Медицина в жизни и творчестве М. Булгакова

Но в жизни успешного  земского врача случилось несчастье: Михаил Булгаков пристрастился к  морфию. Т.Н. Лаппа рассказывала: «Привезли  ребенка с дифтеритом, и Михаил стал делать трахеотомию. Знаете, горло так надрезается? Фельдшер ему помогал, держал там что-то. Вдруг ему стало дурно. Он говорит: «Я сейчас упаду, Михаил Афанасьевич». Хорошо, Степанида перехватила, что он там держал, и он тут же грохнулся. Ну уж не знаю, как там они выкрутились, а потом Михаил стал пленки из горла отсасывать и говорит: «Знаешь, мне, кажется, пленка в рот попала. Надо сделать прививку». Я его предупреждала: «Смотри, у тебя губы распухнут, лицо распухнет, зуд будет страшный в руках и ногах». Но он все равно: «Я сделаю». И через некоторое время началось: лицо распухает, тело сыпью покрывается, зуд безумный. Безумный зуд. А потом страшные боли в ногах. Это я два раза испытала. И он, конечно, не мог выносить. Сейчас же: «Зови Степаниду». Я пошла туда, где они живут, говорю, что «он просит вас, чтобы вы пришли». Она приходит. Он: «Сейчас же мне принесите, пожалуйста, шприц и морфий». Она принесла морфий, впрыснула ему. Он сразу успокоился и заснул. И ему это очень понравилось. Через некоторое время, как у него неважное состояние было, он опять вызвал фельдшерицу. Она же не может возражать, он же врач… Опять впрыскивает. Но принесла очень мало морфия. Он опять. Вот так это и началось».

Очевидно, морфинизм Булгакова  не был только следствием несчастного  случая с трахеотомией. Причины лежат глубже и связаны с беспросветностью жизни в Никольском. Михаил Булгаков, привыкший к городским развлечениям и удобствам, наверное, тяжело и болезненно переносил вынужденный сельский быт, да еще в такой глуши, как Никольское («не случайно позднее он стал едва ли не самым урбанистским из русских писателей»). Наркотик давал забытье, отгораживал от действительности, рождал сладкие грезы, которых так не хватало в его жизни. Булгаков надеялся, что в уездном городе, Вязьме, многое будет иначе, но он ошибся.

Интеллигенции, с которой  мог бы общаться Булгаков, в Вязьме почти не было, да и его болезнь  не располагала к общению. Не исключено, что Булгаков специально поселился  не в больничной квартире, а подальше от места службы, чтобы после работы не быть на виду у коллег и легче скрывать болезнь.

Октябрьская революция  национализацией банков сразу же подрубила благосостояние Булгакова, как и всего среднего класса в  стране. Имея большой врачебный опыт, он надеялся на значительные доходы от частной практики в Киеве, особенно с такой популярной специальностью, как венеролог. Михаил Афанасьевич с 1917 года старался освободиться от военной службы и, как следствие, от работы в земстве, для возвращения в Киев но удалось ему это лишь в феврале 1918 года. 19 февраля он получил удостоверение «Московского уездного революционного штаба по части запасной», выданное «врачу резерва Михаилу Афанасьевичу Булгакову, уволенному с военной службы по болезни». 22 февраля Булгаков вернулся из Москвы в Вязьму и получил удостоверение Вяземской земской управы в том, что «в должности врача Вяземской городской больницы» «заведовал инфекционным и венерическим отделениями и исполнял свои обязанности безупречно».

В Киеве, куда Булгаков приехал  в феврале 1918 года, произошло почти чудо. «В первое время ничто не изменилось, - рассказывает Т.Н. Лаппа, - он по-прежнему употреблял морфий, заставлял меня бегать в аптеку, которая находилась на Владимирской улице, у пожарной каланчи. Там уже начали интересоваться, что это доктор так много выписывает морфия. И он, кажется, испугался, но своего не прекратил и стал посылать меня в другие аптеки.

И тогда я обратилась к Ивану Павловичу Воскресенскому за помощью. Он посоветовал вводить  Михаилу дистиллированную воду. Так  я и сделала. Уверена, что он понял, в чем дело, но не подал вида и принял «игру». Постепенно он избавился от этой страшной привычки. И с тех пор никогда больше не только не принимал морфия, но и никогда не говорил об этом». В этих и без того тяжелых условиях Булгаков фактически сумел избавиться от своей зависимости. Он нашел в себе силы перебороть влияние тяжелейшего наркотика, что еще раз подчеркивает его выносливость и стойкий характер.

Молодого медика и будущего писателя явно тяготила напряженная  и изнурительная работа земского врача, особенно в Никольском, но свои обязанности он выполнял добросовестно и доктором оказался хорошим. И все же работу в земстве Булгаков сознавал скорее «как труд насильно мобилизованного (так оно и было), а не как труд по призванию». Возможно, уже тогда он думал о Чехове и Вересаеве, для которых медицина стала, в конечном счете, одним из истоков литературного творчества. Друзей в деревенской и уездной глуши у него не было, и их место занимали книги, ставшие едва ли не единственной его отдушиной. Другой, по-настоящему опасной отдушиной стал морфинизм. И именно он послужил толчком к началу серьезного, осознанного литературного творчества. Несмотря на сложное положение, в которое молодого врача поставила наркомания, в нем все более укреплялась вера в свое литературное призвание.

4. Сходства и различия в произведениях М.А. Булгакова и В.В. Вересаева

Цикл «Записки юного  врача» - один из самых ранних замыслов М. Булгакова. Как указывает М. Чудакова, «Записки» были начаты в 1916-1917 годах в Никольском и Вязьме, - скорее всего, не без влияния небывалого успеха «Записок врача» В.В. Вересаева (1901 г.), реминисценцией из которых стало и само название булгаковского цикла. С этой книгой, вышедшей в 1901 году и вызвавшей бурные, долгие споры, М. Булгаков был, несомненно, знаком еще в студенческие, а возможно, и в гимназические годы. Вересаевские «Записки» оказали определенное влияние на него. Прогрессивно настроенные врачи в период оживления споров о книге В.Вересаева считали основным призывом автора – учиться. Для героя «Записок юного врача» Булгакова этот завет, очевидно, стал основной заповедью. На протяжении всей книги можно наблюдать, как молодой врач упорно, настойчиво самообразовывается.

Книга В.Вересаева, сильная  острой постановкой не только медицинских, но и общественных проблем, яркими публицистическими отступлениями. Она впервые сказала русскому читателю правду о вещах, которые старательно замалчивались. М. Булгаков же ставит в центре своего повествования, пожалуй, лишь одну проблему – врачебного долга. «Тьма египетская», царящая в русской деревне, порой приводит в отчаяние молодого врача, и, тем не менее, он борется с ней.

Невольно напрашиваются  на сопоставление рассказы В.Вересаева  и М.Булгакова о первой их практике по трахеотомии.

У Вересаева - это кошмарное воспоминание, отравляющее жизнь врача. Рассказ о неудачной операции, погубившей ребенка, невелик. Он умещается на двух с половиной страницах, и самая запоминающаяся деталь его – натуралистическое описание нечеловеческих страданий девочки. Однако рассказ этот в книге Вересаева только иллюстрирует вопрос о необходимости усовершенствования обучения студентов-медиков.

«Стальное горло» Булгакова  – рассказ об удивительной удаче, похожей на чудо. Но эта удача  не случайность (в этом убеждают другие примеры из врачебной практики булгаковского героя). Если Вересаев утверждал, что настоящему врачу талант необходим в той же мере, как музыканту и поэту, то в рассказах Булгакова мы как раз и видим эту счастливую одаренность врача.

Сравнение это определяет главное в характере обеих книг: «Записки врача» Вересаева – наболевшие проблемы своего времени, «Записки юного врача» Булгакова – по-настоящему увлекательные, художественно яркие рассказы о врачебном долге, о становлении профессиональной личности.

Вересаева в свое время огорчал огромный успех книги. Автора обвиняли в пошлости, даже развращенности воображения. Врач-писатель сказал обществу, что должно было быть сказано. Но не избежал при этом натурализма. Булгакову тоже пришлось говорить о человеческом теле, но его описания сдержаны, поэтому не шокируют читателя.

5. Цикл рассказов «Записки юного врача».

В самом начале литературной карьеры для М. Булгакова, как  заметила в своей работе М. О. Чудакова, характерен рассказ от лица повествователя, «близкого к автору, о собственных злоключениях, с подчеркнутой свободой от беллетристического «вымысла», с опорой на автобиографичность в жанре дневника или записок». Несколько произведений имеют в заглавии само это слово: «Записки юного врача», «Записки на манжетах», «Записки покойника». Это всегда – хронологически последовательное, организованное повествование от первого лица, с чередой временных вех – лет, сезонов, месяцев, дней.

В основе «Записок юного  врача», известных нам лишь в печатной редакции 1925-1927 годов (редакция 1916-1918, озаглавленная «Наброски земского врача» не сохранилась), лежит материал первых послеуниверситетских лет автора: служба в качестве земского врача (1916-1917) в Смоленской губернии. «Записки юного врача» были начаты в 1916-1917 годах в Никольском и Вязьме, работа над ними продолжалась и в Киеве (1918-1919 гг.).

В 1963 году рассказы, собранные  Е.С. Булгаковой, вышли отдельным  изданием. Однако в состав книги  не вошел рассказ «Звездная сыпь» (1926 г.) на русском языке он был  напечатан только в 1981 году Л. Яновской. Второй раз цикл «Записки юного врача» был напечатан в составе однотомника, в сборник не был включен рассказ «Морфий»(1927 г.).

В «Записках юного врача» Булгаков вспоминает о своей врачебной  практике в сельской глуши. Перед  нами развертываются картины мирной деятельности врача, борьбы за человеческую жизнь не только с болезнями, но и с косностью и невежеством деревни.

«Записки юного врача» не автобиография, а литература, использующая врачебные наблюдения и личный опыт. Здесь уже ощутим внимательный и вполне профессиональный взгляд автора со стороны на персонажей и события.

Для всех семи рассказов  «Записок юного врача» характерны локальный  сюжет, кратковременность описываемого события (действие происходит чаще всего  в течение одних суток). Булгаков передает лишь эпизоды из работы врача, но из них легко составляется общее представление о его деятельности. О каждом случае рассказано с такими деталями, с такой пристальностью авторского взгляда, что читатель чувствует себя очевидцем происходящего.

Семь рассказов цикла  объединены не только личностью рассказчика, но временем и местом действия. Что  касается места действия, то только в одном из рассказов («Стальное  горло») больница, где булгаковский, во многом автобиографический герой  работает земским врачом, называется Никольской, как и было на самом деле в реальной биографии писателя, а в других («Вьюга», «Крещение поворотом») - Н-кой. Сообщая же о времени службы героя, Булгаков лишает рассказы примет этой поры. 1918 год, прошедший по стране огнем и кровью, воплощенный в «Белой гвардии», в «Записках юного врача» тих и обычен. Лишь в одном эпизоде мелькнет солдат, вернувшийся «с развалившегося фронта после революции», и больные, обращаясь к врачу, зовут его то по старинке – «господин доктор», то по-новому – «товарищ доктор».

Согласно «Полотенцу с  петухом» и «Стальному горлу», герой-рассказчик впервые приезжает на место своей  службы 17 сентября 1917 года 23-летним, будучи только что, меньше двух месяцев назад, выпущен врачом из университета. А  в рассказе «Тьма египетская» он празднует, уже в декабре, свой 24 день рождения. На самом деле Булгаков уже проработал, к моменту приезда в Смоленскую губернию, весь 1916 год в прифронтовых госпиталях, оказавшись в Вязьме будучи и старше и опытнее, в мае 1916 ему исполнилось 25 лет. Для чего нужны автору эти трансформации? «Можно считать – ради простоты и «правды искусства» - иначе, во всей сложности, жизнь трудно воспринимается из текста: уж слишком много в ней тогда отвлекающих, нетипичных обстоятельств, необходимых нам пояснений, оговорок и увязок».

Цикл рассказов «Записки юного врача» - по-настоящему увлекательные, художественно яркие рассказы о  становлении личности молодого врача, одаренного человека, который ведет  постоянную борьбу, отстаивая человеческую жизнь.

В центре «Записок» - герой с очевидным прошлым (кончил университет, получив диплом врача), настоящим и будущим. Будущее присутствует в рассказах-мечтах «юного врача» и в ретроспективном взгляде рассказчика, взирающего на свою жизнь уже из иного времени. Он – интеллигент, вполне определенно осознающий свою роль в обществе.

Содержание книги –  это несколько случаев из медицинской  практики вчерашнего выпускника университета, поставленного перед необходимостью быть единственным, «универсальным»  доктором в маленькой больнице. Страх перед сложными операциями, одиночество, понимание ограниченности своих знаний («негодный университетский груз») держат молодого врача в постоянном напряжении, создают тревожное настроение. Опасения его сбываются – из деревни привозят умирающую, искалеченную девушку, и врач делает ампутацию; потом приходит день первых в его врачебной практике трудных родов; наконец, самое тяжелое – случай, когда нельзя помочь, смертельный исход.

И, что удивительно, при  таком, казалось бы, невеселом сюжете, рассказы оптимистичны, проникнуты любовью к жизни. Секрет этой жизнерадостности – в характере героя-рассказчика, обладающего неиссякаемым чувством юмора и тонкой иронии, чаще всего, обращенной на себя, в чем выражается незаурядность личности героя.

Это усмешка человека, преодолевающего, буквально с потом и кровью, огромные трудности, остро ощущающего всю ответственность врачебного долга и сохранившего при этом способность замечать смешное. «Круглая фигура бесшумной бабки, крестящейся то на дверной косяк, то на доктора»; больничный сторож, поспешающий на роды, и неистовство, с проклятиями рвущей на ходу отлетающую подметку сапога; физиономия самого врача, «выбритая лишь наполовину и потому напоминающая о каторжниках Сахалина»– все это необходимая разрядка после страниц, которые держат читателя в напряжении.

В этих незамысловатых, на первый взгляд, рассказах Михаил Булгаков выступает как мастер тонкого  психологического письма. Как заметил  Е.А. Яблоков, изучающий творчество М. Булгакова: «личность героя часто  раздваивается: один говорит, приказывает, действует; другой – со страхом и отчаянием наблюдает за поступками первого»: «Внутри себя я думал так: «Что я делаю? Ведь я же зарежу девочку». А говорил иное: «Ну, скорей, скорей соглашайтесь!»«. В минуты опасности для жизни больного врач становился жестким, суровым. Он «злобно и мрачно» оглядывается, «сурово» говорит, «не узнавая своего голоса», «как волк косится» на груду пинцетов. Это – черты внешнего портрета. Но для душевного состояния героя в эти же минуты характерны здравый смысл, вдохновение и милосердие.