Горгий и горгианские фигуры

РОСТОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ЭКОНОМИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ «РИНХ»

КАФЕДРА ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ И ПРИКЛАДНОЙ КОММУНИКАТИВИСТИКИ

 

 

 

РЕФЕРАТ

По дисциплине «Судебное красноречие»

Тема «  »

 

 

 

 

 

 

 

 

Выполнил:

Студентка группы 643-ЮРZ

заочной формы обучения

Сысоева Анастасия Юрьевна

______________________

Научный руководитель:

____________________

 

 

 

 

 

Ростов -на-Дону

2013

 

ВВЕДЕНИЕ

Публичная речь была неотъемлемой частью политической жизни Древней Эллады. Для того, чтобы завоевать успех, политик должен был в совершенстве владеть искусством красноречия. Помимо политических деятелей, ораторское искусство в V веке до н.э. активно эксплуатировала новая в афинском обществе группа людей, зарабатывающая на жизнь интеллектуальным трудом. Это были учителя красноречия, сформировавшиеся в недрах софистики, и бравшиеся обучать за довольно высокую плату тех, кто стремился к общественной или государственной деятельности.

Крупнейшим теоретиком и учителем красноречия в V веке до н.э. был Горгий, ученик прославленного сицилийского философа Эмпедокла.

Ряд исследователей считает именно Горгия творцом греческой художественной прозы.

Античная традиция приписывает Горгию применение так называемых «Горгиевых фигур», суть которых заключалась в привнесении в ораторскую прозу чисто поэтических приемов.

Традиция донесла до нас немногое из творческого наследия Горгия. Существует, например, следующий совет оратору: «Серьѐзные доводы противника опровергай шуткой, шутки – серьѐзностью». Целиком сохранились лишь две речи, приписываемые Горгию – «Похвала Елене» и «Оправдание Поламеда», написанные на сюжеты мифов о Троянской войне. 

Горгий был одним из первых ораторов нового типа – не только практиком, но и теоретиком красноречия.

 

 

 

 

 

Горгий и горгианские фигуры

Третий уроженец Сицилии Горгий (485-380 гг. до н. э.) оказался самым прославленным учеником Эмпедокла. Ряд исследователей считает именно Горгия творцом греческой художественной прозы. 1 Прибыв в Аттику в 427 г. до н.э. в качестве посла города Леонтины, терпящего притеснения от соседних Сиракуз, Горгий привел в восторг афинскую публику искусными антитезами и рифмованными созвучиями слов. Так до Горгия в Афинах не говорил никто. В результате народное собрание отдало предпочтение этому политическому оратору только за умение красиво выражать свою мысль. В постановлении экклесии значилось: немедленно оказать леонтийцам военную помощь в борьбе против Сиракуз.

«Нововведение Горгия заключалось не в придумывании приемов (аллитераций, ассонансов, повторов, поэтических фигур, антитез и аналогий) - они были хорошо известны задолго до него - а в той организации словесной ткани, которой он достигал с их помощью. Противопоставление понятий и связанная с этим игра словами превращалась у него в членение речи на симметричные отрезки с сознательно подобранной созвучной концовкой. Равновесие частей придавало речи в целом предельную ясность», - пишет Т.А. Миллер. 2

Спустя немного времени окрыленный успехом Горгий переселяется в Афины и открывает школу красноречия.

Как можно судить по диалогам Платона «Горгий» и «Федр», привлекательность речей Горгия для современников заключалась в умении использовать звуковую, музыкальную сторону речи. Именно Горгий впервые внимательно анализирует звуковую организацию словесных приемов, которые используются в заговорах, молитвах, в поэзии, и переносит их в свою речь. Он сам говорит об этом в одной из немногих сохранившихся до наших дней речей: «Заклинания, проникнутые божественной силой речи, и радость наводят и печаль отвращают, потому что мощь заклинания, соприкасаясь с человеческой мыслью, чарует ее, убеждает и переиначивает средствами своего волшебства. Существуют же два способа волшебного чародейства: чарование духа и обман мысли». 3

Оба приема - «чарование духа» и «обман мысли» — представляют собой воплощение в реальность основного постулата софистического релятивизма, что вызывает бурную реакцию Платона, обрушившегося на безнравственность и неискренность риторического учения. Не владея знанием об истинном и ложном (ибо софист, по Протагору, склоняется к принятию кардинально противоположных мнений, каждое из которых имеет равное право на существование), оратор идет на поводу у публики, потакая ее заблуждениям и тем самым принося народу не пользу, а вред. «Риторика не имеет даже права называться наукой, изучающей законы речи, так как форма речи не подчиняется никаким общим законам и определяется только конкретным содержанием речи; риторика есть всего лишь практическое знание, приобретаемое не изучением, а опытом. Этой ходячей риторике Платон противоставляет истинное красноречие, основанное на подлинном знании и потому доступное только философу. Познав сущность вещей, философ придет к правильному о них мнению, а познав природу человеческих душ, он правильно внушит свое мнение душам слушателей». 4

«Чарование мысли», по Платону, есть лишь средство усиления обмана, искусство шамана, «заклинанием своим зачаровывающего рассерженных».5 Различие взглядов становится очевидным даже на уровне терминов: если в софистике ключевое понятие было связано с лексическим рядом σοφος — σοφια (умение, опытность, ловкость), то у Платона на первый план выступил лексический ряд φιλοσοφος - φιλοσοφια (стремление достичь мудрости). Так с самого возникновения красноречия начинается яростное противостояние риторики и философии, публицистики и науки, не завершенное и по сей день.

Тем не менее Горгий разрабатывает методику воздействия на слушателя. Не случайно именно в его школе было выработано определение:

Ρητορικη ΄εστιπειθους ‘δημιουργος΄ — риторика — мастер убеждения. 6

Горгий вводит ряд средств, с помощью которых оратор «ведет за собой» душу слушателя и услаждает ее (ψυχαγωγια). Античная традиция приписывает Горгию изобретение словесных фигур (греч. σκ’ηματα, лат. figurae), известных у нас под названием горгианских фигур. Собственно у Горгия их было три: антитеза ’αντιθεσις) - сочетание членов фразы, находящихся между собой в отношении противоположности (напр. «приятно лесть начинается и горько она кончается»); равночленность - исоколон ‘ισοκωλον - симметрия слогов) - уравнивание между собой синтаксических членений предложения (см. пример 1 и 3); созвучие окончаний – «гомойотелевтон» ‘ομοιοτελευτον - обычное украшение антитезы («Была ли она силой похищена, или речами улещена, или любовью охвачена?»). 7

Все последующие приемы ораторского искусства включались в перечень фигур, а позднее требовали уже специальной и разветвленной классификации.

Платон с пристрастием описывает самоуверенность Горгия, рассчитывавшего на магическую силу красноречия, преподаваемого в его школе. В диалоге «Горгий» герой так говорит о могуществе оратора, руководящего толпой: «Если бы в какой угодно город прибыл оратор и врач и если бы в Народном собрании или в любом ином собрании зашел спор, кого из двоих выбрать врачом, то на врача никто бы и смотреть не стал, а выбрали бы того, кто владеет словом... потому, что не существует предмета, о котором оратор не сказал бы убедительнее перед толпою, чем любой из знатоков своего дела. Вот какова сила искусства и его возможности... Оратор способен выступить против любого противника и по любому поводу так, что убедит толпу скорее всякого другого; короче говоря, он достигнет всего, чего ни пожелает...»8 Такая смелость первых софистов опиралась на избранный ими способ рассуждения. Т.А. Миллер определяет его как «соотнесение» - единичного, отдельного, с общим, целым, а также предметов друг с другом, их противопоставление и соположение. Эти мыслительные операции сами по себе, разумеется, не были новшеством, однако, превращенные в рабочий метод, они легли в основу того специфического описания реальности, которое выявляет в предметах сопоставимые (соотносимые) друг с другом грани (мы называем это схематизацией) и которое позволило Аристотелю создать учение о силлогизмах (логических связях) и применить классификацию по родам и видам, а писателям — разработать достаточно жесткий трафарет изображения действительности9. Уже с первых шагов античная риторика отличалась продуманной связностью всех частей от больших до мельчайших, системной рациональностью, столь характерной для всей греко-римской культуры. 10

По свидетельству Филострата11, Горгий вызывал восторг вовсе не как судебный или политический оратор, а как мастер торжественного красноречия (позднее Аристотель назвал этот тип эпидейктическим / Arist., Rhetor., I, III, 2/). Именно Горгию принадлежали поразившие слушателей Олимпийская речь на празднествах в Пифийском храме и надгробное слово в память афинян, павших на войне (обе речи не сохранились). «Вырабатывался специфический новый тип красноречия, предназначенный не для споров и тяжб, а для прославления и уничижения, не для доказательства или опровержения фактов, а для их оценивания». 12 Эти речи способствовали не столько выражению симпатий или лести к тому или иному политическому деятелю, но посвящались пропаганде определенной идеологии или образа жизни.

Главным поприщем, на котором совершенствовал себя мастер парадного красноречия, было умение хвалить. От софистов V в. до н.э. в нескончаемую даль последующих веков тянется нить изощренных опытов этого искусства, охватывающего все многообразие предметов от самых ординарных (похвала горшкам, мышам, камешкам - ученик Горгия Поликрат) до самых престижных (похвала городу, правителю). Умение хвалить предполагало три вещи: умение придать словесной ткани эффектное благозвучие (как хвалить); умение найти в объекте ценность, заслуживающую похвалы (за что хвалить) и умение сделать предмет похвалы близким слушателю (для чего хвалить). Овладевая этим умением, риторы V—IV вв. до н.э. создали непререкаемую норму достоинств стиля и подняли нравственные ценности полиса на ту притягательную высоту, на которой они оставались еще многие столетия.

Похвала могла быть основной темой речи, и тогда речь называлась энкомием (букв. с греч. — во славу, с целью прославления; в литературе европейского классицизма энкомию соответствует жанр оды) — похвальным словом, а могла быть лишь частью более широкой темы, как, например, в эпитафиях (надгробных речах), которые наряду с похвалой включали в себя также и сетования (плач), утешение и назидание. Приемы похвалы отрабатывались, кодифицировались, превращались в стереотипы и в таком виде усваивались другими жанрами - судебным красноречием, историографией, поэзией. Дошедшие до нас сочинения Горгия «Похвала Елене» и «Оправдание Паламеда» как раз являются учебными образцами торжественного красноречия, ибо написаны на мифологический сюжет, и как утверждает сам Горгий в заключительных строках «Елены», есть лишь «игра ума» (πα’ιγνιον — букв. с греч. игрушка; в пер. С. Кондратьева: «Елене во славу, себе же в забаву»).

Для своей «Похвалы» Горгий не случайно избирает тему, достаточно распространенную в греческой культуре середины V в. до н.э. Его старшие современники Геродот (История, II, 115—120) и Еврипид в трагедии «Елена» старались оправдать гомерову виновницу Троянской войны, опираясь на версию Стесихора, согласно которой в Трое находилась лишь тень Елены Спартанской, в то время как верная жена Менелая ожидала мужа в Египте. В отличие от них Горгий не стал изменять мифологическую версию «жизнеописания» Елены, а дал ей новую оценку. Секрет оратора заключался в умении перетолковывать факты и придавать им неожиданную окраску. Он применил особый прием, который сводился к тому, что явления реальности распределялись по двум противоположным полюсам, и от того, насколько удавалось оратору подвести предмет под определенную категорию и соответственно поместить его на том или ином полюсе, зависела его оценка. В фокус внимания писателя попадали не изолированные объекты с их частными особенностями, а сразу два предмета, каждый из которых был наделен признаками, прямо противоположными признакам своего напарника. При таком способе изображения на первый план выступили не индивидуальные черты вещей, а то, чем предметы отличались друг от друга. Интерес привлекала не вещь сама по себе, а то обстоятельство, что она иная, чем другая вещь, и «быть чьей-то противоположностью» делалось ее главной характеристикой, ее главной сущностью. Ни один из двух предметов в этой ситуации не мог быть показан без другого, поскольку «противоположное» всегда противоположно чему-то и не существует без соотнесенного с ним антипода.13 В подтверждение сказанного приведем несколько примеров из замечательного исследования Т.А. Миллер речи Горгия «Елена». «Во вступительной части, прежде чем перейти к главной теме, Горгий фиксирует логический принцип, положенный им в основу дальнейших рассуждений. Это принцип оппозиций, в силу которого объект рассматривается в сопряженности со своим антиподом. Оратор предлагает две схемы таких оппозиций: «космос» (украшение, слава) - «акосмия» (то, в чем отсутствует космос) и «хрэ» (должное) - «гамартиа» (ошибочное), «аматиа» (необдуманное). Первая схема классифицирует (подводит под общую категорию) отдельные свойства (качества) разных сторон человеческой жизни от города-государства до тела или слова, вторая - способы их оценивания. Фраза, открывающая «Елену», звучит так:

Славою /космос/ служит городу смелость, телу - красота, духу - разумность, деянию - доблесть, речи - правдивость; все обратное (энантиа) этому — лишь бесславие (акосмиа/ (1).

Созвучие слов, вынесенных в начало и конец фразы и отличающихся друг от друга лишь отрицательным префиксом, делает прозрачно ясной полярную противоположность понятий, а строго выдержанная однотипность перечислений (параллелизм) подчеркивает смысловое единство признаков, входящих в общую категорию космос (слава).<...>

В основной части вместо изложения фактов из жизни Елены Горгий предлагал слушателю взглянуть на нее с совершенно новой стороны. Поведение Елены не описывается в конкретных подробностях, а воспроизводится в виде моделей. Модели, намеченные Горгием, — это схемы взаимодействия Елены и тех вероятных (эйкос) причин, которые толкнули ее на отъезд в Трою...<...>

Приводимые причины включают в себя четыре рода факторов: иррациональный (изволение случая /тюхэ/, веление богов, неизбежности /ананкэ/ узаконение); физический (акт насилия); интеллектуальный (убеждение словом); эмоциональный (любовь) (6). Способ реабилитации героини прост и схематичен: устанавливается система зависимости между антиподами «сильный — слабый», и каждая из причин помещается в разряд «сильных», так что Елена автоматически должна занять место на противоположном полюсе, т.е. в числе слабых или неповинных жертв насилия. Изощренность ораторского красноречия проявляет себя в полной мере в эффектном нагромождении все новых и новых примеров, иллюстрирующих схему «сильный — слабый». Схема эта преподносится слушателю в сопряжении двойных антитез:  
...От природы не слабый сильному препона,<...> а сильное слабому власть и вождь.<...> Сильное ведет, а слабое следом идет.<...>

В эту схему контрастных противопоставлений легче всего укладывалось «иррациональное — человек», и Горгий, анализируя тут же первую из указанных им причин, строил умозаключение, безапелляционно оправдывающее Елену: «Бог сильнее человека и мощью и мудростью, как и всем остальным: если богу или случаю мы вину должны приписать, то Елену свободной от бесчестия должны признать» (6). <...>

Игра контрастами, в которой изощрялся Горгий, могла производить ошеломляющее впечатление, и с ее помощью можно было доказывать вещи прямо противоположные, стоило лишь найти для искомого предмета новый ряд оппозиций.14 Не случайно Горгию приписывали одно из наиболее релятивистских утверждений софистики: «1) ничто не существует; 2) если есть нечто сущее, то оно непознаваемо; 3) если даже оно познаваемо, то оно не выразимо и не изъяснимо». 15 Для того чтобы утверждать и обосновывать позитивные аспекты фактов, метод Горгия оказывался непригодным.