Лингвистика текста

Междисциплинарное направление, изучающее  дискурс, а также соответствующий  раздел лингвистики называются одинаково – дискурс[ив]ным анализом или дискурс[ив]ными исследованиями. Хотя языковое взаимодействие на протяжении веков было предметом таких дисциплин, как риторика и ораторское искусство, а затем – стилистики и литературоведения, как собственно научное направление дискурсивный анализ сформировался лишь в последние десятилетия. Произошло это на фоне господствовавшей в лингвистике на протяжении большей части 20 в. противоположно направленной тенденции – борьбы за «очищение» науки о языке от изучения речи. Ф. де Соссюр считал, что истинный объект лингвистики – языковая система (в противоположность речи), Н.Хомский призвал лингвистов изучать языковую «компетенцию» и абстрагироваться от вопросов употребления языка. В последнее время, однако, познавательные установки в науке о языке начинают меняться, и набирает силу мнение, в соответствии с которым никакие языковые явления не могут быть адекватно поняты и описаны вне их употребления, без учета их дискурсивных аспектов. Поэтому дискурсивный анализ становится одним из центральных разделов лингвистики.

Направление дискурсивного анализа зародилось раньше идеи «лингвистики текста», но именно ему было суждено реализовать исходные замыслы такой лингвистики.

Само название направления заимствовано у З. Харриса, создателя позднеструктуралистской концепции. Сегодняшние работы в области анализа дискурса, разумеется, гораздо менее формалистичны, чем сорок лет назад, больше обращены к человеку. И, тем не менее, некоторые общие черты сохранились.

По З. Харрису, анализ дискурса — метод анализа связной речи или письма. Метод этот формальный, ориентируется только на встречаемость морфем, взятых как различительные элементы. Он не зависит от знаний аналитика о том, каково конкретно значение каждой морфемы. Этот метод не дает также никакой новой информации о значениях отдельных морфем, входящих в текст. Но это не значит, что в результате анализа дискурса мы ничего не узнаем о дискурсе и о том, как грамматика языка в нем проявлена. Ведь «хотя мы и пользуемся формальными процедурами, сходными с дескриптивно-лингвистическими, мы можем получить новую информацию о конкретном изучаемом тексте, информацию, выходящую за рамки дескриптивной лингвистики» [Harris 1952, 355].

Этот подход нацелен  на решение двух взаимосвязанных  проблем:

a) распространение методов дескриптивной лингвистики за пределы отдельно взятого предложения,

б) соотнесение  культуры и языка — т. е. неязыкового  и языкового поведения.

Дистрибутивный  анализ, по мнению Харриса, полезен  в обеих областях. А именно, с  одной стороны, он выводит нас за пределы предложения, позволяет установить корреляции между элементами, далеко отнесенными друг от друга в тексте. С другой же стороны, учитывается, что любой дискурс возникает в рамках конкретной ситуации — той, о которой говорит человек, или той, в которой находится некто, записывая время от времени свои мысли. Этот же метод состоит в установлении встречаемости элементов дискурса, а особенно, в закономерностях появления одних элементов от других — в рамках одного и того же дискурса.

В конце 1980-х гг. эти две проблемы рассматриваются как попытки объяснить:

1) почему конкретный  элемент находится в одном,  а не в другом дискурсном  окружении, — «дистрибуционная  объяснительность»;

2) почему текст  нам кажется связным (логически  несамопротиворечивым, когерентным), — «секвенциальная» объяснительность.

В 1950-е же годы З. Харрис приходит к необходимости  дополнить такой анализ понятием трансформации. Это обогащение инструментария дает более высокий уровень абстракции. Если посмотреть на каждое реальное предложение текста не по номиналу, а как на результат преобразования «ядерного» предложения в реальную форму (под воздействием всевозможных контекстных факторов), то обнаружатся более глубокие закономерности в структуре целого текста.

К концу 1970-х гг., когда идеи и методы трансформационных грамматик получили достаточно подробную и глубокую проработку, вновь актуальной стала идея анализа дискурса как такового. Например, в теории речевых актов каждое предложение представляют как суперпозицию: тип иллокуции накладывается на «объектную пропозицию». Это — обобщение той идеи, что реальное предложение есть реализация «ядерной» структуры, причем под влиянием не только соседних предложений, но и в более широком объеме — всей духовности человека — его намерений, моментального среза внутреннего мира и т. п. Конечно, правы критики, говоря, что анализу подвергается письменная речь или транскрипция устной и что сведение речи к письменной форме само есть одна из множества возможных интерпретаций речи. Тем не менее, в этом подходе исследователей привлекает мысль о закономерностях текстообразования, которые следует искать в человеческом духе, но опираясь прежде всего на материал речи. Исследование опирается не только на абстрактные, пусть и очень глубокие, построения, но и на материал. При этом язык, действие, ситуация и знание человека рассматриваются в своей совокупности.

В 1980-е гг. на анализ дискурса смотрят  как на описание закономерностей  в языковых реализациях, используемых людьми для сообщения значений и  интенций, связанное с разнообразными операциями и научными дисциплинами:

1. Социолингвистика, занимающаяся  структурой социального взаимодействия, проявленного в разговоре, дает  «заземленное» обобщение, поскольку  она основана на реально зафиксированных  образчиках языка в его употреблении — работая обычно с транскрибированными данными устной речи.

2. Психолингвистика, в связи с  реальным пониманием речи.

3. Философия языка, а также  формальные модели, где рассматриваются  семантические отношения между  парами предложений и их синтаксических реализаций. Там же рассматриваются отношения между значениями и возможными мирами: насколько используемые предложения дают суждения, которым могут быть приписаны значения «истина» или «ложь». Огрубление здесь состоит в том, что при этом рассматриваются архетипные говорящие, обращающиеся к архетипным же слушающим в рамках (минимально конкретизированного) архетипного контекста.

4. Вычислительная лингвистика,  занимающаяся конструированием  моделей обработки дискурса. Она,  впрочем, ограничена текстами конечной длины, часто очень короткими и взятыми в рамках укороченных же контекстов.

В этом многообразии выделяются два  типа моделей анализа:

1. Формальные модели — в них семантические качества языковых форм не учитываются, отвлекаются в них и от исторических аспектов языка. Сюда относятся следующие направления: теория речевых актов, анализ разговора (этнометодология) и этнография речи. Эти модели направлены на описание коммуникативной компетенции. Формальные теории дискурса рассматривают формы существования разговорного языка под углом зрения взаимодействия людей в социологическом аспекте. Предметом анализа являются транскрипции последовательности речевых взаимодействий. Исследуемые же единицы лежат выше уровня предложения; например, к этим единицам относятся речевые акты, ходы в общении и обмен репликами.

2. Содержательный анализ дискурса — полностью сосредоточен именно на семантической и исторической плоскостях, как в теоретическом, так и в практическом планах. Такой анализ направлен на объяснение явлений речевой деятельности, точнее — «исполнения». Материал исследования черпается из истории, из письменных памятников.

В последнее время характерными чертами его стали:

1) большой вес, придаваемый интратекстуальному  описанию («морфология дискурса»);

2) критика каузальной концепции отношений между внутридискурсным и внедискурсным (в начале развития анализа дискурса на европейской почве чаще предполагалось, что внутренняя структура дискурса связана с внешними функциями его и ими обусловлена);

3) подход к высказыванию под углом зрения интерпретации последовательностей (причем интерпретации, которую структурирует знание, а не продуцирования этих последовательностей.

Именно последняя тенденция  и представляет, на наш взгляд, интерпретативность в дисциплинах, исследующих человеческую духовность.

По сравнению с анализом дискурса З. Харриса, европейский анализ дискурса значительно больше ориентирован на философию, на хитросплетения текста. Дискурс при этом не столько точка  зрения, сколько источник ограничений, или фильтров, управляющих конкретной деятельностью: высказывание это не обманчивая сцена, где лишь сходятся содержания, заготовленные порознь. Высказывание — непосредственный участник конструирования смысла и сюжетов, распознаваемых в дискурсе. Анализ дискурса не только должен объяснять, почему те, а не иные высказывания были использованы, но и почему выбран именно данный путь мобилизации сил, использования именно данных социальных источников».

В свете новых тенденций перед  анализом дискурса стоят дополнительные задачи:

1. Проблема идентичности дискурсной  формации. Отношение к другому  человеку не является производным,  а составляет суть дискурса. Этот  «другой» не бесформенен: ведь  смысл циркулирует между определенными  жизненными позициями. Вот почему  сегодня отказываются и от концепции дискурса как «видения мира», и от концепции, согласно которой дискурс — проявление воли к выражению у коллективного субъекта.

2. Противопоставление глубинного  и поверхностного в анализе  текста, разграничение «глубинных»  содержаний и «поверхностной» организации высказываний (когда последние считаются зависящими от обстоятельств коммуникации). Высказывания не предназначены только для презентации содержания, для театрализации уже существующего смысла.

3. Представление о взаимоотношениях  дискурса и общества. Смысл и языковая деятельность составляют отдельное независимое измерение в общественной жизни и не являются надстройкой над экономическим базисом. Есть «дискурсивный порядок», и задача состоит в том, чтобы выяснить связи между дискурсом и группами, являющимися движущими силами этого дискурса.

Итак, анализ дискурса должен дать характеристику того, как, в контексте взаимодействия людей, направленного на достижение каких-либо целей, коммуниканты интерпретируют речь и действия: является ли такое обращение к интерпретации взаимным — как в случае разговора — или невзаимным, когда мы читаем или пишем. Но в любом случае процесс этот интерактивен, предполагает взаимодействие людей. Такая задача заставляет выявить связность текста.

3. Лингвистика текста

Тексты издавна привлекали внимание как особый объект изучения. Изначально это касалось сакральных текстов, играющих центральную роль во всех крупнейших религиях. Позже объектом изучения стали тексты других типов, в частности  юридические и литературные. С конца 19 в. тексты стали предметом пристального внимания этнологов. Однако текст как структура становится объектом специального интереса, по-видимому, лишь в 19–20 вв. Наиболее известная ранняя работа о структуре текста принадлежит русскому фольклористу и литературоведу В.Я.Пропп (Морфология сказки, 1928). Открытие Проппа состояло в том, что в волшебных сказках имеется ограниченное число типов событий и персонажей, и они весьма стабильны, хотя могут реализоваться по-разному. В конце 1950-х – начале 1960-х годов книга Проппа была переведена на английский и французский языки и, мгновенно превратившись в научный бестселлер, оказала существенное влияние на ряд научных направлений, в том числе семиотику и лингвистику текста. В особенности это касается французских структуралистов и семиологов (К.Леви-Стросс, Р.Барт, Ц.Тодоров, А.Греймас).

Другим источником идей для западноевропейской лингвистики текста стала чешская  лингвистическая школа. Под прямым и косвенным влиянием чешской  школы в Западной Европе в 1960-е годы начала формироваться лингвистическая теория текста (П.Хартманн, Р.Харвег, З.Шмидт, Т. ван Дейк, В.Дресслер, Я.Петефи, К.Гаузенблаз, П.Сгалл, И.Беллерт, Н.Энквист и др.). В этой традиции текст первоначально анализировался в основном структурными, таксономическими методами, по аналогии с более привычными языковыми объектами (так, в работах Харвега лексические единицы квалифицировались с точки зрения того, типичны они для начальных или конечных фраз текста). Однако к середине 1970-х годов текст был переосмыслен как коммуникативный процесс, и вслед за этим лингвистика текста «переродилась» в дискурсивный анализ. Так, один из основателей лингвистики текста и ее наиболее активный организатор и популяризатор голландский лингвист Т. ван Дейк во второй половине 1970-х годов перешел с текстовой на дискурсивную терминологию, что знаменовало переход от статического к динамическому, процедурному подходу. Важную роль в таком переходе сыграли также монография Р.-А. да Богранда и В.Дресслера Введение в лингвистику текста (1981) и работы по моделированию понимания и производства связного текста, выполненные в рамках искусственного интеллекта (прежде всего Р.Шенком и его последователями).

В СССР также возник интерес к  языковым объектам, большим, чем предложение. Такие объекты иногда выступали под псевдонимом «сверхфразовые единства» или «сложные синтаксические целые», но нередко использовалась и собственно текстовая терминология. Ранние работы в этой области (1948) принадлежат И.А.Фигуровскому и Н.С.Поспелову. В 1950–1960-е годы исследованиями структуры текста занимались Н.Ю.Шведова, Т.Г.Винокур, Е.В.Падучева, Ю.С.Мартемьянов и др. В этих работах, в частности, были подняты вопросы структуры абзаца и семантики межфразовых отношений в тексте. Особенно активно лингвистика текста развивалась в СССР в 1970–1980-е годы в работах таких авторов, как Т.М.Николаева, С.И.Гиндин, И.И.Ревзин, М.И.Откупщикова, И.Р.Гальперин, В.Г.Гак, Б.М.Гаспаров, О.И.Москальская, З.Я.Тураева, Е.А.Реферовская, И.И.Ковтунова, В.А.Бухбиндер, Г.В.Ейгер, Ю.А.Здоровов и др. Круг вопросов, рассматривавшихся в этих работах, очень широк, однако в качестве основных можно указать следующие: просодия и интонация в тексте; использование служебных слов как маркеров структуры текста; текстовая реализация более мелких языковых единиц (фонем, морфем и т.д.); общая структура текста; время и модальность в тексте; референция в тексте; типология текстов; вклад лингвистики текста в литературоведение и обучение языкам. Один из лучших трудов, суммирующий результаты лингвистики текста, – это стостраничное учебное пособие М.И.Откупщиковой Синтаксис связного текста (Ленинград, 1982). В этом труде резюмируются исследования по основным вопросам лингвистики текста – о границах и единицах текста, о законах связности, о средствах реализации связности (к их числу относятся замещения и коннекторы), о статусе предложения и актуального членения и др. Популярности исследований по лингвистике текста в указанный период способствовало также широко распространенное ощущение, в соответствии с которым эти исследования рассматривались как вносящие вклад в преодоление разделения филологии на лингвистику и литературоведение и в углубление междисциплинарных связей обеих этих наук с семиотикой и другими гуманитарными дисциплинами; это ощущение хорошо прослеживается в ряде публикаций Института славяноведения и балканистики АН СССР (ныне РАН), в названии которых присутствует словосочетание «структура текста».