История русской риторики

Стремление разобраться  в смысле терминов и дать им истинное толкование приводило к объяснению, исходящему от происхождения или  внутренней структуры слов. В. Я. Толмачев определял словесность как «природную»  или «обыкновенную способность  человека изъяснять свои мысли и  чувствование голосом», причем словесность  не имеет «никаких отличительных  качеств», но «способность, показывающая отличное искусство выражать оные ясно и красиво, именуется красноречием; выражать сильно и убедительно –витийством (Военное красноречие. СПб., 1825. – С. 1–2). Последнее «искусство» «приобретается наукою», которую называют риторикою. Итак, «риторика есть та наука, которая содержит правила, руководствующие к красноречию и витийству… кратче определить риторику наукою красноречия» (с. 2).

Вместе с тем для  всех, «занимающихся словесностью», необходима «наука слова», главными предметами которой являются «мысли, слова и соглашение одних с другими:правильному действию мыслей учит логика; правильному употреблению слов – грамматика;правильному соглашению мыслей со словами, показывающему известную степень искусства в употреблении речи, научает риторика» (с. 4). Логика и грамматика называются «предварительными науками» в отношении к риторике.

Своеобразной предстает  концепция «словесных наук» у  замечательного педагога и теоретика  риторики Н. Ф. Кошанского.

Его схема расширяется  до разбора всех наук, имеющих отношение  к человеку, обладающему «по воле Творца силой ума и даром слова» (Общая реторика. – СПб., 1829. – С. 1). «Сила ума» связывается с логикой (многие риторики начинаются разбором основных логических терминов: понятие, суждение, умозаключение), а «дар слова» – со «словесными науками»: грамматикой, которая занимается «словами»; «реторикой», которая занимается «мыслями»; поэзией, которая занимается «чувствованиями».

Акценты, как видим, расставляются  по-разному: у Мерзлякова риторика «не  простирает своих исследований до мыслей и слов, представляя это логике и грамматике», у Кошанского предмет  риторики – «изобретать, располагать  и выражать мысли». Не случайно Мерзляков, сам блестящий стилист, построил свою риторику как теорию изящного слога и стиля, отказавшись от изобретения; Кошанский, напротив, возвращает в риторику учение об источниках изобретения, лишь предупреждая об опасности их механического употребления.

Таков лишь краткий фрагмент сопоставительного исследования мнений нескольких авторов о природе  филологических наук, среди которых  риторика, безусловно, претендовала на первенствующую роль как «теория  речи» (ср. начало учебника К. П. Зеленецкого  «Общая риторика» в редакции И. И. Давыдова: «Предмет риторики есть речь»). Такое историко-сопоставительное изучение – задача будущего. Пока суммируем  проблематику общей и частной  риторик по разделам не только исследования, но и сопоставления с современными теориями речи. В общей риторике это:

1) классификация словесных наук (словесность, логика, грамматика, риторика, красноречие, поэтика, эстетика); традиционное рассуждение об истинном и ложном красноречии;

2) теория изобретения, учение об источниках идей или общих местах как способах нахождения материала речи; в этом разделе – логические основания мышления (понятие, суждение, умозаключение), расположение в речи доводов и доказательств;

3) распространение (амплификация) речи как прием развития повествования;

4) теория расположения (композиции) частей речи: предисловие, предложение (называние), повествование, описание, доказательство (укрепление), опровержение, заключение;

5) учение о хрии (хрия – образец построения речи по ее композиционным частям);

6) учение об украшенном слоге и стиле (стиль рассматривается двояко: как теория трех стилей и как учение о качествах речи);

7) учение о тропах и фигурах (тропы как приемы употребления в переносном значении бывают словесные и речевые; фигуры как выразительные обороты речи описываются как фигуры слова, мысли, страстей, предложений);

8) учение о периоде речи, включая его различные части;

9) учение о возбуждении страстей (у Ломоносова с характеристикой важнейших страстей, у Сперанского – описание способов рождения страстей как «основания красноречия»; постепенно этот раздел сокращается и переходит в психологию);

10) учение о вкусе как категории прекрасного и способности выражать изящное и благородное в слове;

11) учение о памяти с разбором самой способности запоминать и способами тренировки;

12) учение о произношении и телодвижении, обычно исчисляющее ряд требований к голосоведению, пластике и мимике, предлагающее также способы голосового и пластического выражения чувств;

13) принципы обучения риторике (по-разному интерпретируются природные способности, научная теория, подражание образцам, практические упражнения);

14) особо должны быть проанализированы примеры или образцовые тексты, поскольку разные авторы имеют свои идеологические и стилистические предпочтения.

Частная риторика, начавшаяся делением всех текстов на прозу и  поэзию (М. В. Ломоносов), продолжается рассмотрением «больших» и «малых слов» (Амвросий Серебрянников, А. С. Никольский), а заканчивается к середине XIX в. разработанной классификацией видов и жанров словесности, куда входят в различных авторских интерпретациях письма; разговоры, или диалоги; учебные и ученые (догматические) сочинения; история (от исторической до художественной прозы); речи (политические, судебные, торжественные, академические, проповеднические). Наибольшего внимания заслуживают попытки создать всеобъемлющие классификации существующих видов словесности с максимально описанными жанрами внутри каждого вида словесности.

В 50-е годы XIX в. назрел кризис риторики как речевой идеологии общества. Несмотря на очевидные научные достижения, не понимаемые некоторыми журналистами (В. Г. Белинский), предмет «риторика» подвергается критике за отсутствие связей с бытовой прозой или «народной» речью (к описанию реальных бытовых коллизий обращается художественная литература в лице писателей натуральной школы); риторика осуждается за схоластичность в обучении по общим местам, хриям, фигурам и т. д. Характерно, что теперь, когда общие места как способы изобретения мысли и речи изгнаны из обучения, учащиеся плохо могут представлять способы распространения речи, ибо совет черпать вдохновение из самого «предмета» рассуждения (К. П. Зеленецкий) не давал техники изобретения и повисал в воздухе. Отголоски «старой» риторики продолжали существовать в виде членов предложения, отвечающих на вопросы общих мест (кто, что, где, когда, почему, зачем) и побуждающих лишь к пассивному анализу уже существующего текста.

Новая реформа образования, развернувшаяся особенно интенсивно в 60-е годы XIX в., окончательно изменила предмет словесности. Начатая усилиями влиятельных филологов (А. Н. Веселовский, А. А. Потебня) и революционеров?демократов (В. Г. Белинский, Н. А. Добролюбов), теория словесности лишь формально сохранила значение «совокупности словесных произведений данного народа», но реально ограничила предмет словесности рассмотрением трех композиционных форм речи (описание, повествование, рассуждение), сосредоточившись на вопросах стилистики, а из всей совокупности текстов избрала художественную литературу как наиболее ценный вид словесного творчества, предваряя его малым разделом устной народной поэзии. Надо ли говорить, что такое сосредоточение на художественной и «народной» речи было существенным ограничением и обеднением содержания филологического знания?

Наша хрестоматия содержит тексты по середину XIX в. не только вследствие невозможности включить всех авторов, писавших о проблемах речи, но и потому, что с середины XIX в. риторика, по существу, перестала быть в поле зрения педагогической общественности. Начинается период научного языкознания и литературоведения, и, как часто бывает при создании новых теорий, старое оказывается забытым, хотя несомненно, что общество продолжало жить положительными идеями этого «старого». Даже такие блестящие педагоги-филологи, как П. М. Леонтьев и М. Н. Катков (основатели в 1868 г. Императорского лицея в память цесаревича Николая), при напряженном изучении лицеистами родного, классических и иностранных языков, требовании к каждому учителю следить, чтобы воспитанники прежде всего хорошо говорили по-русски, отказались от риторики и словесности, включая лишь сами тексты художественной классики в языковые программы. Неудивительно, что отсутствие обучения деловой речи, фундаментальных исследований в области политической риторики, изъятия научной прозы из образования при всех достижениях научного языкознания и художественно-литературного творчества сделало общество не готовым к риторической критике разнообразных политических течений XX в. Так что причина (не будем говорить «вина») событий октябрьского переворота во многом связана с той картиной филологической образованности, которая существовала в России со второй половины XIX в. по 1917 г.

Разумеется, создание нового советского строя должно было изменить филологическое знание. Термин словесность ждала та же судьба, что 60 лет назад риторику. Последний курс «Теории словесности» Д. Н. Овсяннико-Куликовского помечен 1923 г. – советская филологическая наука будет рассматривать его как «устаревший» (см. нашу статью: Что такое словесность? (к истории термина и содержания научного предмета) // Русская словесность. 1994. № 5). Однако провозглашенная после Октябрьской революции новая идеология должна была искать подкрепления в новой риторической теории и практике. Во-первых, очевидно, что победа большевиков в 1917 г. – победа прежде всего «риторическая», ибо они оказались убедительнее своих оппонентов в пропаганде, находчивее в аргументации, выразительнее в стиле. Во-вторых, очевиден огромный интерес к практическим вопросам ораторского искусства, теории и практике построения дискуссий и споров – иначе и быть не могло в стране, где речь на собрании, митинговая агитация, политическая пропаганда заняли такое важное место. В-третьих, очевиден и интерес ученых к теории речи, политической речи (Гофман В. Слово оратора. – Л., 1932), истории русской риторики (причина ее упадка и призыв в новой лингвистике рассмотреть социально-бытовой язык «в соответствии с общей риторикой начала XIX в.» – см. у В. В. Виноградова: О художественной прозе // Избранные труды: О языке художественной прозы. – М., 1980. – С. 116).

Слово риторика в новых работах не упоминается (за исключением трудов исторического характера). Впрочем, с 30-х годов, когда кончается десятилетие историко-стилистических реформ и начинается стилевая стагнация (сопровождаемая к тому же идеологическими репрессиями), принципиальная возможность писать и обсуждать вопросы ораторского искусства и словесности была сведена к минимуму. Советское языкознание продолжало развиваться без обращения к риторике: вопросы риторической науки и искусства речи оказались размытыми между множеством лингвистических, психологических и социальных дисциплин, которые пытались заполнить образовавшуюся в потребностях общества лакуну.

Таким образом, история русской  риторики и словесности непосредственно  связана с русской общественно-политической историей. Она может быть поделена на следующие периоды, фиксирующие  единый общественно-идеологический стиль  жизни:

1615/20—1690/95 гг. – допетровская Русь в начале царствования Романовых, когда наиболее популярной является первая русская «Риторика» 1620 г., изучаемая в тривиуме свободных «мудростей»;

1690/95—1745/50 гг. – петровский период и стиль, предложенный руководствами конца XVII – первого десятилетия XVIII в. (С. Лихуд, М. Усачев, А. Белобоцкий, С. Яворский, Козма Афоноиверский, старообрядческая Выговская школа);

1745/50—1790/1800 гг. – ломоносовский период с безусловным господством руководств великого ученого, стиля русского классицизма (многое не изучено, например латинские руководства);

1790/1800—1850/60 гг. – расцвет русской ученой риторики с постепенным становлением науки словесности, охватывающей в отдельных толкованиях все филологические дисциплины (ср. теории Н. Ф. Кошанского, И. И. Давыдова, К. П. Зеленецкого);

1850/60—1920 гг. – период новой теории и истории словесности, становящегося научного языкознания и литературоведения; язык изучается как лингвистическая система, а словесность рассматривается как художественная литература и фольклор; риторика выведена из состава преподавания;

1920–1985/90 гг. – советский (коммунистический) период в истории русской риторики и общественной идеологии; в советское время на месте старой риторики был создан ряд дисциплин: культура речи, лингвистика текста, функциональная стилистика, прагматика и др. – при всем положительном, что заключают в себе новые теории, вне учета культурно-исторического опыта риторики их современный потенциал становился ограниченным. Практическое свидетельство тому – слом советской пропагандистской машины, не желавшей основывать свою идеологию на идеях прошлого, отсюда – невозможность творчества и дальнейшего существования.

Сейчас в России происходит риторический «бум» при «очередной»  смене общественно-политического  стиля. Создание новой идеологии, морали, нового стиля приходится признать как  существующую реальность и необходимость. Благополучие будущей жизни не может  не зависеть от языка. А практическим языком как раз и занимается риторика. Какой будет новая риторика (взаимопроникаемо – и новая идеология, и новая  мораль) не в последнюю очередь  зависит от наших конкретных сегодняшних  усилий.

Таким образом, предлагаемая читателю историческая хрестоматия  написана на «потребу дня», она нужна  для настоящего и для будущего. Излишне объяснять, что наше будущее  зависит от нашего знания и соучастия  в прошлом, а подлинная культура означает освоение достижений, осуществленных мыслью, словом и делом наших предшественников.

Хрестоматия имеет четыре раздела: I. Риторика в Древней Руси; II. Риторики петровского времени; III. Риторики XVIII в.; IV. Риторики первой половины XIX в. Не только по причине объема книга ограничена серединой XIX в. – именно этой временной границей отмечено употребление слова «риторика»: в 50-е годы еще преподается в гимназиях исправленный И. И. Давыдовым курс К. П. Зеленецкого в 4-х томах; К. К. Фойгт пытается сохранить риторику на основах стилистики (1856 г.). Для второй половины XIX в. характерно новое построение курсов словесности – и публикация этих материалов представляет собой особую проблему для современных историков русской филологии. К сожалению, именно с полными текстами классических учебников словесности не знаком наш современный педагог.