дорогостоящей аппаратурой, с
их высококвалифицированным персоналом,
множеством вспомогательных лабораторий
и служб.
С момента, когда болезнь становится серьезной
и затяжной, врач все чаще бывает склонен
направить пациента в больницу. К успехам
диагностики, наблюдения и лечения в больницах
добавились успехи реанимации, обезболивания,
облегчения физических страданий. Методы
эти применяются уже не только до, во время
или после операции, но во время агонии,
чтобы сделать уход из жизни менее мучительным
для умирающего. Постепенно умирающий
в больнице уподобился тяжелому послеоперационному
больному, что обеспечило сходную заботу
и уход. В городах люди в большинстве случаев
перестали умирать дома, как еще раньше
перестали дома появляться на свет. В Нью-Йорке
в 1967 г. 75% умерших скончались в больнице
или в аналогичном заведении (в 1955 г. –
69%), а в целом по США – 60%. В дальнейшем
процент умерших в больнице продолжал
расти[...].
Триумф медикализации имел огромные последствия
для самого понимания смерти. В традиционном
менталитете (на Западе до XVII в.) мгновенность
смерти смягчена уверенностью в продолжении
существования человека и по ту сторону
роковой грани. В XVII в. идея дуализма души
и тела и их разделения в момент кончины
устранила это протяженное во времени
восприятие смерти: смерть стала мгновением,
моментальным переходом из одного состояния
в другое. Сегодняшняя смерть в окружении
врачей вновь обрела протяженность во
времени, но не по ту, а по эту сторону грани.
Смерть укорачивается или продлевается
в зависимости от действий врача: он не
может ее предотвратить, но часто в состоянии
регулировать ее длительность – от нескольких
часов, как обычно длится агония, до нескольких
недель, месяцев или даже лет. Стало возможным
оттянуть роковой момент, а меры, призванные
смягчить боль, имеют важный побочный
эффект, фактически продлевая жизнь больному.
Бывает, оттягивание смертного часа становится
самоцелью, и медицинский персонал не
жалеет усилий, чтобы продлевать жизнь
человека искусственными методами. Вспомним
хотя бы шекспировскую агонию генералиссимуса
Франсиско Франко в Испании в окружении
его двадцати личных врачей. Известны
и более сенсационные случаи, особенно
в Америке, когда больному в коматозном
состоянии врачи не дают умереть в течение
долгих месяцев, несмотря на настояния
семьи или даже решение суда. При этом
медики часто ссылаются на то, что у таких
больных еще не наступила смерть мозга,
определяемая по электроэнцефалограмме.
В нашу задачу не входит обсуждать здесь
этические проблемы эвтаназии, когда врачи
в полном согласии с законом отключают
аппаратуру, поддерживающую жизнь безнадежного
больного, или иным способом прекращают
его существование, нередко ненавистное
ему самому. Повторим лишь, что медицина,
организованная в форме больницы, в принципе
может позволить неизлечимому больному
продолжать существовать неопределенно
долго[...].
Одновременно смерть перестала восприниматься
как феномен естественный и необходимый.
Смерть – это провал, несчастный случай.
Так считает врач, ибо в этом оправдание
его существования. Но и он выражает здесь
лишь то, что чувствует само общество.
Смерть – знак бессилия, беспомощности,
ошибки или неумелости, который следует
поскорее забыть. Смерть в больнице не
должна нарушать обычного хода вещей и
потому должна быть скромной, незаметной,
«на цыпочках»[...].
Сознавая это или нет, врачи и медсестры
выработали свое понимание того, что исследователи
Глэйзер и Стросс называют acceptable style of
facing death, «приемлемый стиль того, как встречать
смерть». Для больничного персонала, да
и для всего общества лучше всех умирает
тот, кто не кажется умирающим. Человеку
тем легче скрыть, что он умирает, чем меньше
он сам подозревает об этом. Его неведение
в наши дни еще необходимее, чем во времена
Ивана Ильича. Неведение может даже стать
важным фактором выздоровления, а для
лечащего персонала условием эффективности
его действий.
То, что сегодня мы называем прекрасной
смертью, – смерть в неведении – точно
соответствует тому, что в далеком прошлом
считалось несчастьем и проклятием: mors
repentina et improvisa – смерть внезапная, непредвиденная,
к которой человек не успел подготовиться.
Как дико звучали бы для средневековых
людей наши привычные слова: «Он скончался
сегодня ночью во сне, не просыпаясь. Умер
самой прекрасной смертью, какая только
может быть».
Однако умирание в больнице зачастую длится
долго, и умный пациент способен по действиям
и поведению врачей и медсестер понять,
что его ждет. Поэтому лечащий персонал
инстинктивно, неосознанно вынуждает
больного, который от них зависит и хочет
им угодить, разыгрывать неведение. В некоторых
случаях молчание превращается в безмолвное
соучастие, в других случаях страх делает
невозможной никакую коммуникацию между
умирающим и теми, кто за ним ухаживает.
Пассивность больного поддерживается
успокаивающими препаратами, особенно
в конце, когда страдания становятся невыносимыми.
Морфий снимает боль, но он же притупляет
сознание, повергая умирающего в желанное
для всех неведение своей участи.
Противоположностью «приемлемого стиля
умирания» является смерть плохая, безобразная,
лишенная какой бы то ни было элегантности
и деликатности. В одном случае больной,
который знает, что умирает, восстает против
неизбежности, кричит, становится агрессивен.
Другой случай – его лечащий персонал
боится не меньше – это когда умирающий
принимает свою смерть, сосредоточивается
на ней, отворачивается к стене, становится
безучастен к окружающему миру, перестает
общаться с людьми. Врачи и медсестры отталкивают
это отталкивание, как бы устраняющее
их и делающее ненужными их усилия[...].
^ Возвращение предупреждения.
Смерть сегодня.
[...]Если на исходе XIX в. смерть исчезает
из медицинской науки, то в новейших исследованиях
она возвращается как тема не только философии,
но и медицины. Речь идет о достоинстве
умирающего, о том, чтобы смерть не игнорировалась
и замалчивалась, а была признана как реальное
состояние и – более того – как фундаментальный
акт. Одно из условий признания смерти:
умирающий должен быть информирован о
своем состоянии. Вскоре английские и
американские врачи уступили этому давлению,
в особенности потому, что теперь они могли
наконец разделить ответственность, ставшую
казаться невыносимой. Не стоим ли мы на
пороге нового глубокого изменения менталитета
в том, что касается смерти? Не умирает
ли старая заповедь молчания о смерти?
[...].
В современной драме идей в отношении
смерти общество в целом по-прежнему отталкивает
от себя смерть, какой она предстает в
реальности. Все согласны в том, что условия
умирания в больницах должны быть улучшены,
но смерть не должна выходить оттуда. Те,
кого подобный компромиссный подход не
устраивает, кто отвергает эти половинчатые
смягчения, в конце концов, если доводят
свои рассуждения до логического предела,
начинают оспаривать саму идею медикализации
смерти[...]. Все чаще раздаются голоса сомнения
в том, что подчинение жизни и смерти человека
развитию медицинской техники и клинических
методик есть такое уж безусловное благо[...].