Категория судьбы и в германо-скандинавском язычестве

Категория судьбы и в германо-скандинавском  язычестве

 
Сотариология в германо-скандинавском язычестве тесно связана с такими категориями как смерть и судьба, чтобы дать более четкое определение понятию спасение с точки зрения германо-скандинавского язычества надо раскрыть все эти понятия. Сделав данный анализ, нашему взору откроются и некоторые другие аспекты категории сакрального.

 
Категории смерти в эпосе и сагах уделено  огромное значение. Это одна из ведущих  категорий, наряду с категорией судьбы, занимающих сознание древнего скандинава. Поэтому категории судьбы и смерти очень тесно переплетены и  в эпосе, и в сагах, и порой  бывает очень сложно отделить одно от другого.

 
Восприятие  смерти и отношение к ней у  древних скандинавов можно рассматривать  на нескольких уровнях:

1)Эсхатологический, отражающий гибель богов и  Вселенной (Рагнарек) 
2)Мифологически-героический, рассказывающий о смерти героя. 
3)Бытовой- отражающий реальное отношение к смерти.

 
Эсхатология - главное составляющее архаических  мифов, для которых характерно представление  о катастрофе, отделяющей мифологические времена от настоящего. Эсхатологические идеи связаны с древнейшими представлениями  различных народов о погибающей Вселенной и наступлением мирового хаоса посредством всемирного потопа, пожара, зимы, битвы или гибели поколения  великанов. Уже древние вавилоняне верили в то, что рано или поздно наступит гибель мира. Индуистская  мифология говорит о Пралае - гибели богов и всего мира: когда засыпает Брахма и наступает его ночь, а с наступлением дня он снова творит Вселенную. На более позднем этапе рождается представление о гибели Земли в мировом потопе из-за упадка нравов, но с приходом спасителя Калкина вновь последует возрождение. Ветхозаветная мифология также имеет эсхатологический характер, представления о конце света и гибели мира.

Гибели Вселенной  уделено большое место и в  скандинавской мифологической традиции. Этой теме полностью посвящены "Прорицание вёльвы", "Речи Вагртруднира", упоминается в перебранке Локи, некоторых других песнях "Старшей Эдды", этот сюжет показан и Снории Стурлусоном в "Младшей Эдде". В представлениях древних скандинавов виновниками гибели Вселенной являются Боги. Именно они воплощают в себе все отрицательные и ненавистные качества. В "Эддах" ярко показано на примере богов то, что волновало человека родового общества: нарушение родовых норм, жажда золота, кровавые распри, братоубийство, клятвоотступничество, моральный хаос.

Небожители  наделены людскими качествами, причём не всегда самыми лучшими. Они ссорятся, скандалят, нарушают клятвы, поступают  нечестно. Отличает богов от людей  то, что они более хитрые и ловкие, обладают тайными знаниями. Но эти  знания они добывают у более древних  родов - великанов и карликов.

В представлениях древних скандинавов боги имеют  свою судьбу, заканчивающуюся впоследствии их гибелью (древнесканд. Рагнарёк). Однако, своего будущего боги не знают, но пытаются узнать его. Этой проблемой более всего озабочен верховный бог Один. Для этого он приносит себя в жертву, повесившись на Иггдрасиле и пронзив себя собственным копьём. Благодаря этому он добывает магические руны (Речи Высокого, 138), состязается в красноречии с Вафтрудниром, прося его поведать о будущем (Речи Вафтруднира, 38); спускается в Хель и об этом же выспрашивает вёльву (Прорицание вёльвы, 1). Таким образом, даже боги изначально не осведомлены о том, что ждёт их и людей, но они пытаются узнать о грядущем.

Воплощением зла и распада общества в эддической мифологии является фигура Локи. Именно он нарушает клятву, данную при постройке крепости для богов, жаждет заполучить клад карлика Андвари, в конце концов, он виновник гибели кровного родственника - Бальдра (Песнь о Хюмире, Прорицание вельвы, Речи Регина). При этом Локи, пожалуй, самый противоречивый и интересный персонаж скандинавской мифологии. С одной стороны он прямой виновник Рагнарека, а с другой стороны, он один из создателей мира (Прорицание вельвы, 18). Локи ругает богов, ссорится с ними, не боится говорить правду о них в довольно резкой форме. Он осмеивает тех, кто сильнее его, враждует с ними (Перебранка Локи, 19). Но Локи - любимец асов и ванов, ни одно важное дело без него не обходится. Эпитеты, которыми награжден Локи - "коварный", "злобный", "Мировое зло". Ещё одно противоречие в образе Локи то, что он бог-ас. Но он является родителем хтонических чудовищ: мирового змея, Хель, волка Фенрира, которые изначально враждебны асам, а впоследствии будут противостоять им (Перебранка Локи, с.228, 10). Локи совершает то, что больше всего осуждается в родовом обществе - он косвенно причастен к гибели кровного родственника Бальдра (Снорри называет Локи младшим братом Одина, в "Старшей Эдде" упомянуто их побратимство). Ученые Ф.Р.Шредер, С.Бюгге считали Локи эсхатологическим богом, сравнивая его с христианским Люцифером. Локи помогает асам, ванам, людям, и считается великолепным добытчиком - похитителем (трикстером). Но смерть Бальдра, которая случилась по его вине, была первым предвестием того, что приближается Рагнарек - гибель богов и всего мира. Снорри Стурлусон рассказывает, как Фригг, мать Бальдра, взяла клятву со всего живого и неживого, что оно не причинит вреда её сыну. Но побег омелы показался ей слишком маленьким, чтобы брать с него какие-либо клятвы. Именно из него была сделана стрела, которую Локи вложил в руки слепому богу Хеду (родному брату Бальдра), во время игр на поле тинга.

После смерти Бальдра будут нарушены родовые  нормы, начнутся кровавые распри родичей, клятвоотступничества (Прорицание вёльвы, с 45). Далее последует великанская зима, длящаяся три года (Речи Вагртруднира,44). Волк Фенрир прогонит солнце, произойдет землетрясение (Прорицание Вёльвы, 40-47). Начнётся битва асов и ванов с хтоническими чудовищами. Большинство этих чудовищ - дети Локи. И противостояние демонических сил и богов происходило уже давно. Тор пытался вытащить из моря враждебного богам мирового змея Ермунганда (Песнь о Хюмире, 19-25). Его попытка закончилась неудачей. Волк Фенрир откусывает Тюру руку, когда тот попробовал посадить его на цепь (Перебранка Локи, с.228).

В последней  битве Один будет сражаться с  Фенриром, вероятно потому, что верховный бог хозяин двух волков (Речи Гримнира, 19), и они занимают большое место в культе Одина. Очень часто Один ассоциируется с волком. В сражении Фенрир проглотит верховного бога (Речи Вафтруднира). Тор вспомнит свою давнюю вражду с Ермундгандом и будет сражаться с ним. В этом эпизоде отражен древнейший индоевропейский миф о борьбе громовержца со змеем (Тор почитался именно как громовержец). Тор, считавшийся двойником Одина, будет биться с Гармом, псом-двойником Фенрира (Прорицание вёльвы, 53). Локи, бог-ас, становится предводителем всех демонических сил и главным противником богов. Он будет сражаться с Хеймдаллем, стражем Асгарда. Участники поединка убьют друг друга. Перед рагнареком с юга придет огненный великан Сурт. Людьми, живущими в довольно суровом и холодном климате огонь и жара (идущие с юга) воспринимались как явление враждебное, чужое, стремящееся уничтожить (в Исландии Суртом назван вулкан). Сурт сожжет в мировом пожаре Вселенную, предварительно убив бога плодородия и урожая - Фрейра.

В пожаре погибнут все люди и боги останутся в  живых только два человека (Прорицание вёльвы, 57, Речи Вафтруднира, 45). Но через некоторое время последует возрождение мира, как повествует провидица. В "Прорицании вёльвы", в "Речи Вафтруднира", и у Снорри Стурлусона говорится об изначальной пустоте, хаосе и последующем возникновении Вселенной и движении её к гибели, пустоте, хаосу, а затем снова к возрождению. Получается некая цикличность, круг: из хаоса к некому порядку, и опять, стремление к хаосу.

В рассмотрении судьбы богов самой интересной, пожалуй, является проблема предначертания - неизбежности. Как уже говорилось выше, изначально боги не осведомлены о своей судьбе. Один делает все возможное, чтобы  неизвестное открылось ему и  другим членам скандинавского пантеона. Но, что самое интересное, узнав  о своём будущем и будущем  всего мира, ни верховный бог, ни кто-либо из его окружения не делают ни малейшей попытки как-то обхитрить, обойти, изменить то, что суждено. Даже владея знаниями, мудростью и колдовством, они попросту ничего не предпринимают.

Локи, например, задолго до смерти Бальдра знает о том, что станет участником его убийства, осведомлён об этом и Один (Перебранка Локи, 28). Также, все пророчества говорят о Фенрире, как о чудовище, которое погубит род асов. Но опять же никто не противостоит предначертанному, двигаясь навстречу Року.

Таким образом, в глобальном масштабе, боги не управляют  ни своей, ни людской, ни общемировой  судьбой. В эддических сказаниях о богах судьба выступает как слепая и неизбежная сила, Фатум. Сами небожители её воспринимают именно как Фатум и подчиняются ей. Никто и ничто не изменит всеобщего Рока, остается лишь покорно двигаться ему навстречу. В мифах о богах, практически не остается места случаю. А для них самих свобода выбора очень мала, и велика доля предопределенности. Вероятность случая - всего лишь его видимость. Ведь зная, что произойдет с Бальдром, боги отправляются на поле тинга, начинают играть с ним, кидая в него камни и стрелы. Один не останавливает их. А Локи, зная, что случится со всем миром, вкладывает побег Омелы в руку Хёду.

Таким образом, для Судьбы богов характерна неизбежность, полное отсутствие случая и выбора. Их судьба - это Рок.

"Представления  о судьбе принадлежат к наиболее  коренным категориям культуры, которые  образуют основу системы ценностей,  определяющих менталитет и даже  коллективное поведение. Центральная  тема любого героического эпоса  ("Илиада", "Одиссея", "Калевала", "Беовульф") - герой перед лицом судьбы. Скандинавский эпос здесь не исключение, он пестрит ссылками на судьбу. Она организует весь героический мир, создавая его целостную картину. Судьба придает окончательный рисунок жизни человека, составляет стержень его характера, мировоззрения, движет его поведение и поступки".

Изучая огромное количество фактически разнородного материала (саги, Эддические сказания, произведения Снорри Стурлусона), можно придти к выводу, что восприятие судьбы древнескандинавским человеком было далеко не однородно. Она воспринималась в нескольких различных аспектах, которые будут рассмотрены ниже. Чтобы понять отношение людей к столь сложной категории, необходимо ответить на ряд вопросов:

- что же  есть судьба: это нечто неизбежное  или то, чего избежать невозможно? Можно ли выбрать индивидуальную  линию поведения и самому определить  ход своей жизни? 
- каково соотношение изначального предначертания и всей последующей жизни? 
- жизненная ситуация, в плане отношения детерминации и рекомендуемые культурой типы реагирования. То есть, следует стремиться к освобождению от предопределения, можно ли испытывать судьбу? (т.е. пассивность или активность человека?)

Согласно  данным "Старшей" и "Младшей" эддам, долю человека определяют при его рождении норны, режущие руны или прядущие нить судьбы (Песнь о Вёлсунгах 2,3). Нить судьбы тянется через всю жизнь, а будет она лёгкая или тяжелая, удачная или нет, зависит от "настроения" норн. Таким образом, судьба людей изначально предопределена.

Герой эпоса  чаще всего осведомлен о своей  участи, так как, либо он способен проникать  в будущее, либо ему кто-то открыл его. И как следует из эпических  сказаний - изменить участь нельзя. Люди не могут уклониться от основной линии  жизни, даже если хотят это сделать. Яркий пример этому Торстейн, который пытался избавиться от своей дочери, так как было предсказано, что она принесет много несчастья, и конечно предсказание сбылось. Но поведение Торстейна, это не фатальное следование судьбе или покорное её принятие. Знание судьбы побуждает испытать её, постараться изменить, а когда становится ясно, что предсказания не избежать - то гордо и мужественно принять предначертанное. Ещё ярче такая линия поведения прослеживается в эпосе: Гуннар заранее знает о грядущей гибели, но бросает вызов судьбе, испытывает её. В поездке к Атли он не надевает кольчугу, оставляет на берегу свою дружину, но Гуннар понимает и принимает все последствия своего решения. (Гренландская песнь об Атли, 16). Но в "Гренландской песни об Атли" нет ссылок на Рок, Фатум. Хегни предостерегает брата, указывая на присланное кольцо с вплетенным в него волчьим волосом. Действия Гуннара вполне осмыслены, когда он сам решает ехать к Атли. Причем, в этом эпизоде присутствует, по крайней мере, видимость возможности выбора. А когда решение принято, то судьба выходит из под контроля Героя.

Данные эпизоды  есть ни что иное, как доля, участь человека, предопределение всей его  жизни, основной линии, которой не изменить. Судьба как доля предоставляет выбор  пути: поступить так или иначе. Но чаще всего герой уверен в том, что выпавшее ему в удел неотвратимо, но не воспринимается или как нечто  внешнее по отношению к воле. Действия героя кажутся свободными потому, что он не отделен от своей участи. Поступки человека только раскрывают содержание Судьбы.1 Поэтому предначертания не выглядят фаталистическими, но все же изменить их невозможно. Сигурд знает о том, что ждет его и весь род Велсунгов, но не изменяет своей линии поведения, а принимает свою Судьбу - долю, полностью сливаясь с ней. Но происходящее с ним, в сказаниях объясняется "вмешательством дис", "приговором норн", с которыми "спорить невозможно" (Краткая песнь о Сигурде, 5,7,13).

М.И.Стеблин-Каменский, ссылаясь на лингвистический анализ текстов саг и эпических сказаний, пишет, что древнескандинавский человек слабо осознавал свою личность, архаические формы речи ярко это показывают. Человек не делает что-нибудь сам, за него делается как-то само: "И было мне взглянуто вверх" (взглянул я вверх), "туману рассеяло"; человеку думается, а не он сам говорит.2 Таким образом, даже в речи проявляется такая форма мышления и самосознания, при которой источником мыслей и поступков древнего скандинава оказывается не его личность, а качества, существующие как бы помимо неё. Поэтому герой не противопоставляет своей участи и не отделен от неё. И если доля - это внутренняя установка человека, заложенная программа его поступков, не выполнить которую невозможно. А поведение и череда поступков - это внешнее проявление доли. Иначе говоря, это назначение, воспринимаемое как функция человека. Назначение также выступает в виде одного из аспектов судьбы в сагах и эддических сказаниях. Для древних скандинавов это внешняя индивидуальная форма поведения, но детерминированная внутренними предпосылками. Человек не осознавал свою индивидуальность, он сам и его личность принадлежали семье и роду. Поэтому от людей, рожденных в благородном браке, ожидали определенных поступков, поведения и даже образа мыслей. Кровная привязанность к роду была куда сильнее, чем к мужу (жене). Решения героя, возьмем к примеру, того же Гуннара или Гудрун, диктуются несколькими причинами, из которых принадлежность к роду является важнейшей. Недаром же в песнях "Старшей Эдды" постоянно повторяется: "Гуннор - славный Нифлунг" , "Гудрун - дочь Гьюки" (Гренландская песнь об Атли, 25). Назначение определяется тем, что человек должен поступить так, а не иначе: "Так должен смелый, кольца дарящий, добро защищать" (Гренландская песнь об Атли, 25). Или же: 
"Во век шлемоносный воин, 
в вихре дротов не дрогнет, 
Скорее умрет, чем отступит"2  
Это идеальное назначение воина. Гуннар демонстрирует безрассудную смелость так же и потому, что "так должен" поступать "славный Нифлунг" (Гренландская песнь об Атли, 31). Здесь возникает вопрос о том, что он должен делать, и самостоятельно выбрать свое назначение? Например, у женщины свое назначение, особенно если касается её роли как жены. Идеальная жена, по обычаям родового общества, должна взойти на костёр вслед за мертвым мужем (Речи Высокого, 81). Так должна была поступить и Гудрун, но она не делает этого, самостоятельно выбирая свою судьбу, и остается жить (Краткая песнь о Сигурде, 61). А Брюнхильд идёт на костер за Сигурдом, чужим мужем, что было неслыханным для родового общества. Она знает, что будет подвергнута осуждению со стороны божественных сил, лишится статуса валькирии (Поездка Брюнхильд в Хель, 1,2). Обе женщины делают свой выбор осознанно и самостоятельно. 
Человеку саги, так же в критические моменты его жизни бывает предоставлен выбор. Но в отличии от героев, у него не всегда хватает мужества поступить столь смело. Торгейр предлагает Храфнкелю выбор между жизнью и смертью, Храфнкель выбирает первое, хотя признает, что многие предпочли бы смерть такой позорной жизни.1 Напротив, Иньгеяльд, захваченный в распрях врагами, поджигает пиршественный зал и погибает. Считалось, что такая судьба - самая лучшая, и так "подобает поступать доблестному мужу"2 
Осуществление кровной мести преподнесено в древнескандинавских источниках как один из аспектов назначения. Сыновья Гудрун - Эрп, Хамдир, Серли, знают, что если поедут к Ермунрекку, мстить за сестру, будут убиты. Но они отправляются в путь. Аналогичным образом поступает и Гримкель, мстя за отца3, и Гудрун - за братьев. 
Саги и эддические сказания отражают два подхода человека к своему назначению - фаталистический и активистский. Первый выражен фразой "Никто не избежит злых норн приговора" (Краткая песнь о Сигурде,7). Второй (больше встречающейся в королевских сагах): "Не легко изменить то, что суждено, но нужно биться до конца"1 Причем, именно в эпосе присутствует фаталистический подход к судьбе, в сагах (отражающих бытовой уровень мировосприятия) - активистский. 
Но героям всегда предлагается возможность выбора, или по крайней мере, его видимость: "Теперь выбирай, коль выбор предложен"(Речи …, 20). И уже личное дело человека, что ему предпочесть: испытать Судьбу или подчиниться. 
Один из самых сложных аспектов судьбы - это рок, представленный в древнескандинавской литературе наряду с долей и назначением. Неверно полагать, что в сагах встречается исключительно активистский подход к судьбе. Ссылок на рок там более, чем достаточно. Рок постигает человека лишь в специфический момент его жизни, порой самый важный и переломный, и может повлиять на её дальнейший ход. Рок (Фатум) - есть бессмысленная, непознаваемая, неотвратимая сила. Рок - это то, чего избежать невозможно: 
"В бурю ты станешь грести осторожно, 
И все же утонешь…" 
(Речи Высокого, 11) 
Рок чаще всего тождественен смерти, гибели. Недаром ведь гибель Вёлсунгов и Нифлунгов названа "RQC ragna", чем приравнена к общемировой трагедии.1 
Одни из примеров рока - это гибель Ньяля. Будучи уважаемым всеми и мудрейшим человеком, он дает разумные советы, которые нередко оборачиваются против него. Ньяль ведет добропорядочную жизнь, сам он честен и никому не желает зла. По логике вещей, этот человек не должен был погибнуть. Но в ход его жизни вмешивается некая слепая и непреодолимая сила и гибель становится неизбежна. Причем, такое важное как предсказания, гадания и толкование снов - это чаще всего пророчества. А пророчествам придавалось мистическое значение. Словам, сказанным сгоряча, в порыве гнева, суждено было исполняться. Например, Хёрд, сын Сигню, нечаянно разбивает её ожерелье, в его адрес сыплются не самые лучшие предсказания, которые впоследствии исполнились.2 Гисли, обладающий даром толкования снов, именно из вещего сна узнает о предстоящей гибели.3 Ньяль "видит", что все в его доме залито кровью, и вероятнее всего - это к скорой гибели" - говорит он.4 Сны, предсказывающие смерть видят и Брюнхильд и Атли (герои эпоса), но ни действующие лица саг, ни мифологические герои не делают попыток предотвратить будущее. Напротив, они мужественно встречают свою судьбу. С Роком человек не борется, а идёт ему навстречу, объясняя это тем, что "от судьбы не уйдешь". Гест, предсказывая будущее Гисли произносит: "Чему быть, того не миновать".5 
Герой не отделен от участи, един со своей долей, но рок - противопоставлен человеку. 
В различных древнескандинавских источниках со схожим сюжетом, встречаются разные трактовки Судьбы. Например, в "Гренландских речах Атли", действия Гуннора не кажутся свободными, в отличии от его поведения в "Гренландской песни Атли". Отрывок "Гренландские речи Атли" пестрит ссылками на судьбу, рок, поступки героя ведают некой чуждой силой. Поэтому Гудрун говорит братьям: "Кто ж рок переспорит, Пришлось вам приехать" (Гренландские речи Атли, 48). А сам Гудрун изрекает: "Судьбы не избегнуть, похоже смерть суждена нам вскоре" (Гренландские речи Атли, 29). 
Тогда как в "Гренландской песни об Атли" поступки Гуннара вполне осмыслены и свободны, ему даже предоставлен выбор: откупиться от смерти золотом.(Гренландская песнь об Атли, 20). 
Таким образом, Фатум - это то, чего предотвратить невозможно, но человек и не пытается это сделать. Восприятие данного аспекта судьбы людьми схоже с восприятием его богами. Но фатализм не предполагает пассивности героя. В общей тональности представления действительности у древнескандинавского человека нет пессимистического настроения. Скорее всего потому, что есть ещё один аспект судьбы - случай. Случай выведен за рамки детерминации.1 Игра в тавлеи, очень распространенная в скандинавских странах, есть ни что иное, как испытания случая. То же самое представляет собой и кидание жребия. Бьярни предлагает садиться в лодку, для того, чтобы спастись, по жребию. В "Саге об Олаве Святом" два конунга соревнуются, чья удача сильнее, и судят они об этом по метанию костей.2 Со случаем тесно связана удача и везение человека (а может быть неудача и невезение). 
Восприятие такого аспекта судьбы, как удача (hamingia) было далеко не однозначным. Судя по одним источникам, она зависит от самого героя, его смелости и поступков. Лейв Эриксон, отправляясь в плавание, хочет чтобы Эрик Рыжий ехал с ним, так как у него "слишком много удачи"1. Воины, собираясь в путь, приговаривали: "С тобой твоя удача", на что был ответ: "Если со мной будет твоя". Этим выражалась вера, что удачливые люди способны передавать, приносить успех другим. Наоборот, слов с пожеланиями неудачи опасались. За пожелание неудачи могли убить. Например, Хельги обещает мстить Храппу за то, что неудачливый человек напророчил несчастье.2 
Таким образом, удача и везение как бы в человеке, но одновременно существуют как внешняя функция. Она хорошо показана в поединке-игре Торстейна и Бьярни. Бьярни боится, что его удача пересилит неудачу Торстейна, и тот будет убит.3 А порой оказывается, что неудача вовсе не зависит от личных качеств человека. Греттир произносит известнейшую исландскую поговорку: "Одно дело - доблесть, а другое - удача".4 Но вера в удачу и везение не представляет пассивного получения дара извне. Напротив, люди не должны полагаться на судьбу, а активно испытывать её. "Мы не знаем, как обстоит дело с нашей удачей, пока не испытаем её".5 Случай и удача могут зависеть от прихоти богов. Один может быть причастен к удаче или неудаче какого-либо человека (Вторая песнь о Хельги, 34). Богам следовало приносить богатые жертвы за помощь в каком-либо деле (Песнь о Хюндле, 1,3). 
Резюмируя все вышесказанное нужно отметить, что Судьба воспринималась древнескандинавским человеком как нечто уже изначально предопределенное ему от рождения. Она неоднозначна и выступает в нескольких аспектах: 
1)как доля, участь; 
2)как назначение; 
3)как рок; 
4)как случай (удача, неудача). 
Доля выпадает человеку, она есть линия его жизни, нить его судьбы. Теоретически, вероятность выбора в рамках доли есть, но человек настолько с ней слит, что он не осознает его возможность. Поэтому, действия героя кажутся свободными, а общее восприятие своей судьбы, доли далеко от пессимизма. Назначение и доля - линейны, то есть идут с человеком на протяжении всей его жизни. Назначение - это внешняя функция человека, определяющаяся тем, что он должен делать. Фактически, это череда его поступков. А вот рок постигает героя лишь в определенный момент жизни. Избежать его невозможно, свобода выбора не предоставляется. Рок всегда враждебен человеку. Случай есть внешнее выражение предопределения. Но случай и в эпосе, и в сагах - это всего лишь иллюзия выбора и свободы воли. То, что должно случиться - случается. В древнескандинавских источниках прослеживается дуалистическое отношение к судьбе: к року - фаталистическое, а к доле, назначению, случаю - активистское. 
На разных этапах существования у человека было стремление снять обезличенность и принципиальную непознаваемость, материализовать, "воплотить" представления о Судьбе и персонах, которые её исполняют и воплощают. 
Во всех мифологических системах Судьба имеет образ, персонификацию. Например, у греков Судьбу олицетворяют Мойры, у римлян - Парки, Фортуна, на Руси - девушки-рожаницы. 
В древнескандинавской мифологии также есть идея Судьбы. Основа мира, его ось - дерево Иггдрасиль, названное "деревом предела", оно же дерево Судьбы (Прорицание вёльвы, 19). Нужно заметить, что идея древа мирового (arbor mundi) - это характерный для мифологического сознания образ, воплощающий представления о Вселенной. Образ мирового древа ("древа познания", "древа добра и зла") - засвидетельствовано повсеместно у всех народов (кельтов, индоевропейцев, ацтеков), он определяет, организует внутреннюю структуру и параметры какой-либо мифологической системы. Обычно, вертикальная часть древа связана с миром богов, горизонтальная - с миром людей, и дополнительно, с ритуалом.1 Для скандинавов - ясень Иггдрасиль - дерево Судьбы, и жертвы верховного бога Одина. Повесившись на нём, пронзив себя собственным копьем, он обрел тайные знания и магические руны. С их помощью Один может влиять на судьбы людей (Речи Высокого, 138-139). Кроме того, Иггдрасиль - это и дерево, под которым асы осуществляют свой суд, там решается какая кому достанется доля (Речи Гримнира, 29-30). У Иггдрасиля - 3 корня - под одним находится Хель - царство мертвых (Речи Гримнира, 31). Под деревом течет источник Урд-река Судьбы (Прорицание вёльвы, 19), из которого возродились три могучие девы - норны. Норны живут под корнями Иггдрасиля. Они относятся к низшим женским божествам, определяющим судьбы людей при их рождении. Норн зовут Урд (Судьба), Верданди (Становление), Скульд (Должное) (Прорицание вёльвы, 20). Однако, Снорри говорит о том, что норн не три, а бесчисленное множество, род их не един - одни от альвов, другие от асов, третьи от Двалина.1 При рождении они приходят в дом к человеку, предрекая его будущее. Норны представлялись (подобно Мойрам), прядущими нить человеческой судьбы, или же режущими дощечки с предначертаниями (Первая песнь о Хельги, 2-4). От "настроения" норн зависит будущее людей. В эпосе норны названы "злыми, злобными", их предначертания "злых норн приговор" (Песнь о Хлёде, 31). Нередко, в "Старшей Эдде" употребляется рефрен: "злых норн приговора" (Речи Хамдира, 30). 
Но у скандинавов существовала и другая категория богинь, определяющих судьбу - валькирии. Они определяли исход битвы для воинов. Именно они дают воину гибель или победу (Песнь валькирий, 6). Валькирии изображались как воинственные девы, ткущие во время битв боевой стяг, который они разрывали после битвы (Песнь валькирий, 4,5). Очень часто валькирии изображались встречающими воинов в Вальхаяле, прислуживающие им (См. приложение "Готландские пашни"). Валькирии более приземленные божества, они могут быть жёнами и дочерьми смертных людей, с ними можно договориться об исходе битвы (Первая песнь о Хельги, с 249; Речи Сидгривы). В "Старшей Эдде" норн и валькирий очень часто называют дисами. Дисы - более обобщенное понятие, включающие в себя обе категории богинь. 
К распределению судьбы, в той или иной мере причастны все боги скандинавского пантеона. Но более всего в этом заинтересован Один. Он обладает магическими рунами, с помощью которых колдует, влияя на судьбы людей (Речи Высокого, 138-139). Один почитался как бог колдовства. Он имеет среди людей своих любимцев, всячески помогает им. Чаще всего дает им победу в битвах, поступая несправедливо: "Не воинам храбрым, но трусам победу дарил ты" - упрекает верховного бога Локи (Перебранка Локи, 22). В христианскую эпоху Один стал считаться самым удачливым воином и даже правоверному христианину не считалось зазорным просить его о помощи.1 Иногда боги не могут решить, кто же из них главный в вершении судеб, и это превращается в опасное противостояние. Например, в "Старшей Эдде" есть такой эпизод: два конунга вели между собой войну. Один из них попросил покровительства у валькирии, Сидгривы, а другой у верховного бога. И он пообещал удачу этому воину. Но Сидгрива распорядилась по-своему, не послушалась Одина, погубив его подопечного. За что была наказана долгим сном (Речи Сидгривы, с. 284). В древнескандинавском эпосе есть еще одна фигура - Локи, влияющая не столько на судьбу людей, сколько на судьбу всего мира. Локи - воплощение рока, "мировое зло", но он и его орудие, так как он виновник рагнарека и гибели Вселенной (Прорицание вёльвы, 35). Другие боги, например Фрейя, могут так же влиять на судьбы людей, путем покровительства. Фрейя помогает юноше Оттару, для того, чтобы он выиграл состязания в красноречии по перечислению своей родословной (Песнь о Хюндле, 2-4, 10).  
Таким образом, боги могут влиять на судьбу, преобразовывая её. Иногда это пытается сделать и сам человек при помощи колдовства и магии, применяя ворожбу, заклинания и руны (Речи Высокого, 146; Песнь о Хельги, сыне Хьёварда, 29). Колдовство считалось действенным и эффективным средством преобразования судьбы.1 
Но все же покровительство богов, магия и обряды могли осуществляться только в определенных рамках. Так как есть сила, стоящая выше всего живого на земле, а норны являются её воплощением, Боги простыми исполнителями. 
Древнескандинавский человек стремится снять обреченность с Судьбы и представить её в каком-либо образе. Линия его жизни так же "материализовалась" (нить жизни, дощечки). Но воплотить, материализовать удавалось лишь исполнителей судьбы. Сама эта сила имеет множество имен, но у неё нет какого-то определенного образца или имени (рок, фатум, удача, неудача, доля, назначение и т.д.). Именно под этой слепой и безжалостной силой подразумевалась судьба. 
 
Категория Смертии в германо-скандинавском язычестве. 
 
Проблема восприятия смерти и понимания потустороннего мира занимает видное место в истории культуры. Отношение к смерти - составная часть проблемы ментальности, социально-психологических установок, способов воприятия мира. По мнению французского историка Ф.Арьеса, отношение к смерти - своего рода эталон, индикатор характера цивилизации.1 В восприятии смерти очень отчетливо проявляется сущность этических представлений древних скандинавов. Ведь смерть - это тот момент, когда с наибольшей полнотой раскрывается подлинная ценность человека, и даже его судьба. 
Мифы о смерти встречаются у всех народов, они весьма разнообразны, но все подчиняются законам мифологического мышления. Во-первых, это "объяснения от противного", люди умирают потому, что раньше не умирали, или умирали, но вновь возрождались, а затем почему-то утратили эту способность. Во-вторых, действует идея "прецедента": некий человек когда-то умер, и с тех пор умирают все люди. Третья идея - это идея наказания: смерть рассматривается как кара за проступок, ошибку или неповиновение. При всем разнообразии мифов о происхождении смерти, в них чаще всего повторяются мотивы: месяц, луна, змея, ложная весть, спор, наказания.2 
С религиозно-мифологическими представлениями о смерти связано развитие понятий о душе, загробном мире, религиозно-магические обряды: погребальный культ и культ предков. Поэтому, большую информацию об отношении к смерти дает система погребальных обрядов и захоронения эпохи викингов. 
В эпосе и в сагах нередко встречается описание погребального обряда. В эпосе - это трупосожжение. Для покойника насыпался курган, складывался костёр. Умерший укладывался в ладью (если это воин викинг), либо повозку. Ладьи и повозка украшались: 
"Украсьте костёр коврами, щитами, 
рабов положите и яркие ткани" 
(Краткая песнь о Сигурде, 66) 
Герой в сказаниях - это чаще всего воин, наделенный силой и храбростью в самой высокой мере. Но проявление силы и храбрости это всего лишь внешние атрибуты героизма. Героем в эпическом сказании может быть и женщина. В древнескандинавском эпосе - сущность героизма - в безграничной силе духа, победе человека над самим собой, в совершении им чего-то трагического для него самого, что ведет к гибели. Эпические произведения древних скандинавов и повествуют о смерти героя и его поведении в последние минуты жизни. Эпический герой перед смертью - образец мужества и доблести. Важную для понимания данной категории фразу произносит Хегни: "Смертные муки считаю игрой" (Гренландские речи Атли, 64 
Герои "Старшей Эдды" не пытаются уйти от смерти, избежать или облегчить её. Их действия и поступки кажутся безрассудными, когда они движутся на встречу своей гибели. Они одевают не прочные кольчуги, а золотые (т.е. непрочные), в стан врага едут без дружины (Гренландская песнь об Атли, 16-17). 
Гуннар, брошенный в ров со змеями в свой последний час играет на арфе, он умирает: "как должен смелый, кольца дарящий" (Гренландская песнь об Атли, 31). 
Воин должен принять свою смерть так как диктуют нормы и традиции родового общества, для того, чтобы о нём осталась посмертная слава. Смерть есть момент перехода воина в мир славы. Посмертная слава - главная ценность героической этики. Смерть в бою (а это очень важно - умереть с оружием в руках) - это не только условие упрочения славы героя в поколениях, но и превращение его из воина на земле в эйнхерия-бойца Одина. Смерть с оружием в руках гарантировала дальнейшую жизнь в Вальхалле и участие в последней битве - рагнареке. Однако, такое доблестное принятие смерти могло быть вызвано верой в то, что люди рождаются вновь.1 В "Старшей Эдде" существует несколько эпизодов о вторичном рождении людей: Хельги и Свава, Хельги и Сигрун (с.259, 267). Таким образом, мужественное и доблестное поведение перед смертью, спокойное её принятие обусловлено несколькими факторами:  
Во-первых, доля и честь - (доблестный воин должен вести себя именно так, а не иначе);Во-вторых, жажда славы и стремление попасть в Вальхаллу;В-третьих, вера в скорое возрождение (вероятно связанное с хронической традицией). Но столь мужественное поведение в момент смерти было свойственно не всем героям эпоса. Повар Аттли в последний момент жизни ведет себя очень трусливо: 
"Страх охватил котла хранителя, 
был он труслив, в бегство пустился, 
… Клялся, что станет поле унаваживать 
Труд самый грязный готов исполнять" 
(Гренландские речи Атли, 62,63). 
Описанный эпизод не характерен для героических сказаний, но он показывает страх перед смертью простого человека. Он всеми силами стремится спасти свою жизнь, не помышляя о чести или славе. 
"Старшая Эдда" содержит этико-моральные поучения "Речи Высокого", на которые ориентировались люди родового общества. "Речи Высокого" - это собрания житейской мудрости, советы, правила поведения. Здесь отношения к смерти прописано очень ясно: 
"Лучше живым быть, 
чем мертвым" 
(Речи Высокого, 70) 
 
Высокий учит, что будь человек хоть больным, калекой, бедняком - это намного лучше, чем быть мертвым: 
"Что толку от трупа" 
(Речи Высокого, 70-71) 
Эти поучения совершенно не отражают героического идеала или доблестного образца поведения. Разгадка отношения к смерти кроется в следующих словах поучения: 
" Гибнут стада, 
родня умирает, 
и смертен ты сам, 
но смерти не ведает 
громкая слава 
деяний достойных….. 
вечно бессмертно 
умершего слава" 
Вот о чём заботится умирающий: о своём добром имени и посмертной славе. Эпоха родового строя характеризовалась тем, что человеческая индивидуальность не была сконцентрирована на самой себе, она искала оценку своей собственной сути и своего поведения в суждении других людей. Давление общественного мнения было колоссальным и именно оно определяло поступки.1 Приговор об умершем - это то, что оставалось навсегда. Тот, кто был способен утвердить собственное достоинство в глазах общества - побеждает смерть и слава о нём сохраняется. Поэтому умереть нужно было красиво и достойно. Примером этого служат и многие персонажи саг об исландцах. Герой родовой саги - чаще всего воин (или бывший воин), умирающий в схватке. И это естественно, ведь основное о чем рассказывают "саги об исландцах" - это распри. Движущая сила распри - это долг мести, переходящий от родича к родичу. Смерть в распре всегда смерть насильственная. Но перед её лицом человек беспокоился, будет ли он отомщён, либо будет ли за него уплачена достойная вира. Например, Атли в "Саге о Ньяле" говорит: "Я хочу просить тебя, что если я буду убит, за меня была уплачена вира не как за раба". И только тогда, когда Ньяль убеждает его, что за его смерть будет уплачена достойная цена, и к тому же он будет отомщен, Атли успокаивается. 
Уверенность в том, то он будет отомщен, успокаивала человека. Умирая, Скарихедин произносит: "Меня веселит мысль, что если ты спасешься, зять, то отомстишь за нас".1 В "Сагах об исландцах" большое внимание уделяется словам, сказанным перед смертью, действиям человека. М.И.Стеблин-Каменский пишет, что такое изображение умирающего человека в наше время может производить комический эффект2. Например, получив смертельную рану, Коль Эгильссон спокойно глядя на неё, рассуждает, что он сам виновник своей смерти и надо было бы прикрыться щитом. А теперь у него нет ноги3. Поведением персонажа движет холодный рассудок, а его слова носят деловой характер. Если в эпосе в уста умирающих героев вложены полные трагизма пророчества, то слова участников саг ничем не отличаются от повседневных. 
Отношение к смерти проявляется и в приготовлении к заведомой гибели. Ньяль, зная о скорой кончине семьи, уже предпринимает попытки спастись. Скарпхедин просит у Кари отмщения. Когда Скарпхедин видит, что для них готовят костер, то начинает шутить, обмениваясь остротами с поджигателями: 
- Разводите огонь, молодцы? Не собираетесь ли вы жарить что-нибудь?4  
Сам Ньяль, когда видит пожар, укладывается в постель, накрывается плотной рогожей (для того, чтобы можно было найти трупы), объясняет, где будут лежать его кости. Его слова и поступки прагматичны, они не несут в себе ни сожаления, ни горечи по поводу приближающейся гибели. 
У человека древнескандинавского общества хватало мужества вести себя достойно в последний час. На грани жизни и смерти Скарпхедин произносит вису: 
"Влагу ресниц не скоро 
Осушит осина злата, 
Плача о стойком сече, 
Клен моста великана"1 
Поджигатели не знали живой или мертвый, сказал Скарпхедин эту фразу, но она навела на них ужас. А перед сожжением Скарпхедин несколько раз повторяет: "В угоду отцу я охотно сгорю с ним, потому, что я не боюсь смерти"2 Однако, при возможности спастись он пытается сделать это: тушит огонь, старается выбраться из землянки, и когда исчерпаны все шансы, он примиряется с грядущей гибелью. Другой сын Ньяля - Хельги, хочет спастись, одевшись в женскую одежду. 
В родовых сагах есть эпизоды, где человек не смущаясь между жизнью и смертью выбирает жизнь. В "Саге о Храфнкеле годи Фрейра" рассказывается о том, как человек предпочитает жизнь, хотя заведомо знает, что она будет полна лишений, тяжелой и позорной. Сам предлагает Храфнкелю: "Если хочешь сохранить жизнь, то возьми добра не больше, чем я тебе выделю и это будет самая малость", Храфнкель отвечает: "Многие предпочли смерть такому унижению, но я поступлю подобно многим другим и выберу, если есть такой выбор, жизнь"2 Сам, проигравший в поединке оказываясь в аналогичной ситуации, так же выбирает жизнь. Он признает, что выбор очень нелегкий для него3. Таким образом, и один и второй участник саги признают всю тяжесть своего выбора. Но как сказал Храфнкель, многие люди предпочли бы позорную, полную лишений жизнь героической смерти. М.И.Стеблин-Каменский полагал, что древним скандинавам был неизвестен страх смерти. Объяснял он это тем, что во-первых, в сагах отсутствует описание страха смерти, а во-вторых, особым отношением ко времени. Поскольку, происходящее было для них коротким шагом, единственно реальным по сравнению с уже существующим прошлым и ещё не наступившим настоящим, но органично связанным м с тем и с другим, и как бы содержащим в себе и прошлое и будущее. А поскольку время обладало прочностью, оно не кончается смертью.1 
Действительно, саги не описывают страха смерти и даже вскользь не упоминают о нём (Но ведь саги не описывают и самых сильных человеческих эмоций - чувство любви и ненависти; там отсутствует и описание, и даже упоминание боли. Хотя невозможно утверждать, что люди саг не испытывали любви, ненависти или боли). Целью саги не было описание эмоционального состояния человека. 
А сознание того, что время не кончается смертью, несколько примиряло древнего скандинава с ней. А.Я.Гуревич, напротив, считал, что любой человек(независимо от эпохи и культуры) страшится смерти, этот страх заложен в его природе. Люди не могли, и вряд ли избавятся от сознания конечности характера своей жизни. Страшатся смерти и древние скандинавы.2 Французский историк Ф.Арьес храброе и мужественное поведение в момент смерти - вызов брошенный ей в лицо, называл "приручением смерти".3 
Особое отношение к смерти выражалось еще и в том, что смерть (особенно в эпосе) строго ритуализирована. Именно на идее смерти основывается периодизация языческой истории Скандинавии, которую даёт Снорри Стурлусон: 
- век сожжения; 
- век погребения. 
Особое отношение было и к покойникам: их боялись и одновременно почитали. Умершего выносили из дома через пробитую стену, а не через дверь, чтобы назад ему дороги не было.4 Захоронения предпочитали делать подальше от поселений. Однако, наиболее удачливых людей могли хоронить в усадьбе. Считалось, что предки охраняют земли, от них зависело плодородие. В "Саге о Хальвдане Черном" рассказано, что после смерти этого конунга его тело было расчленено, и части его погребены в разных областях. Так, что все жители могли пользоваться благополучием, магически связывая его с собой.1 
Нужно чётко разграничивать отношение к смерти и поведение перед смертью. Действительно, большинство героев ведут себя доблестно, не показывая страха смерти. Таким образом, можно увидеть дуализм в восприятии смерти у древних скандинавов. Этот дуализм заключался в страхе смерти, но в сохранении присутствия духа перед ней, когда проявлялась высшая доблесть в глазах родового общества. Так как восприятие смерти и в том, какие средства предоставляет человеку культура, чтобы преодолеть этот страх, т.е. регламентирует линию поведения людей перед гибелью. В этом и состоит особое отношение древних скандинавов к столь сложной категории, как смерть.  
 
Персонификация смерти и сотариология 
В древнескандинавской мифологии образ смерти представлен хозяйкой Хель, дочерью бога-аса Локи и Ангрбоды. Хель - хозяйка царства мертвых, но так называется и само царство мертвых (иногда оно именуется и Нифхель). Нифхель представляется как подземный мир, помещаемый под одним из корней Игграсиля (Прорицание вёльвы, 21). Снорри Стурлусон локализует Хель "Вниз и к Северу"2. Вход в царство мертвых охраняет огромный демонический пес Фенрир (так же порождение Локи). У ворот Хель течет река мертвых Гьёлль, мост через которую охраняет дева Модгуд. Существовало поверье, что выезжать в эти ворота нужно очень быстро, иначе "дверь, на которой кольцо с украшеньем" может отрезать покойнику пяту. (Краткая песнь и Сигурде, 69). Снорри Стурлусон, будучи под влиянием христианства, пишет о том, что в Хель попадают плохие, дурные люди".1 
"Младшая Эдда" дает следующее описание хозяйки преисподней: "Она наполовину синяя, наполовину цвет мяса, признать её легко потому, что она сутулится, и вид у неё суровый. Голод - её блюдо, мор - её тарелка.2 Однако, Снорри Стурлусон - был христианином по вероисповеданию, и несомненно христианство оказало на него влияние. В "Младшей Эдде" Хель нечто похожее на ад, где "дурные и плохие люди" испытывают муки. 
Противопоставлена Хель - Вальхалла (чертог убитых), принадлежащая верховному богу Одину. Это светлое жилище эйнкериев, воинов, убитых в боях. Воины сражаются день и ночь, пьют медовое молоко и едят мясо вепри, которые никогда не заканчиваются. Встречают воинов у ворот Вальхаллы и прислуживают им валькирии. Вместо огня чертог Одина освещается светом мечей и там все время светло. Снорри локализует Вальхаллу на небе.3 А "Речи Гримнира" соотносят её с Гладсхеймом, жилищем радости, его охраняют волки Одина, а над ней парит орёл (Речи Гримнира, 8 - 10). Для Снорри Вальхалла - это, скорее рай, так как слишком сильно видно противопоставления холодной темной Хель и светлой Вальхаллы, пристанища избранных. В языческие времена Нифхель представлялся как центр, где совпадали горизонтальная и вертикальная модели мира.  
Валькирии - низшие женские божества имеют самое непосредственное отношение к образу смерти. Дело в том, что они определяют исход битвы для воинов и решают, кому из них умереть. Валькирии представлялись ткущими боевой стяг из кишок. (Песнь валькирий, 2). Судя по рисункам Готландских стелл, валькирии встречали эйнхериев у ворот Вальхаллы, протягивая им кубок.1 
Таким образом, в древнескандинавской мифологии смерть имеет довольно яркие, но не всегда ясные образы. 
Становится ясно что спасение древние люди искали в славе которая в свою очередь достигалась через такие категории как долг, смерть и судьба. Боязнь не найти этого спасения мотивировала древних людей поступать так а не иначе. В смертный час предоставляется последняя возможность набрать тот самый "багаж" славы, на котором человек может "въехать" в бессмертие, большинство древних пользовались этой возможностью. Именно по этому самым почетным памятником павшему, считалась сага сложенная в честь деяний оставленных человеком после себя. От сюда такое количество, литературных памятников (саг) как королевских так и родовых, оставленных нам эпохой язычества. Как сказано в "Речах высокого":  
" Гибнут стада, 
родня умирает, 
и смертен ты сам, 
но смерти не ведает 
громкая слава 
деяний достойных….. 
вечно бессмертна 
умершего слава" 
В бессмертии же не остаётся ничего кроме долга. Так как Вальхалла является столицей небесного бессмертия - она предназначена в первую очередь для героев, павших на поле боя. Владыка этих мест, Один-Вотан, представлен в "Саге об Инглингах" как указавший воинам путь, ведущий к божественным чертогам, обители вечной жизни. В соответствии с этой традицией, ни один ритуал или жертвоприношение не были столь любезны высшему божеству, ни одно усилие не давало более сладостных неземных плодов, как жертва собственной жизни на поле боя. Более того, за тёмной символикой "Дикой охоты" также сокрыт следующий фундаментальный смысл: посредством воинов, которые, погибая, приносят таким образом себя в жертву Одину, увеличиваются те самые армии, что понадобятся богу в последней решающей битве Рагнарёк, которые угрожают миру с древнейших времен. В "Старшей Эдде" сказано следующее: "Великое множество в Вальхалле народу, а будет и того больше, хоть и этого покажется мало, когда придёт Волк". И тогда попавшим в бессмертие не останется ничего кроме как защищать этот мир а в месте с тем свою славу набранную при жизни. 
 
Заключение. 
Мы предприняли небольшую попытку реконструировать ментальность в германо-скандинавском язычестве. На основании полученной ними модели ментальности можно сказать следующие про некоторые категории которые составляли для древних людей категорию сакрального:  
Судьба и Смерть - взаимосвязанные категории. В сознании древнего скандинава они сливаются, иногда до отождествления, а иногда могут и расходиться, образуя различные полюсы. Но, в любом случае, Смерть всегда аккумулирует Судьбу. В древнескандинавских источниках Судьба выступает в различных аспектах: участь, доля, удача, рок. Смерть и Судьба пересекаются в одной точке - рагнареке (гибели богов вселенной). Гибель богов выступает как слепая неизбежность, рок. Боги не могут изменить судьбы вселенной и предотвратить свою гибель. Они подчинены ей. Судьба богов циклична - она представляет движение из хаоса к некому порядку, и обратно к хаосу. Это показатель того, что жизнь не заканчивается смертью и в древнескандинавской мифологии присутствует идея перехода из одного мира в другой. 
Судьба может иметь контекст участи (доли), которая выпадает человеку, это линия его жизни. Герой слит со своей участью, поэтому его действия и поступки кажутся свободными. Восприятие будущего не представляется как фатум или неизбежность. Понятие удачи (как одного из аспектов судьбы) - крайне индивидуализировано. Оно материализуется в предметах. Удачу можно передавать от одного человека к другому. 
Судьба как назначение - это внешняя функция человека, череда его поступков. Для людей варварского общества назначение зачастую отождествлялось с долгом. 
Долг, в свою очередь, занимал одну из важнейших мест в системе морально-этических норм. Долг рассматривался как обычное право, поскольку родовое общество не знает писанных законов. Исполнение долга было обусловлено, как внешней, так и внутренней необходимостью. Важнейшим являлся долг кровной мести, который человек должен был выполнить вопреки личным чувствам. О связи категорий Судьбы и Долга говорит имя одной из богинь Скульд, переводимое как "должное". Героическим долгом считалось мужественное принятие своей смерти, вызов ей. 
В источниках постоянно встречаются два противоположных отношения к Судьбе и Смерти. Во-первых, на Судьбу существуют две не совпадающие "точки зрения" - фаталистическая (эпическая) и активисткая (бытовой уровень). Во-вторых, с одной стороны мужественное и доблестное поведение перед смертью, а с другой стороны - страх перед смертью. В этом проявляется диалектика этих понятий, обусловленная изменениями в обществе, заменой язычества на христианство, большей индивидуализацией человека. В связи с этим происходит замена родового долга на долг индивидуальный. Судьба является основополагающей категорией, определяющей отношения ко всем остальным моральным и этически нормам. 
Таким образом, понимание и отношение к Судьбе, Смерти и Долгу является составной частью проблемы ментальности, социально-психологических установок и способов восприятия мира у древних скандинавов. Ситуация же в современным неоязычестве (Асатру в частности) которое сакральное трактует как, стремление к балансу между собственной и окружающей природой. Почитание богов и божественных сил выражается в форме традиции, включающей в себя обрядовые действия и нормы поведения. Как мы можем убедиться, в корне отличается от полученной нами модели ментальности древних скандинавов или германцев