В середине 60—70-х годов сторонники
функционализма снова громко заявили
о себе. Они добавили к программе
строгого утилитарного строительства
пункт, согласно которому техника могла
самостоятельно выступать в роли
декорации зданий и интерьеров.
Архитекторы обнажили конструкцию сооружений,
выставили напоказ инженерные коммуникации,
начали обыгрывать «неприкрашенный» вид
и широко использовать в его декоре атрибуты
технического века. Родилась новая концепция
архитектуры и дизайна, в которой тезис
Ле Корбюзье — «Дом — машина для жилья»
— нашел буквальное воплощение.
Стилевое направление «хай-тек» (англ.
high-tech — высокие технологии) зародилось
в Англии. Исследователи связывают его
с британской философской традицией эмпиризма,
эстетикой брутализма («грубой» архитектуры)
и течением радикального дизайна. Сами
англичане проводят параллели с традиционной
склонностью к техническому изобретательству,
которую они еще со времен промышленного
переворота считают характерной чертой
нации. После Второй мировой войны эта
тенденция проявилась в появлении целого
ряда авангардных проектов, развивающих
тему «интеллектуальной архитектуры»
— легко возводимой «на месте» из компонентов-модулей
и также легко перестраивающейся по необходимости:
в зависимости от изменения функции сооружения,
модернизации технологий и т.д. В этом
ключе работали Б. Фуллер, разработавший
«органичную систему строительства»,
и его последователь К. Прайс. Группа «Архигрэм»
в составеП. Кука, Р. Херрона, В. Чака, Д.
Кромптона и Д. Грина предложила ряд утопичных
манифестов на тему передовых технологий,
мобильности и города как «пространства
для жизни».
Британские лидеры хай-тека — Норман Фостер
и Ричард Роджерс, равно как и те, кого
сегодня объединяют понятием «Лондонская
школа» (Фарелл, Гримшоу, Уокер), — манифестов-программ
не писали, а в 60-е годы приступили к практической
реализации сверхмодных идей. Главная
из них — по наукоемкости строительство
не должно уступать передовым отраслям
производства: космической индустрии,
самолето- и автомобилестроению. А сам
облик сооружений должен соответствовать
его «интеллектуальной начинке» и передавать
дух современного технократизма.
Первым зданием, демонстративно использовавшим
антураж «века техники», стал Центр искусств
имени Жоржа Помпиду в Париже (Ричард Роджерс,
Ренцо Пиано. 1972—1977). Как уверяет Ренцо
Пиано, центр «должен был стать веселой
городской машиной, существом, которое,
возможно, материализовалось из книги
Жюль Верна, либо странным судном в пересохшем
порту. Это был вызов академизму и пародия
на технологические образы нашего времени».
Авторы проекта возвели сооружение из
шести застекленных параллелепипедов,
поместив опорные конструкции и переходы
с внешней стороны. Все служебные коммуникации:
лифты, эскалаторы и трубопроводы были
выведены наружу (такая конструкция позволила
освободить максимум полезной площади
— 40 тысяч кв.м.!) и выкрашены в яркие, броские
цвета. Многие утверждали, что здание не
вписывается в окружение, называли его
нефтеочистительной фабрикой или буровой
установкой. Были и другие мнения, согласно
которым Центр
Помпиду — революционный прорыв в XXI век,
в котором архитектура и технология будут
органично сливаться друг с другом.
Вторым из сооружений, благодаря которым
направление хай-тек было осознано как
нечто самостоятельное, стал Центр визуальных
искусств Сайнсбери. Он был построен Норманом
Фостером для университета
Восточной Англии на окраине Нориджа в
1977 году. Если Центр Помпиду вызывал у
жителей Парижа ассоциации с нефтеперегонным
заводом, то это здание, спроектированное
в виде огромной распластанной буквы «П»,
напоминало скорее ангар или оранжерею.
Все коммуникации и рабочие помещения
были «обернуты» вокруг гигантского зала.
В строительстве были использованы новейшие
материалы: алюминий, сталь, стекло и неопрен.
Центры Помпиду и Сайнсбери дали старт
появлению огромного числа других экстравагантных
и фантастических для того времени построек.
Атрибуты, которые неизменно использовали
архитекторы — открытые трубы, массивные
воздухопроводы, металлические балки,
фермы и стойки. Как выразился автор одной
из статей, опубликованных в то время,
— это был «безумный салат из металла,
бетона, стеклопластика, холста, где старательно
выпячивается каждая головка винта». Вместе
с тем строения в стиле хай-тек отличались
четкой структурированностью, нетрадиционным
использованием материалов, концептуальными
программами и насыщенностью технологическими
новшествами. Эстетика техно-форм пришлась
по вкусу руководителям крупных компаний
во всем мире, которые начали стремиться
к повышенной образности зданий, убедившись,
что затраты на это окупаются с лихвой.
В 1986 году по проекту Роджерса было построено
здание страховой компании «Ллойдс» —
гигантское металлическое сооружение,
«окутанное» сетью труб, лестниц и скользящих
вверх и вниз лифтов. Тремя годами раньше
Фостер закончил строительство здания
для компании «Рено» в Суиндоне. Его ритмичная,
легкая конструкция с выкрашенными в ярко-желтый
(фирменный для «Рено») цвет элементами
несущей структуры оказалась столь выразительной
и запоминающейся, что сразу стала использоваться
в рекламе фирмы «Рено». Этот же архитектор
стал автором 179-метрового Шанхайского
банка в Гонконге (1985) — самого дорогого
сооружения мира, поражающего как своими
колоссальными размерами и сложностью
конструкции, так и странной формой, напоминающей
установки для запуска ракет. При его разработке
создатели проекта обращались к источникам,
находящимся за пределами традиционной
строительной индустрии. Они пользовались
опытом группы, которая проектировала
самолет «Конкорд», практикой военных
учреждений, занимающихся созданием передвижных
мостов, способных выдержать нагрузки
от танков, и достижениями американских
авиастроительных фирм.
Заслуги британских авторов на поприще
хай-тека (в частности, парижский Центр
Помпиду) пробудили интерес к футуристическим
конструкциям и у французских архитекторов.
Как следствие, в 80-е годы наряду с английской
версией техностиля, начал развиваться
французский вариант — более сдержанный,
умеренный и поэтичный.
Самый известный из его представителей
— Жан Нувель, в 1987 году спроектировавший
«Институт Арабского мира» («Institut du monde
Arabe») в Париже.
Наружную стену южной стороны здания оформляют
240 алюминиевых квадратных панелей с титановыми
диафрагмами. Панели повторяют орнамент
«мушарабье» и создают геометрический
эффект, напоминающий узоры Альгамбры.
В них встроены фотоэлементы, измеряющие
уровень дневного освещения. В зависимости
от его интенсивности, диафрагмы закрываются
ли открываются, ловя лучи солнца и поддерживая
постоянный уровень дневного освещения
в помещениях.
В начале 80-х годов основные принципы архитектурного
хай-тека стали определяющими и для интерьеров
зданий. Моду на этот стиль в рамках жилого
пространства во многом задала изданная
в 1978 году книга Джоан Крон и Сьюзан Слесин
«Хай-тек»: индустриальный стиль и книга
идей для дома». В бестселлере давалось
иллюстрированное описание того, как оформить
интерьер с помощью заводских напольных
покрытий, металлических стеллажей, контейнеров,
лабораторных изделий из стекла, медицинских
светильников и другого утилитарного
промышленного оборудования. Интерьеры,
созданные с помощью этих необычных элементов,
стали визитной карточкой магазинов одежды
английского предпринимателя Джозефа
Эттедгуи. Один из них, расположенный на
Слоан Стрит в Лондоне, был оформлен Норманом
Фостером.
|