История российских эмиграций

Татары

Политическая эмиграция 1918-22 гг. затронула практически все сколько-нибудь сформировавшиеся в культурном отношении народы. Не стали исключением и татары. Однако проблемы истории татарской эмиграции, формирования татарской диаспоры бывшего СССР оставались долгое время вне поля зрения наших историков и публицистов. Вопросы истории татарской эмиграции с территории бывшего СССР пока разрабатываются в основном зарубежными авторами. Отечественные исследования вторичны. В российской литературе татарская диаспора упоминается преимущественно в публикациях об СНГ.              

Литературу об эмиграции российских народов без преувеличения можно назвать довольно обширной, однако в основном она посвящена народам, традиционно составлявшим костяк российской эмиграции XX столетия - евреям и немцам, между тем несомненно, что этнический состав послеоктябрьских "волн" значительно шире.

Известно, что вопросами эмиграции украинцев, белорусов, поляков в настоящее время занимаются ученые соответствующих стран. Такое размежевание по национальным "квартирам" понятно и объяснимо, но крайняя скупость информации о результатах исследований и отсутствие их координации ради общего блага не могут не вызывать сожалений. Как можно убедиться уже из предпринятого обзора, информационный обмен позволил бы выявить действительные, не мнимые, "белые пятна" и направить энергию на то, чтобы их устранить. Интересно было бы проследить самосознание диаспоральных этносов в России и вне ее. Поиск критериев этнической принадлежности человека (чем определяется его национальное самосознание?) особенно актуален при изучении российской диаспоры в странах нового зарубежья. Ответ на этот вопрос помог бы избежать бытующих здесь мистификаций, продиктованных политическими мотивами.

Заключение

Все вышеизложенное позволяет сделать следующие выводы.

1. Возвращение на родину культурного наследия российской эмиграции - следствие либерализации духовной жизни советского общества во второй половине 1980-х гг., но в еще большей степени - итог претворения в жизнь заявленной российским руководством в 1990 г. государственной линии на восстановление духовных ценностей, утраченных в ходе многолетней идеологической борьбы. Первоначально процесс возвращения культуры российского зарубежья шел в русле "узнавания", т. е. переиздания произведений эмигрантов, публикации в прессе информации о самом существовании эмиграции как явления. С началом 1990-х гг. пришло время осмысления, следствием которого стало обращение многих ученых и академических институтов к этой проблеме. Изучение российского зарубежья превратилось из запретной темы в новую отрасль гуманитарного знания. В настоящий момент в системе Российской академии наук изучение российской эмиграции ведется в рамках комплексной программы фундаментальных научных исследований "Культура России в мировом контексте", однако хронологические границы проекта определяются межвоенным периодом 1918 - 1939 гг. Главный итог этих научных изысканий состоит в признании российской эмиграции первой послереволюционной "волны" составной частью единой российской культуры - хранительницей ее лучших традиций и в определении большой роли российской эмиграции в культурном возрождении России и мировой культуре.

2. То, что возвращение культуры российского зарубежья началось с литературы и философии, объяснимо, на мой взгляд, следующим. Литература всегда, начиная с петровской эпохи, выступала основной формой выражения творческого потенциала российской культуры. Литература в разнообразных своих формах, в том числе философской, всегда отражала русский культурный идеал и наиболее яркие элементы самосознания интеллигенции, а послеоктябрьская эмиграция - во многом ее детище. Между тем интеллигенция - это своеобразный "мозг нации", ее основная роль - в формировании общественного сознания путем выдвижения идей. Общество эти идеи или принимает, или отвергает. Проблемы, поднимавшиеся российскими зарубежными литераторами и философами, - будущее России, ее государственность и власть, отношение к религии, социальной справедливости, взаимоотношения интеллигенции и народа, насилие и ненасилие, - оказались актуальны для нас и сегодня, в обстановке поиска путей преодоления социально-экономического и духовного кризиса, обновления страны. Историография литературной, философской, научной эмиграции первой послеоктябрьской "волны" хорошо разработана. Неплохо изучена ее общественно-политическая жизнь. Изучение экономической жизни эмигрантов только начинается. И на удивление мало отечественной исследовательской литературы об эмиграции российских художников, артистов, музыкантов разных "волн", русском зарубежном театре. Пока освещение жизни и деятельности этой категории выходцев из России осуществляется здесь преимущественно путем публикации их мемуаров и воспоминаний знавших их лиц. Применительно к эмигрантам "третьей волны" особо значимую роль в этом процессе играет периодика. Недостаточное внимание исследователей к этой теме можно объяснить представлениями о малой общественно-государственной значимости (в практическом применении) разработки этого вопроса. В изучении российской зарубежной культуры по-прежнему интересны вопросы о творческом потенциале российской культуры в инокультурной среде, ее способности обогащаться и видоизменяться, равно как и обогащать другие культуры, сохранять присущую ей открытость, о механизмах и степени связи духовных традиций российской диаспоры с российской культурой как культурой мирового значения. Задача воссоединения разрозненных частей культуры российской диаспоры с культурой метрополии, создания единой истории России, истории единой русской литературы, единой русской философии, единого русского искусства сохраняет свою актуальность. В условиях распада СССР обрело государственное значение изучение опыта существования этнических анклавов русских в отрыве от основной этнической территории. Анализ этого опыта должен помочь выработке оптимальной политики России и новых независимых государств в отношении россиян вне пределов России. Вероятно, этим можно объяснить то, что вопрос адаптации эмигрантов в инонациональной среде оказался сегодня наиболее системно и полно разрабатываемым.

3. При сравнении советской историографии российского зарубежья с новейшей бросается в глаза разница подходов. Как справедливо отмечается рядом исследователей, в советский период изучение российской эмиграции изначально велось в русле изучения борьбы с контрреволюцией и буржуазной идеологией. Она вся рассматривалась как враждебная СССР сила, обреченная на поражение и гибель. Доминирование в работах советских историков идейно-политических мотивов мешало превращению истории российского рассеяния в подлинно гуманитарную науку, т. е. такую науку, где, по определению, объектом изучения являются человек и его культура. Между тем работы иностранных авторов и наших соотечественников за рубежом, наоборот, посвящены, прежде всего, вопросам культурной жизни российской диаспоры. Возвращение от внеличностных структур (политических партий, движений и т. п.) к индивиду, отказ от функционализации личности эмигранта в отечественной историографии произошли лишь в 1990-е гг. Утверждается постулат о культурной природе человека, реабилитируются непосредственные чувственные восприятия, эмоции, т. е. все то, что мы причисляем к социокультурной и социально-психологической сферам. Антропологическая позиция, гуманизм становятся ведущей доминантой большинства современных исследователей. Как замечает в этой связи А. В. Квакин, "поворот к человеку, признание его во всей сложности человеческих потребностей, мотивов, эмоций, духовных исканий центром исследования заставляет гуманитариев... стремиться к установлению более тесных связей между смежными гуманитарными науками". Набирает силу культурологический подход, интегрирующий существующие в гуманитаристике методы в единый междисциплинарный подход.

4. Следует помнить о том, что эмиграция обеспечивает, с одной стороны, контакты между отдельными культурами в рамках одной цивилизации, а с другой - межцивилизационные контакты. В этой связи интересно продолжить изучение региональной специфики российского рассеяния, изучить вариантность форм развития российской культуры в различных странах. Наиболее изученным регионом исхода остается Европа, в особенности Западная (Франция) и Центральная (Германия). Среди славянских государств - Чехословакия и Югославия. Созданы предпосылки к изучению российского рассеяния в Великобритании. Российская диаспора в Бельгии изучается пока силами эмигрантско-зарубежных ученых. Практически нет серьезных публикаций о неславянском Юге Европы, равно как и о ее Севере. Между тем российское зарубежье существует и здесь. За исключением Китая, почти не изученным остается пусть не многочисленное, но все же существовавшее и существующее российское рассеяние в Центральной, Восточной и Южной Азии (с изучением
Западной Азии - Израиля, Палестины, Турции - дела обстоят не так плохо).
Отечественные исследователи только приступают к изучению российской иммиграции в США, еще меньше сделано в изучении "русской Канады". Более весомой выглядит историография "русской Латинской Америки" . Положено начало исследованию жизни россиян в Африке . Историография иммиграции россиян в Австралии представлена только трудами, изданными на этом континенте . Совсем нет современных публикаций о выходцах из России в Океании, между тем доподлинно известно, что таковые есть. Учеными и публицистами активно разрабатывается тема о современном положении россиян в странах нового зарубежья (республиках бывшего СССР). Однако жизнь выходцев из России в Балтийских республиках до присоединения их к СССР исследуется преимущественно зарубежными соотечественниками. При изучении российской диаспоры в межвоенный период было бы интересно сравнить отношение к российским эмигрантам в странах, которые никогда не входили в состав
России, и в тех странах, которые получили от нее независимость.

5. В большинстве работ по истории эмиграции речь идет о ХХ веке.
Соответственно, и роль, значение российского зарубежья в продолжении духовной жизни своей нации проанализированы, как правило, в рамках этого временного отрезка. При этом большинство исследователей выбирают объектом изучения первый послереволюционной поток эмигрантов как наиболее интересный, вобравший в себя цвет нации, и ограничивают исследование границами 1917 - 1939 гг. (они же обозначены в вышеуказанной программе РАН). Однако изучение других "волн" может оказаться не менее интересным, ведь, к примеру, только в 1960 - 1980-х гг. СССР покинули более ста живописцев, графиков и скульпторов, ряд известных писателей, артистов и музыкантов. Следует согласиться с Е. М. Макаренковой и А. В. Квакиным в том, что взгляд на российскую эмиграцию в более отдаленной от событий ХХ в. ретроспективе дает возможность увидеть некую общенациональную специфику этого явления, а потому традиционные хронологические рамки исследования нуждаются в расширении. Необходимо также установить, с какого времени можно говорить о появлении носителей российской культуры в зарубежье, а также о российской эмиграции и российской диаспоре как исторических явлениях. Эту историческую линию необходимо проследить неразрывно до настоящего времени.
Это позволит раскрыть вопрос о преемственности в истории российского зарубежья, о существовании тех или иных взаимосвязей между отдельными этапами эмиграции из России. Важно рассмотреть эмиграцию в контексте мировых миграционных процессов, показать ее сопряженность с отечественной и мировой историей. Следует дать демографическую, этническую и конфессиональную характеристику различным этапам эмиграционных потоков, уяснить их географическую направленность. Интересно было бы изучить современный облик и состояние дореволюционной эмиграции и последующих "волн", особенно их молодого поколения, зачастую забывающего русский язык. Плохо изучен феномен реэмиграции.

6. Отсутствие четкой периодизации истории эмиграции - еще одна заслуживающая внимания проблема. Отказываться от нумерации "волн" вряд ли целесообразно, чтобы не смазать различия тех или иных этапов эмиграции. Но на вопрос о хронологии ее так называемых "волн" можно будет ответить, только определившись с датой отсчета российской эмиграции как исторического явления. Пока этот вопрос решается по-разному. Нет ясности даже в вопросе о периодизации "волн" послеоктябрьской эмиграции. Большинство исследователей и публицистов ведут отсчет "волн" с Октября 1917 г., несмотря на то, что эмиграция началась сразу после февральской революции, хотя и была до Октября весьма незначительна. Однако некоторые авторы (М.
Раев, Д. В. Мышалова) датируют возникновение миграционных потоков поражением белых армий в 1920 - 1922 гг. На самом деле следует заметить, что российская эмиграция не всегда была напрямую связана с теми или иными событиями политического или экономического характера. В период социальных катаклизмов она лишь усиливалась, поэтому любая дата будет здесь достаточно условна. В связи с этим, по-видимому, не случайно у исследователей нет единого мнения и в отношении верхней временной границы "первой волны" эмиграции. О. И. Митяева называет в качестве таковой 1925 г. Однако учитывая, что само слово "волна" по понятию включает в себя процесс затухания (а отдельные случаи "побегов" из России были и до начала второй мировой войны), учитывая логику периодизации как научной операции, следует более правильной признать точку зрения Н. Фрейнкман-Хрусталевой и А.Новикова, согласно которой "первая волна" эмиграции сошла на нет в 1940-х гг. Но и названная позиция нуждается в корректировке. Это вызвано тем, что опять же традиционно в качестве основного корпуса "второй волны" российской
(советской) эмиграции рассматриваются так называемые перемещенные лица, появление которых стало возможным лишь в результате оккупации Германией части территории СССР в 1941 г. Отсюда и дата "1940-е годы". Дата, на которой заканчивается первая послеоктябрьская "волна" и с которой берет начало вторая. При этом забывается, что в соответствии с серией договоров между СССР и Германией, заключенных в 1939 г., значительная часть немецкого населения выехала из СССР (в границах тех лет). Усилился отъезд в Германию немцев - граждан СССР в ходе всеобщего отступления гитлеровских войск с территории Советского Союза в 1943 - 44 гг. В 1939 - 44 гг. из СССР выехало более 600 тыс. этнических немцев. Всего к 1946 г. из Советского Союза уехало свыше 1,75 млн. немцев. После советско-финляндской войны 1939 - 40 гг. из отошедшей к СССР Выборгской области в Финляндию переселились 424 тыс. финнов. Особенно массовым оказался отъезд поляков в Польшу из западных районов СССР (Западной Украины, Западной Белоруссии, бывшей Виленской области). Он практически не коснулся только польского населения Латвии и различных регионов СССР в границах до 1 января 1939 г. В 1945 - 46 гг. из
СССР выехало 1526 тыс. человек, в том числе из Западной Украины - 810 тыс., Западной Белоруссии - 247 тыс., Литвы -178 тыс. В 1955 - 58 гг. из Украины и Белоруссии в Польшу выехало 217 тыс. поляков. На территории бывшей Галиции (нынешние Львовская, Тернопольская, Ивано-Франковская области) поляков почти не осталось, тогда как в 1930-е гг. их удельный вес приближался к 40%, а в отдельных районах Львовской и Тернопольской областей они составляли абсолютное большинство жителей. Это был крупнейший миграционный поток с территории СССР. Только в результате этой эмиграции (именно эмиграции) город Львов превратился в этническом отношении из польского в украинский, а Вильнюс - в литовский. По данным С. И. Брука, в конце 1930-х - начале 1950-х гг. из СССР эмигрировало более 5,5 млн. человек, включая 270 тыс. так называемых перемещенных лиц. Подавляющее большинство эмигрировавших жили на территориях, присоединенных к СССР после 1939 г. Что касается населения, жившего в старых границах, то уехало не более 10% от указанной цифры. Тем не менее даже последнее число в 2 раза больше числа ДР, которые, как считается, образовали второй после Октября 1917 г. поток российской эмиграции. Итак, вторая "волна" эмиграции, вызванная событиями второй мировой войны, иссякла к концу 1950-х гг. Отмечу, что ранее 50-е гг. ХХ столетия выпадали из поля зрения исследователей. Как видим, в эти годы завершились миграционные процессы, начало которым было положено в 1939 г., поэтому их надлежит включить во вторую "волну" эмиграции, если под "волной" понимать развитие какого-либо явления (в нашем случае - эмиграции) во времени. Третья "волна" эмиграции "родилась" и выросла в эпоху "оттепели" (Д. Мышалова ), однако ряд исследователей увязывают ее с насильственным лишением гражданства и диссиденством, что неизбежно ведет к появлению даты "1970-е гг." Эти же годы называются в качестве "третье волны" эмиграции А. С. Федотовым и М. Раевым. Естественно, что подобный ход мыслей приводит Н. Фрейнкман-Хрусталеву и А. Новикова к дате "1985-й г.", которая, по их мнению, знаменует окончание третьей "волны": в результате начала политических и экономических преобразований в СССР произошло отмирание перечисленных выше явлений, выступавших в качестве причин эмиграции. Обе названные даты (правильнее сказать - аргументация в их пользу) могут быть поставлены под сомнение, ибо инакомыслием и насильственным лишением советского гражданства не исчерпывается комплекс причин, породивших третью "волну" . В определенной мере указанные причины могут объяснить лишь эмиграцию из СССР интеллигенции, и только по отношению к ней можно применить хронологические рамки эпохи "застоя". Но ведь уезжали не только интеллигенты и не только в результате диссиденства и т. п. Как и во все времена, желающие покинуть свою страну руководствовались прежде всего множеством мелких субъективных факторов, которые, однако, если взглянуть на них глазами эмигрантов, выглядели не столь уж и мелкими.

7. Предпринятое исследование позволяет сделать вывод, что между учеными, публицистами и авторами нормативно-правовых документов по-прежнему не существует согласия по поводу терминологии. Комментарий этого факта можно было бы свести к повторению известного суждения о том, что каждое понятие работает только в системе понятий данного автора, однако дело приобретает серьезный характер, когда вопрос о дефинициях выносится на государственный уровень, к примеру, когда речь идет о принятии актов, имеющих обязательную силу: от вкладываемого в понятия смысла зависят объект и субъект правового регулирования, сфера действия акта и т. д. Наличие четких дефиниций устраняет разнообразие толкования нормативных актов и, как следствие, служит условием их эффективной и четкой реализации правоприменительными органами, устраняет разнобой в правоприменительной практике. Различные категории мигрантов предполагают различные механизмы работы с ними. Из этой дифференциации вытекает, к примеру, размежевание применения таких законов, как законы РФ "О беженцах" и "О вынужденных переселенцах". С момента принятия Конституции РФ 1993 г., заложившей фундамент нового Российского государства, было принято огромное число нормативных актов, использующих термин "соотечественники", однако ни один из них содержание данного понятия не раскрывал. Лишь вступивший в силу 1 июня 1999 г. Федеральный закон "О государственной политике РФ в отношении соотечественников за рубежом" внес ясность в этот вопрос.

8. В условиях высокого общественного и государственного интереса к российскому зарубежью и роста числа диссертационных и иных исследований, посвященных этой тематике, необходимо отладить взаимодействие и информационный обмен в ученой среде, отказаться от дублирования и, быть может, ложно понятой конкуренции. При отсутствии информации и доступности лишь литературы, изданной массовыми тиражами, т. е. в большинстве своем периодики, работа ученых провинции часто теряет свой смысл, ибо они не знают, что уже сделано в Москве и других регионах. Нужно восстановить научные связи с учеными республик бывшего СССР, где также велико число занимающихся изучением миграционных процессов и национальных диаспор.
Этому, в частности, могут способствовать международные и всероссийские конференции. Они помогут ученым, недостаточно связанным друг с другом, объединиться по интересам и, может быть, создать творческие группы для дальнейшей комплексной разработки проблем. Следует активизировать координирующие, консультативные и информационные функции и научным советам, действующим при Президиуме РАН.

9. Россия заинтересована в активном и плодотворном участии зарубежных соотечественников в разнообразных связях и отношениях с ней. Сохранение многочисленной и гуманитарно связанной с ней диаспоры отвечает национальным интересам нашей страны. Полное и правдивое изучение российской эмиграции и российского зарубежья - это и исполнение долга перед теми, кто на десятилетия по разным причинам оказался отрезанным от материнской земли, и реалистический базис для восстановления и развития политических, деловых и культурных связей с нашими зарубежными соотечественниками, а значит, всеми странами мира.