Факторы, влияющие на развитие личности

Познание своего стыда  открывает скрытые в бессознательном  свойства нашей Я-концепции, о которых  мы и не подозреваем. Здесь и теперь мне стало стыдно. Почему? Значит, существует рассогласование между тем, каков я здесь и теперь, и тем, каким я должен быть согласно своей Я-концепции. Если я в состоянии сделать объектом интроспекции свое состояние, то нетрудно установить признаки, с которыми я вступил в конфликт, даже если эти признаки, представления о себе скрыты в глубине бессознательного. Для познающего даже стыд превращается в призму, через которую он познает себя. Если вам вдруг стало стыдно, вы испытали какое-то неприятное чувство и стали раздражаться, вспомнив, что не ответили на письмо школьного товарища, которого не видели двадцать лет и не собираетесь с ним общаться, то это свидетельствует о том, что вы являетесь человеком, преданным старым друзьям и обязательным притом, хотя в вопроснике на вопрос о преданности друзьям ответили «нет». Клиент, который обращается к консультанту по поводу того, что он считает себя слабым в сексуальном отношении, в своей Я-концепции считает себя сильным мужчиной, так как жалуется на гнетущее чувство стыда по поводу неудач в сексе.

Наш стыд говорит о нас намного больше, чем мы думаем. Поэтому размышление о стыде — один из надежных путей самопознания не того, каким мне хочется казаться, а того, каков я есть.

Стыд также состоит из трех элементов:

а) то, каким я должен быть здесь  и теперь согласно Я-концепции;

б) каков я здесь и теперь;

в) рассогласование и его осознание.

Как видим, стыд и вина состоят из одних элементов, но различить  их нетрудно. Если мне стыдно безотносительно  к тому, чтобы кто-либо оценивал мое  поведение или состояние, чтобы кто-то видел или слышал о стыдном поступке, то это — чистый стыд, абсолютный стыд. Но поскольку стыдные поступки в моей жизни наказывались лишением любви, плохим отношением взрослых, друзей, отвращением ко мне значимых людей, то энергия стыда возрастает при возбуждении представлений о том, что кто-то оценивает меня, неодобрительно относится к моему поступку или состоянию. Однако это — не чистый стыд, а индивидуальный, вызванный другими людьми, поскольку я чувствителен к их чувствам. Если эти другие мною любимы, то данный вид стыда сливается с чувством вины, с чувством того, что я не соответствую их ожиданиям. Если же эти другие не любимы, но значимы, то под видом стыда реализуется социальный страх перед осуждением другими.

Развитие эмоции стыда  является необходимым условием нормального  развития человека и формирования индивидуальности. Но с того момента, как личность сложилась  и индивидуальность выкристаллизировалась, она перестает нуждаться в  этой эмоции как побудителе деятельности и поведения. Стыд должен стать лишь сигналом к тому, что здесь и теперь я не соответствую своей Я-концепции — и не более того. А мои поступки определяются разумом и сознанием блага. По-видимому, именно в этом смысле Аристотель говорил, что «мы не хвалим взрослого, если он стыдлив»².

4.2 Идентификация, как один из механизмов социализации

Социализация предполагает способность человека выработать и  реализовать «я – концепцию» Такая  концепция включает личную и социальную идентичность, т.е. способность человека к самооценке физических, интеллектуальных, нравственных качеств и способность определения своей принадлежности к какой-либо общности (возрастной, политической, семейной и т.д.) Действие идентификации как механизма социализации связано с тем, что индивид усваивает и реализует нормы, ценности, качества и т.п. тех групп, принадлежность к которым он осознает. Иными словами - действия людей во многом определяется их самооценкой и групповым членством.

Мы не только составляем для себя определения ситуации; отвечая на вопрос «Кто я такой?», мы также даем самоопределения. Ответы на этот вопрос и составляют то, что социологи называют собственным Я или самостью, т.е. набор понятий, с помощью которых мы определяем, какие мы есть. Формирование собственного Я представляет собой центральную часть процесса социализации. Самость – не биологическая данность, она развивается в процессе взаимодействия человека с другими людьми. Социолог Дж. Мильтон Йингер пишет:

«Самость формируется  на базе действий других людей, которые становятся частью индивида в результате отождествления им себя с этими другими и его самооценки с точки зрения этих других. Оглядываясь назад, вы можете спросить себя: «Кто я такой?» Но на деле ответ известен еще до того, как вопрос был задан. Ответ этот составился из всех определений наших ролей, принципов и целей, которые начинают формироваться у нас под влиянием окружающих с момента нашего рождения. «Ты – мальчик; ты – мой сын; ты – француз»; «Ты – хороший мальчик и составляешь истинную часть этой группы» (с соответствующими вознаграждениями, подтверждающими слова); или «Ты – дурной мальчик» (эти слова значимые персоны доводят до нашего сведения с помощью соответствующих, по их мнению, санкций)».

Самость – это наши идеи по поводу собственных качеств, способностей и поведения. В повседневной жизни мы ощущаем присутствие самости в таких фразах, как: «горжусь собой», «разговариваю сам с собой», «потерял контроль над собой», «стыдно за себя», «испытываю себя», «ненавижу себя» и «люблю себя». Эти понятия представляют собой сердцевину человеческой сущности, осознание того, что каждый из нас есть уникальное творение, отличающееся от других и в то же время похожее на них. Образ каждого человека как уникального, автономного, самодостаточного существа дает ощущение психической целостности. У индивидов, страдающих какой-либо формой сильного душевного заболевания, особенно шизофрении, отсутствует четкое представление о самих себе и о границах собственной личности, т.е. о том, где начинается и где заканчивается их личность. Поэтому многие из них теряются в потоке обрушивающихся на них стимулов.

Самость участвует в  развитии эгоцентрического сдвига, при  котором человеку свойственно ставить  самого себя в центр всех событий. По причине такого эгоцентрического сдвига мы создаем гипертрофированные представления о самих себе как о жертвах или целях действия или события, которое в действительности направлено совсем не на нас.

Эгоцентрический сдвиг  свойствен каждому человеку, просеивающему  жизненный опыт через фильтр собственной личности. Такой смещенный взгляд на реальность формирует наше восприятие событий, а позже воздействует на наши воспоминания об этих событиях. Человеку типично думать о собственном Я в терминах статичности как о «цельной системе» или «вещи». Но согласно концепциям сторонников теории символического интеракционизма, собственное Я обладает также динамическими характеристиками. Представители этой теории указывают, что мы можем быть объектами собственных поступков. Мысленно мы отходим в сторону и с этого наблюдательного пункта начинаем следить за собственными действиями. С этой точки зрения самость представляет собой процесс, с помощью которого мы разрабатываем свои действия в соответствии с поступками других людей. Социологи Ч.Х. Кули, Дж.Г. Мид и Э. Гоффман постарались облегчить понимание этих проблем, предложив свои теории.³

5. Социальные факторы.  Воспитание

Третий фактор, влияющий на становление личности, - это воспитание. В отличие от первых двух факторов оно всегда носит целенаправленный, осознаваемый (хотя бы со стороны воспитывающего) характер. Еще одна особенность воспитания как фактора развития личности - то, что оно всегда соответствует социально-культурным ценностям народа, общества, в котором происходит развитие. Это значит, что когда речь идет о воспитании, то всегда имеются в виду положительные воздействия. Воспитание предполагает систему влияний на личность - единичное воздействие не приносит ощутимых результатов.

Новое поколение, приходящее на смену старому, способно научиться социальным pолям только в процессе социализации. Семья - ячейка первичной социализации. Родители передают детям свой жизненный опыт, модальные установки, прививают принятые в этом обществе манеры, обучают ремеслам и теоретическим знаниям, закладывают основы владения устной и письменной речью, контpолиpуют действия детей.

Поскольку путем мысли  и воли мы регулируем свое поведение, то начинаем полагать, что и движение мира регулируется скрытой мыслью и  волей. Поскольку эти сущности одинаковы, то возникает убеждение, что с помощью правильной мысли можно управлять ходом внешней жизни. Это убеждение развивается в младенчестве, когда вселенная ребенка подчиняется движениям души: стоит закряхтеть или издать какой-то звук, как элементы вселенной (мать, отец, близкие) приходят в движение. Ребенок чувствует себя центром вселенной, «приводит ее в движение», координирует свою связь с нею, поэтому любые препятствия с ее стороны вызывают гнев, обусловленный сопротивлением «нереального». У ребенка нет границы между Я и не-Я. Это состояние, говоря языком психологии, может быть охарактеризовано как «абсолютная проницаемость границ Я», некоторое неизвестное нам «океаническое чувство». Структура реальности и соответствующее чувство еще не образовались, Я сливается с окружением. Медленное развитие чувства реальности происходит в опыте, изнанкой которого остается изначальное отрицание реальности. Вначале осознается независимое существование природных объектов, а далее очень медленно происходит изживание магической установки относительно тех, с которыми ребенок идентифицирует себя. Тот, кто включается в Я ребенка или взрослого, является объектом магической установки. Его реальность отрицается, и поведение другого жестко программируется.⁴

Характеризуя индивидуальную психологию А.Адлера, следует отметить, что наиболее интересным в учении А.Адлера представляются идеи о связи воспитания и формирования ребенка с социумом, в котором семье отводится огромная роль. Важные высказывания Адлера заключаются в попытке разграничить типы личности по характеру установок, связанных со стилями жизни (управляющий, берущий, избегающий, социально-полезный) и определении способа адаптации в социуме, что, в конечном счете, зависит от используемого в детстве способа компенсации комплекса неполноценности. Порядок рождения ребенка в семье, по Адлеру, имеет решающее значение для последующего формирования его жизненной позиции и стиля жизни. Первенец получает максимальное родительское внимание, пока не родится второй и тогда первый ребенок переживает трагедию «монарха, лишенного трона». Пытаясь вернуть родительское внимание – от нежности до «трудного поведения», но, поняв, что все попытки бесполезны, замыкается в себе, приучаясь к изоляции и самостоятельности. Главными чертами стиля жизни единственного ребенка становятся эгоцентризм и зависимость, что впоследствии может привести к трудностям во взаимодействии со сверстниками. Второй ребенок стремится подражать старшему, вырастая честолюбивым, соперничающим, и имеющим завышенные притязания. Последний ребенок имеет уникальное положение: с одной стороны любимый и заласканный, с другой – самый зависимый с сильным чувством неполноценности и с высокой мотивацией превзойти старших детей, что нередко ему удается. Невротические симптомы, по Адлеру, связаны с комплексом неполноценности, стремлением к превосходству, низким социальным интересом, пассивным стилем жизни, сформированным при неправильном воспитании в раннем детстве (физические страдания, чрезмерная родительская опека, либо отвержение).

Теория Эрика Берна: состояние «Я» можно описывать как систему чувств, определяя ее как набор согласованных поведенческих схем. По-видимому, каждый человек располагает определенным, чаще всего ограниченным репертуаром состояний своего «Я», которые суть не роли, а психологическая реальность. Репертуар этих состояний мы попытались разбить на следующие категории:

1) состояния «Я», сходные  с образами родителей;

2) состояния «Я», автономно  направленные на объективную  оценку реальности;

3) состояния «Я», все  еще действующие с момента их фиксации в раннем детстве и представляющие собой архаические пережитки. Неформально проявления этих состояний Я называются Родитель, Взрослый и Ребенок.

1.У каждого человека  были родители (или те, кто их  заменял), и охранит в себе набор  состояний «Я», повторяющих состояния «Я» его родителей (как он их воспринимал). Эти родительские состояния «Я» при некоторых обстоятельствах начинают активизироваться. Следовательно, упрощая это понятие, можно сказать: "Каждый носит в себе Родителя".

2. Все люди (не исключая детей) способны на объективную переработку информации при условии, что активизированы соответствующие состояния их «Я». На обыденном языке это звучит так: «В каждом человеке есть Взрослый».

3. Любой человек был  раньше моложе, чем сейчас, поэтому  он несет в себе впечатления прежних лет, которые при определенных условиях могут активизироваться. Можно сказать, что «каждый таит в себе маленького мальчика или девочку».⁵

Очень интересен подход Берна к сценарному анализу. В  течение первых 5-7 лет жизни у  ребенка в основном под влиянием родительского программирования формируется сценарий его жизни, определяющий в дальнейшем его судьбу. При этом, немалую роль играют сказки, которые ребенку читают родители по своему выбору и которые ребенок сам выбирает, если имеется такая возможность. Кроме того, очень важно для формирования сценария, как соотносятся так называемые трехсторонние позиции личности: «Я», «Вы» (ближнее окружение) и «Они» (дальнее окружение), с какими они знаками (плюс или минус), постоянны ли эти знаки и т.д.

Вряд ли кто-то из детей  хочет, чтобы их родители развелись. По данным российских психологов начала 80-х годов, одно из трех самых заветных желаний опрошенных ими детей  младшего возраста - чтобы у всех были папы и мамы. У многих детей  чувство обиды, вызванное разводом, проявляется особенно остро, если один из родителей вступает в повторный брак.

Ребенок чувствует, что  с распадом семьи ослабевает контроль за его нравственными устоями  по мере того, как рушатся его  внешние опоры, и гнев, направленный на родителей, решительно проникает в сознание. Одним из проявлений такого состояния может стать приобретение новых вредных привычек, как, например, мелкое воровство и вранье, наблюдаемые в этой возрастной группе в период распада семьи. Ребенок обеспокоен тем, что ему самому придется заботиться о себе, и в этом он усматривает угрозу своей будущей социализации. Уход отца давал свободу для проявления импульсов, которые столь тщательно сдерживались в его присутствии, свободу вести себя так безнаказанно и получать от этого удовольствие.⁶

Развод родителей по-разному  воздействует на подростков. Некоторые  ощущают свою вину в том, что родители разошлись. Но иногда развод оказывает  даже положительное влияние, так  как кладет конец пьянству, физическим расправам, родительским скандалам, бессонным ночам и психологическому стрессу. Некоторые подростки, родители которых разошлись, говорят, что они перенесли развод легче, чем предшествовавшие ему конфликты. Они рассказывают о том, как раньше, до развода, испытывали постоянный страх, стыдились говорить с приятелями о своей семье, страдали из-за материальных трудностей, переживали чередующиеся ссоры и примирения родителей и что развод воспринимали почти как облегчение.