История уголовного судопроизводства россии

В главе показано, что  неразделенность уголовного и гражданского процессов объясняется не примитивностью правосознания наших далеких предков, а тем, что целью древнерусского судопроизводства в соответствии с правовым обычаем было восстановление нарушенного права лица, независимо от характера этого нарушения. Древнерусский процесс, безусловно, больше тяготел к состязательному типу. Причем диспозитивный порядок процесса отличался необычайной гибкостью. Одновременно с этим порядком возникает и развивается другой розыскной порядок, применяемый по делам политического свойства, т.е. затрагивающим интересы или прерогативы власти.

Среди принципов древнерусского судопроизводства в качестве основного выделяется принцип состязательности, выражавшийся в обеспечении равных возможностей сторонам отстаивать свои права и интересы. С этим принципом непосредственно связана так называемая «презумпция виновности», когда бремя доказывания своей невиновности ложится на обвиняемого. В связи с этим в главе раскрывается смысл таких древнейших процессуальных институтов, как «довод» и «отвод».

Публичность правосудия проявляется не только в открытости процесса, но и в том, как понималась и решалась в нем задача уголовного преследования и обвинения преступника. Коль скоро частное лицо обращается по поводу своего нарушенного права к суду, то теперь защита его интересов переходит из разряда частного дела (месть, самосуд) в категорию общественного. Общество в лице его представителей (послухов, соприсяжников, добрых людей) контролирует весь ход процесса с момента возбуждения дела до установления виновных или примирения сторон, придавая огласке и осуждению любой случай неправосудия. Независимость древнерусских судебных органов обеспечивалась и принципами публичности, очности, непосредственности исследования доказательств, устности, гласности и неприкосновенности личности.

В данной главе определяются участники уголовного судопроизводства, их функции и властные полномочия. Раскрывается смысл и назначение древнейших институтов «ябетников» («соков») и «соприсяжничества». Устанавливается, что официальную процессуальную деятельность по розыску преступников в Древнерусском государстве могли осуществлять как непосредственно истцы совместно с представителями общины, представители княжеской администрации — «тиуны», так и профессиональные сыщики — «соки» или «ябетники». Они оказывали (за определенную плату) потерпевшему помощь в розыске преступника и улик, а также могли и самостоятельно производить предварительное расследование по «открытому» ими преступлению.

Отдельно рассматриваются стадии процесса. Раскрывается правовая природа таких процессуальных действий, как «повод», «позов», «гонение следа» и «свод». Автор отмечает, что деление древнерусского процесса на стадии условно. Порядок судопроизводства в Древней Руси во многом зависел от того, пойман ли преступник на месте преступления с поличным или обвиняется в преступлении при помощи «поклепа»³⁸. Кроме того, все вышеперечисленные процессуальные действия уходят своими корнями в догосударственную эпоху и являются древнейшими способами коллективной взаимопомощи общин.

Второй раздел «Уголовный процесс и уголовная политика Московского централизованного государства» посвящен изучению процесса формирования базовых элементов политики государства, направленной на борьбу с преступностью и сохранение правопорядка в обществе.

В первой главе «Правовые основы судопроизводства» в рамках правотворческой деятельности рассматривается становление уголовно-правовой доктрины Московского государства, выражающей отношение власти к преступности.

Вместе с успехами объединения Восточной Руси вокруг Москвы усиливалась и приобретала ярко выраженные самодержавные черты власть московских князей. Неизбежным следствием такого усиления было падение древних народно-вечевых собраний и серьезная трансформация системы обычного права. Еще во времена монгольского ига на Руси начала складываться особая практика разрешения социальных конфликтов, больше характерная для восточных деспотий, когда власть отказывается от диалога с обществом, стремится подавить, уничтожить оппонента. Именно Золотая Орда познакомила русских князей с образцом централизованной власти и особым подходом к государственности, когда функции государства сводятся лишь к взиманию налогов, поддержанию общественного порядка и безопасности, без какой бы то ни было ответственности за общественное благосостояние.

Огромная роль государства  в процессе централизации и его  постоянное давление на социальную сферу сдерживали развитие гражданского общества и способствовали распространению этатизма, т.е. фетишизации власти. При этом государственная власть мыслилась как главный и единственный стержень, на котором держится все общественное устройство. Сложный период «Смутного времени» сделал этатизм базовым нормативно-ценностным основанием российской государственности.

Власть полностью подчинила себе такие понятия, как право, собственность, честь, достоинство. Эти обстоятельства в значительной степени повлияли на становление общерусской правовой системы и формирование уголовной политики централизованного государства, изменили характер и цели уголовного процесса. Именно поэтому Московская Русь, в отличие от западно-европейских государств, не знала теоретической проработки таких фундаментальных юридических понятий, как «законность», «сущность и социальная роль права». Ни процессуальное законодательство, ни правоприменительная практика даже не формулировали задачу защиты личности от необоснованного обвинения и осуждения. Не предусматривалось и оправдание подсудимого при отсутствии или недостаточности улик. Заметной тенденцией развития уголовной политики Московского государства было стремление власти не связывать свои судебные органы жесткими рамками законности.

В этот период формируются  и новые представления о том, что власть считает преступлением, каковы наиболее опасные его проявления и как государство намерено регулировать эту специфическую область общественных отношений. Поскольку единое государство олицетворял московский царь, то и любое посягательство на его интересы было равносильно посягательству на самого государя. Это привело к значительному расширению круга деяний, подлежащих уголовному преследованию.

Основным государственным  преступлением в этот период становится «измена». «Изменой» считались и попытка государственного переворота, и выход (или даже намерение выйти) из подданства русского царя, и побег за границу, и даже нежелание русского подданного возвратиться в Россию. Понятию вольной личной службы государю больше не было места. Ему на смену пришло состояние полной и безусловной личной зависимости от государя, который беспрепятственно распоряжался жизнью и имуществом всех своих подданных.

К XVII в. определяются наиболее опасные, с точки зрения власти, преступные деяния. Это, в первую очередь, государственные (политические) преступления, объединенные понятием «слово и дело государево». «Государевым делом» назывались любые действия (так же как и голый умысел), направленные против власти. «Государевым словом» — любые словесные выпады против правительства, наносящие ущерб авторитету царя³⁹. Для них предусматривалось специальное розыскное производство. В особую группу попадают и правонарушения, совершенные «ведомыми лихими людьми», т.е. профессиональными преступниками.

Во второй главе «Судебная система Московского государства» подробно рассматривается формирование судебной власти централизованного государства и базовые основания ее деятельности.

В основе сформировавшейся в XV—XVII вв. системы власти лежал принцип непосредственного участия самодержавного государя в управлении страной и решения всех важнейших дел. Судебная власть в Московском государстве принадлежала Великому князю московскому. Она строилась на личной основе, и потому следует говорить не об устройстве судебной системы Московского государства, но о лицах, которым верховная власть вверяла право суда. Это были дети Великого князя, бояре, которым судные дела «были приказаны», наместники и волостели. Именно в этот период в российском обществе глубоко укоренились монархическая идеология и психология. «Державность» стала стратегией выживания. В массовом сознании самодержавный царь был символом истинной, суверенной власти.

Ретроспективный анализ правовых актов XVI—XVII вв. дает возможность проследить зарождение самостоятельного уголовного суда и уголовного судопроизводства, призванных бороться с наиболее опасными правонарушениями. Так, преступления, совершенные «ведомыми лихими людьми», переходят в юрисдикцию особых судебных учреждений — судов губных старост, избираемых местным свободным населением из дворян и детей боярских и действовавших под руководством Разбойного приказа. Местом производства следствия и суда была Губная изба, где помимо губного старосты находились губные целовальники и тюремные сторожа, также избираемые населением.

Наряду с Разбойным  в столице действовал и Сыскной приказ. В соответствии с нормами Новоуказных статей 1669 г. губные старосты подчинялись агентам центральной власти — сыщикам, которые первоначально посылались на места для розыска беглых крестьян, а затем стали постоянно действующим судебным учреждением, призванным бороться с организованной преступностью.

Закон разграничивал  процессуальные обязанности старост  и сыщиков. Губные старосты вели борьбу с «ведомыми лихими людьми», т.е. людьми, жившими за счет преступлений. Сыщики должны были обеспечивать уголовное преследование «становых разбойников», т.е. организованных преступных сообществ. В борьбе с организованной преступностью старосты опирались на вооруженные отряды, состоящие из местных дворян, детей боярских и стрельцов. Они обладали широчайшими полномочиями, вплоть до вынесения и исполнения смертных приговоров. Неразделимость следственных и судебных функций предопределила центральное место этих судебных учреждений в уголовном процессе.

В третьей главе «Уголовное судопроизводство Русского централизованного государства» анализируется эволюция основных институтов уголовного процесса, изменение его целей и задач.

Предпринятая законодателем  попытка выделить определенные категории уголовных дел и передать их в ведение особых судебных учреждений привела к кардинальному изменению всего порядка судопроизводства, сосуществованию двух видов процесса —  состязательного и розыскного, появлению специального уголовного суда. В процессе централизации обретает зримые очертания карательная доктрина государства, построенная на принципе устрашения.

Термин «розыск», получивший широкое распространение в юридических актах XVI—XVII вв., имел двоякое значение. Этим термином в Московском государстве обозначали особый метод борьбы с профессиональными преступниками, так называемыми «лихими людьми». «Розыск» или «сыск» как комплекс определенных процессуальных действий, включавший в себя повальный обыск, пытку, «расспрос с пристрастием», сочетаемый с очными ставками, начали активно применять еще в XV в. для расследования наиболее тяжких преступлений. Позднее, когда завершилось формирование уголовного судопроизводства, термином «розыск» стали обозначать еще и особую форму процесса, которая использовалась для борьбы с государственными преступлениями и профессиональной преступностью.

Выбор той или иной формы процесса никак не зависел  от тяжести преступления. Он определялся исключительно личностью преступника. Одни и те же дела могли рассматриваться как с применением розыскной, так и состязательной формы процесса. Если преступника признавали «ведомым лихим человеком», применялся «розыск». Если признавали «добрым человеком», следовал «суд». Состязательный процесс («суд») по уголовным делам мало чем отличался от гражданского судопроизводства, допуская примирение сторон на любой стадии процесса. Обе формы процесса включали в себя три стадии: досудебное производство, судебное разбирательство и исполнение приговора.

Наиболее законченные  формы приобретет розыск после выделения из общей массы «лихих дел» политических преступлений. Однако это происходит не сразу. До принятия Соборного Уложения 1649 г. правовое регулирование борьбы с политическими преступлениями осуществлялось Судебниками и отдельными царскими грамотами. В этих нормативных актах, при практической квалификации дел, важнейшие политические преступления подводились под понятие «крамола», которое было довольно емким, но не охватывало весь круг подобных деяний. По меткому замечанию Н.Б. Голиковой, недостаточная четкость и неполнота законодательства были выгодны правительству, так как не ограничивали процессуальную деятельность судей⁴⁰.

Из текста Новоуказных статей 1669 г., первого  крупного уголовно-процессуального кодекса, видно, что во второй половине XVII в. у власти сформировалось четкое представление о масштабах и видах преступной деятельности. В качестве отдельных категорий выделяются политическая, профессиональная и бытовая преступность. Определяются задачи и методы борьбы с каждой категорией. Для искоренения первых двух категорий государство решительно применяет все имеющиеся в его арсенале средства. Особое внимание законодатель уделяет двум стадиям процесса — розыску (изобличению) преступников и применению карательной санкции (исполнению приговора).

 К розыску, так же как и в предыдущий период, активно привлекали представителей местного населения. Следует подчеркнуть, что для жителей столицы действовало требование обязательного участия в задержании преступников и передаче их властям. К уклонявшимся применялись нешуточные санкции в виде телесных наказаний. Только для московских чиновников как представителей центральной власти предусматривался денежный штраф в размере от 20 до 50 руб.

Серьезные различия имелись  в проведении следственных действий и осуществлении вытекающих из них санкций в отношении особо опасных категорий преступников (политических, профессиональных, принадлежащих к организованным преступным группировкам) и лиц, совершивших преступления в первый раз и признавших на допросе свою вину. К последним применялись более мягкие меры дознания и уголовные санкции. Их не подвергали пытке во время допроса, а заключали в тюрьму на две недели. Если в течение этого времени не появлялись подозрения в их причастности к другим преступлениям, били кнутом, отсекали два пальца на левой руке и отпускали на поруки.

Карательные санкции в отношении политических и профессиональных преступников к концу XVII в. ужесточились до предела. «Крамольников» и «ведомых лихих людей» предписывалось «расспрашивать накрепко с пристрастием». К ним применялись самые изощренные виды квалифицированной смертной казни.