Особенности подросткового и раннего юношеского возраста

-Ах так! Тогда вообще никуда не пойдешь!

-Пойду!

-Ты с кем разговариваешь? Не  пойдешь, если отец не разрешает!

-Как бы не так!

Стук входной двери поставил точку на разговоре.

Санька бежал по улице, ничего не видя и не слыша, кроме возмущения, бушевавшего в нем.

"Ненавижу! Ненавижу! Я не маленький, чтобы мной так командовать! Весь класс идет в поход, и все вместе вернутся. Только мне почему-то приказывают быть дома к пяти. Значит я один должен возвращаться? Почему? Что изменится, если я приеду попозже, со всеми? Просто ему надо показать свою власть и унизить меня! Вечно так! А если я действительно провинюсь - что же тогда? Убить меня, что ли? Не может отец понять, что я уже вышел из того возраста , когда можно мною командовать!"

...Отец нервно постукивал кулаком  по столу, сосредоточенно уставясь в одну точку, и размышлял

"Как разговаривать стал, паршивец! Вырастил, называется , сынка! Что ни скажи - все встречает в штыки! Ему кажется, что много понимать стал! Так ведь только кажется! Что десять лет, что пятнадцать... Но почему так? Что было!"

Была любовь. Санька еще не умел говорить и гулять, его возили в  коляске до половины завернутым в  одеяло. Но стоило появиться рядом  отцу, как из коляски раздавалось  радостное покряхтывание. Оно означало, что право везти коляску переходило к папе. Когда же папа уходил, вслед несся горестный плач.

-Папа! - сказал Санька в числе  первых своих трех слов и  немедленно сделал это слово  синонимом высшего достоинства.

Была дружба. Выходной день превращался  в праздник.

-Позаботься о лыжах! - накануне мимоходом бросал отец. И сын допоздна колдовал над баночками с мазями, наполнявшими кухню едким смоляным запахом. Снежным воскресным утром к лыжникам в парке прибавлялось еще двое - высокий, плотный в синем костюме и маленький в красном с белыми полосками. Оба были неутомимы и отважны.

-Съедем? - спрашивает старший, указывая  палкой на крутую горку.

-Съедем! - отвечал младший, и  никто не смог бы уловить  неуверенности в его ответе, хотя  внутри холодело при одном взгляде на гору. Но показать себя трусом перед папой? Ни за что! Присесть, палки назад! Ух! Удержался!

               Молодец! - кричал отец. И Саня счастливо вздыхал. А если он падал, то слышал снисходительное: "Цел? Ну, ну! Не разлеживайся! Вставай!"

Было уважение. В ящике письменного  стола лежали отцовские боевые награды. На 23 февраля и на 9 мая они переходили из своих коробочек на лацканы отцовского пиджака. Саню заполняла до краев гордость. Он слушал отцовские рассказы, радуясь и страдая, время от времени хватая широкую, крупную руку, чтобы убедиться: все то, страшное, позади! Папа здесь, рядом!

Было послушание.

-Изволь делать так, как я  говорю!

Иногда мальчишка возражал. Но только по существу.

-Папа мне не хочется...

-Что за разговоры! Сказано  - делай!

И вдруг - возмущение, открытая неприязнь во взгляде, в тоне, в словах сына. Словно какая-то злая сила отбросила их друг от друга. Вначале отец испытывал гневное удивление: что случилось? Он инстинктивно попробовал увеличить силу своей власти , своего покровительства, всего того, что столько лет надежно притягивало к нему сына. И убедился, что тот отдаляется еще больше. Тогда отец растерялся: понятно, переходный возраст и все такое, но какое отношение имеет это к нему? И наконец, почувствовал сильное искушение: махнуть на все рукой и снять ответственность за дальнейшее. Что бы не произошло - всегда можно будет сказать: "Не хотел делать по-моему? Сам Виноват!"

Наше знакомство с Коротковыми  состоялось тогда, когда между отцом  и Саней отношения установились: периоды острой враждебности чередовались с периодами подчеркнутого безразличья. Первые наполняли дом ссорами и злыми вспышками по любому поводу. Во время вторых царило угрюмое молчание. Мать старалась разрядить обстановку, но это плохо ей удавалось. Боязнь повредить родительскому авторитету мешала ей обвинить в чем-то отца, а попытки оправдать сына наталкивались на раздражение мужа: "Не требуется вовсе вставать грудью на защиту Саньки!"

-Как только вместе соберутся,  так или вцепляются друг в  друга из-за каждой мелочи, или  молчат! - устало пожаловалась Ольга Викторовна . - Просто трагедия!

Еще не трагедия. Ничего безнадежно непоправимого  не произошло. Но произойти может, если труднообъяснимые семейные нелады приведут к полному разъединению тех, кто  недавно был связан, казалось , неразрывно.

Бывает и так: сын уходит из дома. И спустя годы зрелый самостоятельный человек старается, как может, избегать общения с отцом, А отец, уже старик, так и живет с чувством обиды и недоумения: за что?

-За что? - спросила и я.

Сын пожал плечами.

Не сошлись характерами и взглядами!

У взрослых людей характер и взгляды, естественно, обладают известной стабильностью, которая неизбежно проявляется  и в отношениях с детьми.

-Уважения надо сначала заслужить! - веско сказал Алексей Петрович. - А Санька его еще не заслужил!

-Да кто его унижает?! И в мыслях нет! - сердится Алексей Петрович.

А Саня, идя по улице, вспоминает:

-У меня Гришка с Леной сидели, а отец пришел в комнату и начал: "Посмотрите, ребята, на его патлы! На кого он похож! Чучело какое-то! Хоть бы вы его пристыдили и сводили в парикмахерскую!! Ходить в таком виде - неуважение к обществу!"

-Ведь для его же блага говорю! Ему добра хочу! - продолжал Алексей  Петрович. - Разве дело в тоне? Неужели загвоздка в том, что форма не нравится?

И в этом тоже. Но, конечно же, не только в этом. Каждодневная опека, дозволенная и неизбежная в детстве, давит тяжелым, стесняющим грузом на того, кто почувствовал себя взрослым, даже если ему только кажется, что он взрослый. Она настораживает: проверяют каждый мой шаг - не доверяют; стараются чересчур помогать - сомневаются в моих силах; поучают без конца - не считают способным к самостоятельности. Юношеская запальчивость всегда находит крайние определения.

Мы-то знаем, как несправедливы  эти выводы. Но привычка к определенному  стилю отношений с детьми, нежелание или неумение отказаться от нее может оказать плохую услугу.

Непреклонность? Да, если речь идет о  главном: о порядочности, о честности, об отношении к труду. Терпимость в мелочах? Обязательно, если в них  как-то раскрывается индивидуальность подростка. Вот хоть, к примеру, Санькины "патлы". Допустим, что отца коробит прическа сына. У него в распоряжении много средств: посоветовать подстричься, посмеяться в семейном кругу над "диким" видом. Пожалуйста! Но схватить за этот чуб и обкорнать его или демонстративно срамить сына в присутствии товарищей - это уже прием запрещенный.

Мы стараемся понять до конца  наших детей. Великое счастье, когда  это удается. А если не удается, порой  необходимо им просто поверить.

С ростом детей растут и родители, именно так, не стареют, а растут. Во всяком случае должны расти, чтобы быть на высоте к тому времени , когда у ребят начинает происходить переоценка ценностей.

"Ты требуешь от меня, а  какой ты сам?" Авторитет родительской  власти кончается. Теперь будет  действовать авторитет человеческой личности. Только он. Значит, наступила пора, когда что-то в отношениях приходится перестроить. И самому перестроится. Так бывает всегда, и нельзя, чтобы это заставляло врасплох.

Те же трудности, что и родители, переживают учителя. Как уже говорилось, работа учителя по сравнению с патриархальным прошлым заметно усложнилась, причем особенно трудно иметь дело со старшеклассниками. И не потому, что ребята или учителя стали хуже, а потому, что предъявляемые к тем и другим требования стали более противоречивыми.

Для многих старшеклассников понятия "учиться" и "учиться в школе" не только различны, но даже противоположны. Вот как выглядели ответы некоторых  учеников 11 класс очень неплохой подмосковной школы на вопрос: "Какую  пользу приносит тебе посещение школы?"

Никакой.// Никакой. Может, потом свои знания я смогу применить где-нибудь, но сейчас вся учеба мне кажется бесполезной.// Посещение школы мне не приносит пользу, на уроках я мало чего усваиваю полезного. Польза - общение с классом, с народом. //Наверное, какую-то пользу и приносит, но я ее не замечаю.// Великую радость общения и отдых от родителей...//Школа не дает мне замкнуться в узком кругу моих занятий, но я с такой же охотой и не посещал бы ее. //Очень мало - только по литературе, а так - только вред!

"Нам уже 16, - рассказывала  десятиклассница, - и на табличку  у касс кинотеатров " Дети  до 16 лет не допускаются" мы  смотрим с насмешливой улыбкой.  Итак , у администрации кинотеатров  мы получили полное признание.  А в школе? Как ни странно, в школе нас во многом считают детьми... Однажды один из преподавателей сказал мне : "Вот кончишь школу, и тогда тебе придется приобретать собственные мысли". Смешно!"

Чтобы преодолевать стереотипы собственного мышления, учитель должен знать специфические опасности и вредности своей профессии. Американский социолог У. Уоллер в работе " Что учение делает с учителем" (1932) описал некоторые из этих вредностей. Многих учителей и вне школы отличает назойливо-дидактическая, поучающая манера держать себя. Привычка упрощать сложные вещи, чтобы сделать их доступными детям, способствует развитию негибкого, прямолинейного мышления, вырабатывает склонность видеть мир в упрощенном, черно-белом варианте, а привычка постоянно держать себя в руках затрудняет эмоциональное самовыражение.

Положение учителя - это постоянный искус, испытание властью. Дело не только в субъективизме и личной предвзятости в оценках и отношении к  учащимся. В бюрократически организованной системе образования учитель  является прежде всего государственным служащим, чиновником. Его главная задача - не допускать каких-либо происшествий и отклонений от официально принятых мнений.

Юношеский возраст - не фаза "подготовки к жизни" , а чрезвычайно важный, обладающий самостоятельной, абсолютной ценностью этап жизненного пути. Будут ли юношеские годы счастливыми и творческими или же останутся в памяти сегодняшнего школьника как заполненные мелкими конфликтами, унылой зубрежкой и скукой, - во многом зависит от атмосферы, царящей в школе, от его собственных отношений с учителями

"Для ребят идея не отделена  от личности. То, что говорит любимый  учитель, воспринимается совершенно  по-другому, чем то, что говорит презираемый ими, чуждый им человек", - писала Н.К. Крупская. Но любимым учителем может быть только учитель любящий.