Описание термина стокгольмский синдром

Стокго́льмский  синдром (англ. Stockholm Syndrome) — термин популярной психологии, описывающий защитно-подсознательную травматическую связь[1], взаимную или одностороннюю симпатию[2], возникающую между жертвой и агрессором в процессе захвата, похищения и/или применения (или угрозы применения) насилия. Под воздействием сильного шока заложники начинают сочувствовать своим захватчикам, оправдывать их действия, и в конечном счете отождествлять себя с ними, перенимая их идеи и считая свою жертву необходимой для достижения «общей» цели. Бытовой стокгольмский синдром, возникающий в доминантных семейно-бытовых отношениях, является второй наиболее известной разновидностью стокгольмского синдрома.

Вследствие  видимой парадоксальности психологического феномена, термин «стокгольмский синдром» стал широко популярен и приобрел много синонимов: известны такие  наименования, как «синдром идентификации заложника» (англ. Hostage Identification Syndrome), «синдром здравого смысла» (англ. Common Sense Syndrome)[3], «стокгольмский фактор» (англ. Stockholm Factor), «синдром выживания заложника» (англ. Hostage Survival Syndrome)[4] и др. Авторство термина «стокгольмский синдром» приписывают криминалистуНильсу Бейероту (Nils Bejerot), который ввёл его во время анализа ситуации, возникшей в Стокгольме во время захвата заложников в августе 1973 года. Механизм психологической защиты, лежащий в основе стокгольмского синдрома, был впервые описан Анной Фрейд в 1936 году, когда и получил название «идентификация с агрессором».

Исследователи полагают, что стокгольмский синдром  является не психологическим парадоксом, не расстройством (или синдромом), а скорее нормальной реакцией человека на сильно травмирующее психику событие[3][4]. Так, стокгольмский синдром не включён ни в одну международную систему классификации психиатрических заболеваний[5].

Согласно исследованиям, стокгольмский синдром является довольно редким событием. Согласно данным ФБР о более чем 1200 случаев захвата заложников с баррикадированием захвативших в здании, стокгольмский синдром отмечен лишь в 8 % случаев[6].

Стокгольмский синдром может получить развитие при:

• политических и криминальных терактах (захват заложников);
• военных карательных операциях (например, при взятии военнопленных);
• лишении свободы в концентрационных лагерях и тюрьмах;
• отправлении судебных процедур;
• развитии авторитарных межличностных отношений внутри политических групп и религиозных сект;
• реализации некоторых национальных обрядов (например при похищении невесты);
• похищении людей с целью обращения в рабство, шантажа или получения выкупа;
• вспышках внутрисемейного, бытового и сексуального насилия.

Механизм психологической защиты основан на надежде жертвы, что агрессор проявит снисхождение при условии безоговорочного выполнения всех его требований. Поэтому пленник старается продемонстрировать послушание, логически оправдать действия захватчика, вызвать его одобрение и покровительство.

Гуманизация отношений между захватчиком  и жертвой является ключевой при  формировании стокгольмского синдрома и обуславливается следующими факторами:

• Возможностью и качеством социального взаимодействия. Чтобы затруднить развитие эмоциональных отношений, пленникам могут завязывать глаза, затыкать рот кляпом. С этой же целью охранники могут часто меняться местами[3][4].
• Возможностью рационального объяснения проявленной жестокости. Необъяснимая, нерациональная жестокость убивает развитие симпатии между сторонами. В обратном случае, если, например, один из заложников погибает в результате сопротивления террористам, то выжившие стараются оправдать вспышку жестокости провокативным (опасным для остальных) поведением самого погибшего[3].
• Языковым барьером. Запрет переговариваться и/или незнание языка сильно затрудняет формирование симпатии между заложниками и террористами[3].
• Психологической грамотностью, знанием приемов выживания[3]. Психологически грамотный заложник и/или террорист имеют больше шансов повлиять друг на друга.
• Личностными качествами обеих сторон, их способностью к дипломатическому общению. Заложник, обладающий дипломатическими качествами, способен переубедить противника, сместить его точку зрения[3].
• Системой культурных стереотипов. Расовые, этнические, религиозные и идеологические разногласия оказывают жесткое негативное влияние на развитие симпатии между захватчиком и его жертвой. Они с трудом поддаются изменению за такой короткий промежуток времени[3] и могут спровоцировать неприязнь, вспышку жестокости и даже гибель заложников.
• Длительностью пребывания в плену[3]. Стокгольмский синдром формируется после 3-4 дней лишения свободы и усиливается в случае изоляции пленников. При долгом нахождении в плену заложник общается с захватчиком, узнаёт его как человека, понимает причины захвата, чего захватчик хочет добиться и каким способом; особенно это проявляется при терактах, имеющих политическую подоплёку — заложник узнаёт претензии захватчика к власти, проникается ими и может убедить себя, что позиция захватчика — единственно правильная.

Зная, что террористы хорошо понимают, что  до тех пор, пока живы заложники, живы и сами террористы, заложники занимают пассивную позицию, у них нет  никаких средств самозащиты ни против террористов, ни в случае штурма. Единственной защитой для них может быть терпимое отношение со стороны террористов. В результате заложники психологически привязываются к террористам и начинают толковать их действия в свою пользу. Известны случаи, когда жертвы и захватчики месяцами находились вместе, ожидая выполнения требований террориста[7].

В случаях  особо жестокого обращения заложники  психологически дистанцируются от ситуации; убеждают себя, что это происходит не с ними, что с ними такое произойти не могло, и вытесняют из памяти травмирующее событие, занимаясь конкретной деятельностью[8].

Если никакого вреда жертве не причиняется, некоторые люди, будучи менее подвержены синдрому в процессе адаптации к данной ситуации и почувствовав потенциальную неспособность захватчиков причинить им вред, начинают их провоцировать[9].

После освобождения выжившие заложники могут активно  поддерживать идеи захватчиков, ходатайствовать  о смягчении приговора, посещать их в местах заключения и т. д.

 в том, что люди, находящиеся в его власти, могут начать действовать против обственных интересов, например, мешать своему освобождению.

«Стокгольмский  синдром» может возникнуть даже при  захвате с целью получения выкупа, но наиболее ярко он проявляется при политических терактах, особенно если в обществе существуют различные точки зрения на решение проблемы, из-за которой возникла конфликтная ситуация. Однако помните: каково бы ни было Ваше мнение по данному политическому вопросу — например, о независимости Чечни, — к оправданию действий террористов это не имеет никакого отношения. Как бы ни страдали эти люди, сколько бы близких и родных людей они ни потеряли, это не дает им права взрывать бомбы или захватывать в заложники мирных граждан.

Стокгольмский синдром — психологическое состояние, возникающее при захвате заложников, когда заложники начинают симпатизировать и даже сочувствовать своим захватчикам или отождествлять себя с ними. Если террористов удаётся схватить, то бывшие заложники, подверженные стокгольмскому синдрому, могут активно интересоваться их дальнейшей судьбой, просить о смягчении приговора, посещать в местах заключения и т. д.

Авторство термина приписывают  криминалисту Нильсу Биджероту (Nils Bejerot), который ввёл его во время анализа  ситуации, возникшей в Стокгольме во время захвата заложников в августе 1973 года. Тогда два рецидивиста захватили в банке четырех заложников, мужчину и трех женщин, и в течение шести дней угрожали их жизни, однако время от времени давали им кое-какие поблажки. Драма эта в общей сложности продлилась пять дней, и все это время жизнь захваченных заложников висела на волоске.

Но в момент их освобождения случилось  нечто неожиданное: жертвы встали на сторону преступников, пытаясь помешать пришедшим спасать их полицейским. А позже, когда конфликт благополучно разрешился и преступники были посажены за решетку, бывшие их жертвы стали просить для них амнистии. Они посещали их в тюрьме, а одна из захваченных в заложницы женщин даже развелась со своим мужем, дабы поклясться в любви и верности тому, кто пять суток держал у ее виска пистолет.

Впоследствии две женщины из числа заложников обручились с бывшими  похитителями.

Характерный набор признаков Стокгольмского синдрома следующий:

• Пленники начинают отождествлять себя с захватчиками. По крайней мере, сначала это защитный механизм, зачастую основанный на неосознанной идее, что преступник не будет вредить жертве, если действия будут совместными и положительно восприниматься. Пленник практически искренне старается заполучить покровительство захватчика.
• Жертва часто понимает, что меры, принятые её потенциальными спасателями, вероятно, нанесут ей вред. Попытки спасения могут перевернуть ситуацию, вместо терпимой она станет смертельно опасной. Если заложник не получит пулю от освободителей, возможно, то же самое ему достанется от захватчика.
• Долгое пребывание в плену приводит к тому, что жертва узнаёт преступника, как человека. Становятся известны его проблемы и устремления. Это особенно хорошо срабатывает в политических или идеологических ситуациях, когда пленник узнаёт точку зрения захватчика, его обиды на власть. Тогда жертва может поду<span class="dash041e_0441_043d_043e_0432_043d_043e_0439_0020_0442_0435_043a_0441_0442__Char" style=" font-family: 'Times New Roman', 'Arial'; font-size: 14pt; font-weight: normal; font-style: normal; font-variant: no