Перспективный анализ общих тенденций развития структурных кризисов в мировой экономике

Дело здесь в том, что впервые за всю историю человечества ответственными за кардинальные открытия НТР стали три наиболее общие фундаментальные науки - философия в части относящейся к ней формальной логики, физическая квантовая механика и математика (теория систем и обработка данных). Их интегративное действие явилось исходной точкой отсчета НТР, а основные перспективные сферы новых НТР уже первично очерчены специалистами квантовой механики в виде четырех непознанных квантовых явлений за пределами физики. И если среди трех из них (квантовый компьютер Фейнмана, изучение бессознательного, а также биология, поведение животных и работа мозга) в последнем упомянутом направлении ныне создаются генетикой предпосылки к кластеризации открытий в новый этап НТР с включением в последний блока ответственных за его реализацию индустриальных отраслей, то четвертое направление - теория социальных процессов - напрямую касается гуманитарных наук. 
    Структурный кризис своим глобальным экологическим последствием в этой связи как раз и показывает резкий рост потребностей в усилении прогнозных функций определения последствий различных вариантов развития цивилизации, в которых диалектическая логика способна благодаря очищенному от догматизма принципу системности подхода к анализу явлений выступить прогнозно-опережающим предсказателем многих открытий. Безусловно, смена решающего критерия эффективности человеческого капитала знаний с "ноу-хау" на "ноу-вот" ("знаю-что") должна пройти этап появления технологических новинок магнитно-притягивающего блоки диалектической логики компьютерного распознавания в текстовых символах описания процессов различными науками, подверженных наличию подобной логической закономерности. Однако возможности временного нетехнологического анализа и выдвижения опережающих прогнозных гипотез взаимосвязи явлений имеются, вероятно, уже сейчас (например, исходя из данной логики, несложно было высказать вероятностный прогноз о связи землетрясений с атмосферным давлением над данной территорией, не дожидаясь, пока специалисты естественных наук эволюционным путем выдвинут эту гипотезу на базе своих теорий). На подобную перспективу указывает и распространение постмодернистской философии, ломающей привычные рамки стереотипов кропотливо-медленного эволюционного мышления, поскольку опережающий прогноз, проверяемый затем на принцип отсутствия "лысенковщины", способен не только экономить время разработки новшеств, но и сделать ранее бесперспективную страну средоточием потоков мировой "интеллектуальной ренты" за предлагаемую череду прогнозных "ноу-вот".

Сохраняется в этой связи и самостоятельный аспект полезности диалектической логики в рамках самой теории квантовой механики и современного этапа компьютеризации. Относительно последнего одним из вероятностных последствий применения новых магнитно-компьютерных технологий распознавания закономерностей диалектической логики в анализируемых текстах может стать структурный кризис содержания компьютерной деятельности, связанный с перегрузкой баз данных непроизводительной по новым условиям производственно-компьтерного труда информацией потребительского характера предоставляемых через сеть услуг. 
    В рамках же квантовой механики, требующей, возможно, структуризации по принципу химической таблицы, даже на уровне дилетантства, но в соответствии с диалектической логикой можно предположить преувеличенность вывода квантовой физики о вечности самовоспроизводства Вселенной. А это уже способно на уровне гипотез революционизировать представление о материальном более высокого порядка (уровня) по отношению к планете как об однозначно материальном, а не идеальном объекте. Известное из религии выражение о боге как образе и подобии человека способно в этом случае перейти с абстрактно-идеального на уровень материально осмысленного и физически очерченного. При хотя бы приблизительном отражении подобной логикой реалий непознанной пока действительности Вселенной как "живого" развивающегося организма с помощью одних областей разделенных между собой наук можно будет прочитать заложенный в других науках и "генетический код" объяснения реальных процессов. Причем, например, не только материальное может оказаться лишь формой развития идеального более высокого уровня охвата одной системой другую, но и непознаваемая на уровне физической материи человеческая "душа" вполне может получить доказательную базу своего существования на уровне развития ... "истории человечества как приблизительного смыслового аналога души этого более высокого по уровню охвата глобальных системных связей развивающегося организма". 
    Конечно, последние из гипотетических построений пока не имеют базы для их подтверждения или опровержения, но то, что порой выступало как сумасшедшее и абсурдное, порой в дальнейшей эволюции знаний находило свое подтверждение и утверждение. Структурный кризис конца XX столетия как раз и дает главный урок человечеству в виде потребностей к экономии ресурсов ради ускорения познания явлений перед глобальным освоением человечеством космического пространства3.

2. ПЕРСПЕКТИВНЫЙ АНАЛИЗ ОБЩИХ ТЕНДЕНЦИЙ РАЗВИТИЯ СТРУКТУРНЫХ КРИЗИСОВ В МИРОВОЙ ЭКОНОМИКЕ

2.1 От интеграции к дезинтеграции

Ключевой проблемой современного человечества является его нарастающее разделение, имеющее многоуровневый характер, идущее одновременно по целому ряду признаков. В конце XIX - начале ХХ века человечество достигло исключительно высокой для тогдашнего уровня развития интеграции. Эта интеграция, устранив внутренние барьеры на рынках, предельно (вплоть до развязывания мировой войны) обострила конкуренцию между наиболее развитыми странами и привела к глубокой сегментации человечества.

Весь мировой экономический рост после Второй Мировой войны опирался на постепенное изживание этой сегментации, пока победа Запада в "холодной войне" не покончила с ней окончательно.

Однако новое устранение барьеров на мировых рынках (модные сопоставления глубины интеграции начала и конца ХХ века некорректны, так как в конце его наиболее значимой была интеграция на рынке услуг, зачаточном в его начале) породило новые комплексы неодолимых проблем и, соответственно, новую волну сегментации.

Она еще только начинается, и ее ход - и тем более последствия - нуждаются в тщательном анализе, но уже ясно, что старая модель "роста за счет интеграции", обеспечивавшая развитие человечества в течение всего послевоенного периода, исчерпана. Пока не будет сформирована новая модель развития (а это делается ощупью и, соответственно, медленно и непоследовательно), о высоких темпах развития и тем более об устойчивом росте, - хотя бы для развитых стран, образующих основную часть мировой экономики, - придется забыть. Сегментация человечества идет сразу в нескольких направлениях, по нескольким критериям.

На поверхности лежит разделение между успешно развивающимися и неразвитыми странами ("между богатыми и бедными", "между золотым миллиардом и пока двумя, а завтра больше миллиардами, заживо сжигаемыми в топке процветания западной цивилизации"). Прогресс Запада и успешных стран Азии слишком заметен на фоне вымирающей Африки, содрогающейся в конвульсиях Латинской Америки, стагнирующей уже второе десятилетие Японии, деградирующих Юго-Восточной Европы и постсоветского пространства.

Не позже начала 90-х годов разрыв между развитыми странами и остальным миром окончательно принял технологический характер: современные технологии слишком сложны и дороги, чтобы их могли не то что создавать, но даже применять относительно неразвитые страны. Это лишает их самой возможности эффективно работать - и, следовательно, лишает их будущего в условиях глобальной конкуренции.

Развитые страны осознают эту проблему преимущественно через призму "цифрового неравенства", которое ограничивает рынки сбыта производимой ими (точнее, их корпорациями) сложной и потому дорогой высокотехнологичной продукции, а следовательно - и возможности их технологического прогресса. Однако на деле проблема глубже: рост эффективности информационных технологий привел к классическому "кризису перепроизводства" информационных (в широком смысле слова) услуг. Их объем слишком велик даже для глобальных рынков. Именно это - наиболее глубокая причина системного структурного кризиса, охватившего сейчас экономики развитых стран и мировую экономику в целом.

Расширение же глобальных рынков сдерживается не только бедностью большинства населения развивающихся стран, но и культурным барьером: технологии пропаганды и даже обработки информации, разработанные для одной цивилизационной парадигмы, не воспринимаются в рамках другой. Результат - сокращение притока ресурсов для дальнейшего прогресса информационных технологий Запада4.

Естественно, развитые страны будут прилагать все усилия для если не разрешения, то по крайней мере смягчения этого кризиса, которое не только лишает их перспектив сохранения безусловного мирового лидерства (из-за сокращения финансирования развития технологий), но и порождает значительные внутренние проблемы, уже запустив процесс маргинализации части среднего класса - процесс превращения "общества двух третей" в "общество половины".

В краткосрочном плане кризис будут пытаться изжить в первую очередь попытками стимулирования развития бедных стран в типичном гуманитарно-ооновском стиле. Их прямое противоречие текущим интересам практически всех ключевых сил развитых стран и исключительная сложность самой задачи обрекает их на неудачу.

Среднесрочными мерами решения проблемы станут прежде всего попытки стимулирования "культурной экспансии" развитых стран для расширения информационных рынков за счет снятия "культурного барьера". Практика показывает, что подобные действия, поневоле посягая на цивилизационную идентичность осваиваемых обществ, ведут к разрушению слабых обществ и конфронтации Запада с сильными.

Поэтому они неразрывно связаны с другим среднесрочным способом смягчения кризиса - с нагнетанием в мире военно-политической напряженности для стимулирования военных научно-технологических разработок (которые, как это ни печально, служат наиболее эффективным методом государственного стимулирования науки и технологий).

В конечном счете все эти подходы недостаточны. Наиболее вероятный путь изживания кризиса (если забыть об апокалиптических прогнозах сравнительно безболезненной эвтаназии незападных цивилизаций - по аналогии с современной Африкой и завтрашней Россией - качественное удешевление и упрощение современных технологий. Однако вопрос об областях применения этих "закрывающих" технологий (они "закроют" не только отрасли, но и, соответственно, целые страны), темпах их распространения и характере влияния на конкретный рисунок международной конкуренции остается открытым.

Появление и превращение в значимый фактор международной конкуренции такого явления, как "культурный барьер", делает все более очевидным ответ на другой вопрос, поставленный еще Тойнби. Разделение человечества идет не только по используемым технологиям и уровню благосостояния, но и по цивилизационному признаку.

Социализм и капитализм конкурировали в рамках единой культурно-цивилизационной парадигмы, и силовое поле, создаваемое биполярным противостоянием, удерживало в ее рамках все остальное человечество, оказывая на него мощное преобразующее влияние. Исчезновение биполярной системы уничтожило это силовое поле, высвободив сразу две цивилизационно-культурных инициативы: исламскую, несущую мощный социальный заряд, и китайскую. (Существенно, что в силу сочетания традиций с демографическим регулированием мальчиков рождается почти на 15% больше, чем девочек, что способствует повышению общего уровня агрессивности китайского общества, выливающейся при эффективном управлении во внешнюю экспансию).

Мировая конкуренция стремительно приобретает характер конкуренции между цивилизациями - и кошмарный смысл этого обыденного факта еще только начинает осознаваться человечеством. Проще всего понять его по аналогии с межнациональными конфликтами, разжигание которых является преступлением особой тяжести в силу их иррациональности: их сложно погасить, так как стороны существуют в разных системах ценностей и потому не могут договориться.

Участники конкуренции между цивилизациями разделены еще глубже, чем стороны межнационального конфликта. Они не только преследуют разные цели разными методами, но и не могут понять ценности, цели и методы друг друга. Финансовая экспансия Запада, этническая - Китая и религиозная - ислама не просто развертываются в разных плоскостях; они не принимают друг друга как глубоко чуждое явление, враждебное не в силу различного отношения к ключевому вопросу всякого общественного развития - вопросу о власти, - но в силу самого своего образа жизни. Компромисс возможен только в случае изменения образа жизни, то есть уничтожения как цивилизации.

Такая конкуренция не просто осуществляется по отношению к каждому ее участнику методами, являющимися для него внесистемными и потому носящими болезненный и разрушительный характер; она носит бескопромиссный характер и нарастает даже при видимом равенстве сил и отсутствию шансов на чей-либо значимый успех.

Она иррациональна - и потому опасна и разрушительна. Каждая из трех великих цивилизаций, проникая в другую, не обогащает, но разъедает и подрывает ее (классические примеры - этнический раскол американского общества и имманентная шаткость прозападных режимов в исламских странах).

Возможно, ислам уже в ближайшее десятилетие станет "ледоколом" Китая по отношению к Западу подобно тому, как гитлеровская Германия и, в конечном счете, сталинский СССР стали "ледоколом" рузвельтовских США по отношению к Европе.

Вместе с тем рассмотрение традиционного мирового "треугольника цивилизационных сил" (Запад - ислам - Китай) становится все менее достаточным. Похоже, мы присутствуем при еще более драматическом, чем столкновение западной и исламской цивилизаций, акте начала разделения Запада, - при начале расхождения между ЕС и США.

Действительно ожесточенная экономическая конкуренция играет здесь безусловно подчиненную роль: пагубная для европейской экономики агрессия против Югославии и события 11 сентября, когда ЕС спасал американскую финансовую систему, достаточно убедительно доказывают, что для европейцев теснота экономических связей с США решительно доминирует над экономической же конкуренцией с ними.

Происходящее размежевание, видное в мириаде мелких деталей, но более всего в различном отношении к Ираку, свидетельствует не о политическом, но о значительно более тонком и одновременно более глубоком мировоззренческом, ценностном расхождении двух обществ.

Американское ориентировано прежде всего на обеспечение собственной конкурентоспособности. Правило, мешающее ему достигать эту цель, искренне воспринимается как устарелое недоразумение и отбрасывается. США - боксер, который не пользуется на ринге ножом не потому, что это не принято, а потому, что за это засчитают поражение.

Европейское же общество стремится жить по установленному своду принципов (надо отметить, в целом разумных и гуманных), обеспечивающих ему наиболее комфортную и благополучную жизнь. Это обрекает его на пассивность, догматичность, коллаборационизм - вчера перед лицом "советской угрозы", сегодня перед лицом склонного к экспансии ислама - и относительную слабость в мировой конкуренции.

Однако заранее списывать Европу со счетов, даже с учетом ее внутренней неэффективности и разнородности, было бы глубокой ошибкой. Не стоит забывать, что ее коллаборационизм и склонность к уклонению от конфликтов могут привести ее на тот самый холм, с которого процветающая обезьяна китайской стратагемы вот уже несколько тысячелетий наблюдает за схваткой сменяющихся тигров.

При оценке конкурентоспособности цивилизаций важно учитывать, что современные технологии парадоксально придают новую жизнеспособность архаичным социальным организмам, которые:

* в силу архаичности или примитивности не воспринимают многие разрушительные технологии, разработанные для сдерживания современных социальных механизмов (так, традиции - лучшее оружие против пропаганды), и защищены от ряда современных вызовов (так, пренебрежение правами человека позволяет запретительно жестоко карать за наркоторговлю и оргпреступность);