После почти двухтысячелетнего
развития риторики авторитет ее начал
стремительно падать. Появилось сохранившееся
до сих пор употребление самого слова
«риторика» в уничижительном смысле:
«пустозвонство, словесное плутовство»,
даже «обман». На протяжении XIX века
риторика быстро теряла общественный
престиж и сдавала свои позиции в системе
образования.
Причин тому много. Одна
из главных – чрезмерное увлечение
передовых европейских умов историческим
методом, доходившее до отрицания того,
что в жизни языка и общества может
быть что-то неизменное, вечное. В эпоху
увлечения идеями прогресса, развития,
в эпоху, когда внимание ученых занимала,
прежде всего, смена одних жизненных форм
другими, мало кто верил в риторику с ее
рецептами, основанными на представлении
о неизменных свойствах языка и человеческой
психологии. Надо признать, что и сама
риторика не сумела ответить на вызов
времени, продолжая иллюстрировать свои
положения античными примерами и довольно
вяло приспосабливаясь к культурным задачам
национальных словесностей.
Характерно, что лицеисты,
ровесники Пушкина, не особенно почитали
своего учителя Николая Кошанского,
автора книг по общей и частной
риторике. И это при том, что
уроки риторики для самого Пушкина
прошли явно не напрасно! В рецензии
на книгу Η. Φ. Кошанского "Общая риторика"
В.Г. Белинский высказался довольно категорично:
"Итак, какую же пользу приносит риторика?
Не только общей риторики, даже теории
красноречия (как науки красноречия) быть
не может".
Другая причина упадка
риторики состояла в невиданном расцвете
художественного слова и в подмене самого
понятия словесности понятием художественной
литературы, т.е. словесности изящной.
Именно тогда в школе зародилась традиция
изучения языка исключительно на материале
художественной литературы. Древние «слова»
и «поучения», жития и послания, уложения
и исторические хроники остались за бортом,
сочинения современных историков, судебные
и политические речи тоже не попадали
в поле зрения школы. Кстати, в отечественной
школе положение это до сих пор практически
не изменилось, что сильно тормозит развитие
речевой культуры общества. Наша сегодняшняя
школа учит не столько писать, сколько
читать. В самом деле, можно вырастить
хороших читателей романов, но не хороших
писателей. Однако словесность не ограничивается
романами. К тому же расцвет литературы
и ее популярности, увы, давно миновал
и вместо речей адвокатов, политиков, историков,
филологов школа, наряду с подлинной классикой,
изучает писателей, мало чем украсивших
нашу словесность и ничего не дающих школьнику
в плане активного владения русским языком.
Введение риторики в круг школьных дисциплин
постепенно меняет положение дел, хотя
и достаточно медленно.
Наконец, еще одна причина
кризиса риторики состояла в том,
что с античных времен практически
не разрабатывался вопрос об этике убеждающей
речи. И если писатели, продолжая в светской
культуре линию церковной проповеди, выступали
учителями человечества, то ораторы, высказывавшиеся
по частным вопросам и защищавшие частные
интересы, сильно уступали им в глазах
просвещенных слоев общества.
Однако во второй половине
XX века в судьбе риторики случился еще
один перелом: началось ее бурное возрождение.
У этого феномена также
имеются свои причины, главные из
которых могут быть обозначены как
«информационное общество» и «массовое
общество».
Риторика была востребована
содержанием всех составляющих нового
информационного взгляда на мир.
Во-первых, чрезмерное увлечение
историзмом отошло в прошлое. На смену
динамическим моделям мира пришли информационные,
описывающие те или иные стороны жизни
не как эволюцию, а как систему с неизменными
инвариантами, с витальностью (выживаемостью)
и колебаниями вокруг точки равновесия.
С эволюционистской точки зрения в обществе
есть отжившие классы, которым никакая
риторика не поможет, и новые общественные
силы, которые поднимаются в силу объективно
действующих исторических законов. Для
консолидации этих новых сил нужна в лучшем
случае пропаганда и агитация. «Спор»
нового со старым решался отнюдь не риторическим
способом. Но теперь, когда стало ясно,
что для общественного развития нет необходимости
истреблять целые классы, а нужно поддерживать
общественное равновесие и гражданский
мир, лучшего союзника, чем риторика найти
просто невозможно.
Во-вторых, информация стала
осознаваться как ресурс, полезный запас,
а не как пустые «слова», противостоящие
«делу». Представление о том, что слова
– это простое сотрясение воздуха, в информационный
век оказались существенно поколеблены.
В наше время стала понятна объективная
роль речевых технологий и конструктивная
роль слова в жизни общества, в поддержании
общественных установлений. Понятие «языковая
картина мира» вышло за пределы науки
о языке. В двадцатом веке многие поняли,
что язык – это очки, сквозь которые человек
смотрит на жизнь, и захотели подбирать
эти очки по своему вкусу. Когда же люди
поняли, что удачная метафора способна
изменить общественную жизнь скорей, чем
мускульные усилия многих людей, успех
риторики оказался предрешенным.
В-третьих, в информационном
обществе люди едва ли не в большей степени
живут в мире слов, чем в мире вещей. Не
нужно знать, как устроен персональный
компьютер, чтобы им пользоваться, можно
ничего не знать о подъемной силе крыла
и летать на самолете. Но нельзя не уметь
заказать авиабилет, не уметь «разговаривать»
с компьютером, не ориентироваться в Интернете
и т.д., словом, нельзя не владеть кодом
большой цивилизации.
Что касается массового
общества, то главное его свойство
– отсутствие иерархии общественных
слоев. Это в корне меняет нормозадающий
механизм. Ни художественная словесность,
ни язык аристократии уже не служат образцом
для общества. Возникает дефицит образцов,
а с ним и дефицит общественной координации.
Общество как никогда заинтересованно
в окультуривании дискурса – поля общественной
коммуникации. Взять эту роль на себя может
только риторика. Невозможно выправить
язык, объясняя время от времени по телевизору,
как произносится то или иное слово. Сделать
язык общим достоянием может только наука
о том, как эффективно пользоваться языком.
Как бы то ни было, но возрождение
риторики – свершившийся факт. Начиная
с шестидесятых годов, когда новая риторика
заявила о себе в работах бельгийского
учена X . Перельмана, написаны тысячи работ
по риторике, она преподается в вузе и
школе, и интерес к ней продолжает нарастать.
Как обстоит дело с изучением
риторики у нас?
Восточно-христианская риторика
и как наука, и как практика
красноречия имеет свои специфические
черты, о которых мы еще поговорим
ниже. Сейчас же отметим, что первое
сочинение, в котором описаны риторические
фигуры появилось на русской почве довольно
давно, в XI в. Этим сочинением был перевод
статьи константинопольского библиотекаря
Хировоска «Об образах». Перевод был включен
в «Изборник» Святослава 1073 года. Статья
больше похожа на словарь, в котором толкуются
27 «образов» – риторических фигур в широком
смысле этого слова, включая и так называемые
тропы. На первом месте в трактате стояли
аллегория и метафора. Именно эти фигуры
активно использовались в тогдашней русской
риторической практике. Вообще употребление
фигур в речах киевских ораторов не выходит
существенно за список «образов», перечисленных
в этом теоретическом трактате.
Однако собственно риторических
сочинений с развернутой концепцией
самой риторики на Руси не было вплоть
до 1620 года, когда появляется первый текст
с названием «Риторика». Основы этой «Риторики»
(автор ее неизвестен, некогда авторство
приписывали выдубицкому архиепископу
Макарию) восходят уже не к греческой,
а к латинской традиции.
Расцвет докризисной риторики
в России приходится на конец XVII , XVIII
и первую половину XIX века. Но кризис коснулся
и русской риторики. Как уже было сказано,
антириторическую позицию занял даже
такой выдающийся публицист и знаток русского
слова, как В. Г. Белинский. Впрочем, позиция
Белинского вполне обусловлена временем.
Его великий учитель Гегель также высказывался
против риторики.
Даже поздний расцвет
русского судебного красноречия
в последней трети девятнадцатого
века не изменил отношения к риторике.
В обществе продолжал господствовать
литературоцентризм. Словесность изучалась
в основном на материале фольклора и художественной
литературы. Это, конечно, не способствовало
развитию риторики. Однако феномен риторических
тропов и фигур, учение о которых занимало
центральную часть риторик, привлек к
себе внимание языковедов, прежде всего
представителей русской психологической
школы, сложившейся в Харьковском университете
вокруг профессора А. А. Потебни.
В советское время риторика как
наука редуцировалась до «лекторского
мастерства» и «искусства пропагандиста»,
довольно быстро утративших связь с риторическим
наследием. Сама же риторика третировалась
как буржуазная наука. Однако с конца семидесятых
годов табу на риторику было снято, а в
девяностые годы интерес к ней приобрел
лавинообразный характер. |