Теория спора

Проще другая уловка: Заметив, что противник злостно отрицает каждый наш довод в пользу доказываемой мысли, а какой-нибудь довод нам  необходимо провести, мы ставим ловушку. О нашем доводе умалчиваем, а вместо него берем противоречащую ему мысль и делаем вид, что ее-то и хотим употребить, как довод. Если противник "заладил" отрицать все наши доводы, то он может, не вдумавшись хорошенько, наброситься и на нее и отвергнуть ее. Тут-то ловушка над ним и захлопнется. Отвергнув мысль, противоречащую нашему доводу, он тем самым принял наш довод, который мы хотели провести. Например, надо провести довод "некоторые люди порочны от природы", а противник явно взялся за злостное отрицание и ни за что не пропускает никакого довода. Тогда надо делать вид, что хочу выдвинуть, как довод, противоречащую мысль: "ведь вы же не станете отрицать, что от природы всякий человек добр и непорочен, а порочность приобретается от воспитания, от среды и т.д.". Если противник не разгадает ловушки, он и здесь применит свою тактику и заявит, что это очевидно ложная мысль. "Несомненно, есть люди порочные от природы" – иногда приведет даже доказательства. Нам же это-то как раз и нужно. Довод проведен, ловушка захлопнулась.

Непозволительных уловок бесчисленное множество. Есть очень  грубые, есть очень тонкие. Наиболее грубые уловки "механического" характера. Такой характер часто имеет неправильный "выход из спора". Иногда приходится "бросить спор", потому что, например, противник допускает грубую ошибку при ведении спора - пускается в личности, позволяет себе грубые выражения и т.п. Это, конечно, будет правильный "выход из спора", по серьезным мотивам. Но бывает и так, что спорщику приходится в споре плохо потому, что противник сильнее его или вообще, или в данном вопросе. Он чувствует, что спор ему не по силам, и старается всячески "улизнуть из спора", "притушить спор", "прикончить спор". В средствах тут не стесняются и нередко прибегают к грубейшим механическим уловкам.

Самая грубая из них и  самая "механическая" – не давать противнику говорить. Спорщик постоянно  перебивает противника, старается перекричать  или просто демонстративно показывает, что не желает его слушать; зажимает себе уши, напевает, свистит и т.д. и т.д. В споре при слушателях иногда играют такую роль слушатели, видящие, что их единомышленнику  приходится плохо: тут бывает и хор  одобрения или неодобрения, и  рев, и гоготанье, и топанье ногами, и ломанье столов и стульев, и демонстративный выход из помещения – все по мере культурности нравов слушателей. Спорить при таких условиях, конечно, невозможно. Это называется (в случае успеха) "сорвать спор".

Если спорщик достаточно нахален, он может, "поспорив" так с вами и не дав вам сказать ни слова, заявить: "с вами нельзя спорить, потому что вы не даете нового ответа на вопросы" или даже: "потому что вы положительно не даете возможности говорить". Иногда такой господин, попав в сложное положение, схватится за слово "не понимаю", как софист Калликл в платоновском диалоге "Горгиас". Иногда все это делается "тоньше". Вы привели сильный, но сложный довод, против которого противник не может ничего возразить: он тогда говорит с иронией: "простите, но я не могу спорить с вами больше. Такие доводы – выше моего понимания. Они слишком учены для меня" и т.п. К сожалению, в более грубой или более утонченной форме "притушивание спора" и "срывание спора" встречается не очень редко.

Другая, но уже более "серьезная" механическая уловка с целью положить конец невыгодному спору –  “призыв” или “довод к городовому”. Сначала человек спорит честь  честью, спорит из-за того, истинен ли тезис или ложен. Но спор разыгрывается  не в его пользу – и он обращается к властям предержащим, указывая на опасность тезиса для государства  или общества и т.д. И вот приходит какая-нибудь "власть" и зажимает противнику нашему рот, что и требовалось  доказать. Спор прекратился и "победа" за ними.

Но "призыв к городовому" имеет целью только прекратить спор. Многие этим не довольствуются, а применяют подобные же средства, чтобы "убедить" противника, т.е. вернее, заставить его, по крайней мере, на словах, согласиться с нами. Тогда подобные доводы получают название "палочных доводов". Насилие во всех видах очень часто "убеждает" многих и разрешает споры, по крайней мере, на время. Здесь палочным доводом называется довольно некрасивая уловка, состоящая в том, что приводят такой довод, который противник, по соображению софиста, должен принять из боязни чего-нибудь неприятного, часто опасного, или на который он не может правильно ответить по той же причине и должен или молчать, или придумывать какие-нибудь "обходные пути". Это, в сущности, разбой в споре. Такие доводы изобилуют во все времена, у всех народов, при всех режимах; в государственной, в общественной, в частной жизни. Во времена инквизиции были возможны, например, такие споры: вольнодумец заявляет, что "земля вертится около солнца"; противник возражает: "вот во псалмах написано: Ты поставил землю на твердых основах, не поколеблется она в веки и веки". "Как вы думаете" – спрашивает он многозначительно – "может Св. Писание ошибается или нет?" Вольнодумец вспоминает инквизицию и перестает возражать. Он для большей безопасности обыкновенно даже "убеждается", даже иногда трогательно благодарит "за научение". Ибо "сильный", "палочный довод", вроде стоящей за спиной инквизиции, для большинства слабых смертных естественно неотразим и "убедителен". Начальство иногда очень удачно убеждает своих подчиненных. Доводы начальства часто действуют несравненно сильнее Цицероновского красноречия.

Различные видоизменения "аргументов к городовому" и "палочных доводов" бесчисленны. К наиболее "любимым" видоизменениям и усложнениям относятся, прежде всего, многие случаи "чтения в сердцах". Эта уловка состоит  в том, что софист не столько разбирает  ваши слова, сколько те тайные мотивы, которые заставили вас их высказывать. Иногда даже он только этим и ограничивается. Не в форме "палочного довода" эта уловка встречается очень часто и употребляется вообще для "зажимания рта" противнику. Например, собеседник высказывает вам в споре: "Вы это говорите не потому, что сами убеждены в этом, а из упорства", "лишь бы поспорить". "Вы сами думаете то же, только не хотите признать своей ошибки". "Вы говорите из зависти к нему". "Из сословных интересов". "Сколько вам дали за то, чтобы поддерживать это мнение?" "Вы говорите так из партийной дисциплины" и т.д. Что ответить на такое “чтение в сердцах”? Оно многим "зажимает рот", потому что обычно опровергнуть подобное обвинение невозможно, так же как и доказать его. Другие умеют "срезать" подобного противника, напр., ловко и резко подчеркнув характер его уловки. Но настоящую грозную силу уловка эта приобретает в связи с палочным доводом. Например, если мы доказываем вредность какого-нибудь правительственного мероприятия, противник пишет: “причина такого нападения на мероприятие ясна: это стремление подорвать престиж власти. Чем больше разрухи, тем это желательнее для подобных слуг революции (или контрреволюции)” и т.п. Или: "эти слова – явный призыв к вооруженному восстанию" и т.д. Конечно, подобные обвинения, если они обоснованы, может быть в данном случае и справедливы, и обвинитель делает очень полезное дело, обращая внимание на известные факты. Иногда это гражданский долг. Но нельзя же называть это спором; и нельзя этого примешивать к спору. Спор – это борьба двух мыслей, а не мысли и дубины. Вот против примеси таких приемов к спору необходимо всячески и всемерно протестовать. Не всякая словесная борьба - спор.

Иногда "чтение в сердцах" принимает другую форму: отыскивает мотив, по которому человек не говорит  чего-нибудь или не пишет. Несомненно, этого он не делает по такому-то или  по такому мотиву (напр., "крамольному"). Напр., почему он не выразил "патриотического  восторга", рассказывая о таком-то событии? Явно, он ему не сочувствует. Таким образом, для искусного  любителя "читать в сердцах" представляется, при желании, возможность отыскать всюду какую-нибудь "крамолу" и  т.п., как в некоторых словах противника, так иногда и в его молчании.

К этим же разрядам уловок спора  нужно отнести и инсинуацию. Человек  стремится подорвать в слушателях или читателях доверие к своему противнику, а, следовательно, и к  его доводам, и пользуется для  этой цели коварными безответственными  намеками. Вот характерный пример инсинуации:

"Моя статья о землеустройстве,  сухая, спокойная и деловая,  переполненная цифровыми выкладками, лишила г. Х. душевного равновесия. Его ответ – не спор по существу, не опровержение моих доводов, а сплошная политическая инсинуация, стремление убить меня политическим шельмованием. Во множестве вариаций г. Х. все время твердит одно: А. "– адвокат землеустройства", поет "дифирамбы землеустроительному ведомству", "привязал свою ладью к землеустроительному пароходу" и только "совершает свое плавание с видом полной независимости" и т.д., и т.д. "Везде, как видите, г. Х. выдерживает тон инсинуации. Он нигде не решается прямо и честно обвинить меня, что я поступил на службу землеустроительному ведомству, работаю "казенным пером". Нет, г. Х. только инсинуирует: “привязал свою ладью к землеустроительному пароходу” и "ему волей-неволей приходится участвовать во всех его эволюциях; – даже и тогда, когда дым этого парохода прямо ест глаза, когда всякий другой поспешил бы сойти в сторону". Г. Х., вероятно, хорошо знает своих читателей, думая, что для них этих инсинуаций достаточно. Но я имею право потребовать у г. Х. прямого ответа, приведите доказательства моей зависимости от ведомства землеустройства. Я утверждаю, что мое перо не менее независимо, чем ваше. Но г. Х., как и все инсинуаторы, предусмотрителен и, конечно, ускользнет в какую-нибудь щель, заявив, что имел в виду не служебную, не фактическую, а какую-нибудь идейную, моральную зависимость"…(Сергей Поварнин, “Спор: о теории и практике спора”).

Часто применяется особая противоположная, тоже довольно некрасивая уловка. Человеку нечего сказать в  ответ на разумный довод противника; однако, он делает вид, что мог бы сказать многое в ответ, но… "Наш  противник отлично знает, почему мы не можем возразить ему на этих страницах. Борьба наша неравная. Небольшая  честь в победе над связанным" и т.д. Симпатия читателя к "жертве" и негодование против "негодяя", пользующегося ее беззащитностью, почти несомненны. Многие пустые головы пользовались этим приемом, окружая себя незаслуженным ореолом ума, которому "не дают развернуться".

Довольно употребителен  и "ложный отвод довода". Довод  противника сокрушителен, или ответ  на него не находится. Тогда спешат заменить: “это к делу не относится”, т.е. отводят довод. Эта уловка, известная  еще с древних времен.

Состояние духа во время  устного спора имеет огромное влияние на ведение спора. Когда  мы “в ударе”, т. е. нами овладевает легкое приятное возбуждение, при котором  мысль, память, воображение работают особенно отчетливо и ярко, мы спорим лучше, чем обыкновенно. Если мы сильно взволнованы чем-нибудь, смущены, растерялись, “горячимся”, если у нас рассеяно чем-нибудь внимание — мы спорим и  соображаем хуже, чем обыкновенно, или  даже совсем плохо. (Конечно, при прочих условиях равных.) Отсюда возникает  ряд психологических уловок, предназначенных  для того, чтобы вывести нас  из равновесия, ослабить и расстроить работу нашей мысли.

Для этого существует много  разных приемов. Самая грубая и обычная  уловка — раздражить противника и  вывести из себя. Для этого пускают  в ход грубые выходки, “личности”, оскорбления, глумление, издевательство, явно несправедливые, возмущающие обвинения  и т. д. Если противник допустил со своей стороны ошибку и “вскипел”  — дело выиграно. Он потерял много  шансов в споре. Бросается сослепу  в споре, куда ни попало. Перестал соображать совсем и, конечно, “провалился”. Но применяют  и разные другие способы, чтобы “вывести из равновесия”. Иной намеренно начинает глумиться над вашим “святая святых”. В личности он не пускается, нет! Но “взвинтить” может неосторожного идеалиста до последнего предела. Если спор очень важный, при слушателях, ответственный, то, говорят, иные прибегают даже к “уловке артистов”. Некоторые артисты, чтобы “подрезать” своего соперника, перед выступлением его сообщают ему какое-нибудь крайне неприятное известие, чем-нибудь расстраивают его или выводят из себя оскорблением и т. п., в расчете, что он после этого не будет владеть собой и плохо споет. Также не гнушаются поступать изредка некоторые спорщики перед ответственным спором.

Если противник — человек  “необстрелянный”, доверчивый, мыслящий медленно, хотя может быть и точно, то некоторые наглые “фокусники мысли” стараются “ошарашить” его в  устном споре, особенно при слушателях. Говорят очень быстро, выражают мысли часто в труднопонимаемой форме, быстро сменяют одну другою. Затем, “не дав опомниться”, победоносно делают вывод, который им желателен, и бросают спор: они победители. Наиболее наглые иногда не стесняются приводить мысли без всякой связи, иногда нелепые, и пока медленно мыслящий и честный противник старается уловить связь между мыслями, никак не предполагая, что возможно такое нахальство, они уже с торжествующим видом покидают поле битвы. Это делается чаще всего перед такими слушателями, которые ровно ничего не понимают в теме спора, а судят об успехе или поражении по внешности.

Очень часто софист пользуется обычной для большинства человеческою слабостью “казаться лучше, чем  есть на самом деле” или же “не  уронить себя” в глазах противника или слушателей; чаще всего “ложным  стыдом”. Видя, например, что противник слабоват в науке, софист проводит недоказательный или даже ложный довод под таким соусом: “вам, конечно, известно, что наука теперь установила” и т. д. Или “давно уже установлено наукой”; или “общеизвестный факт”; или “неужели вы до сих пор не знаете о том, что” и т. д. Если противник побоится “уронить себя”, признавшись, что ему это неизвестно, — он в ловушке, а софист хихикает в душе. Иногда эта уловка связана с пользованием авторитета какого-либо лица — писателя, ученого и т.п. Например, в споре с социалистом-марксистом пускают в ход “известное изречение Маркса”. Обычно данный “марксист” даже не перелистывал Маркса, тем более не изучал его и “известного изречения” никогда нигде не встречал. Однако он обыкновенно не решится сказать этого, чем совершает ошибку в споре.