Отмена рабства в Бразилии

В 1848 г. империя вновь стала  ареной вооруженной борьбы. Купцы  Ресифи, столицы провинции Пернамбуку, уже давно проявляли недовольство засильем португальцев и англичан в местной торговле. Это недовольство разделяли и другие жители города: ремесленники, разночинцы. К стремлению жителей Ресифи вырваться из кабалы иностранных поставщиков и скупщиков прибавлялось желание освободиться от тиранической власти, которую осуществляли над городом и всей провинцией владельцы огромных плантаций сахарного тростника Кавальканти.

Для борьбы за свои права  радикально настроенные жители Ресифи создали партию. Ее назвали «Партией прайеров» по названию улицы, где помещалась типография, которая печатала газету этой партии. Деятельность «прайеров» получила дополнительный стимул после революционных событий 1848 г. в Европе, оказавших немалое влияние на бразильских борцов за гражданские свободы. Кроме того, прайеры были близки либералам, а в сентябре 1848 г. либералы упустили власть. Правительство консерваторов назначило президентом провинции Пернамбуко своего ставленника, что было воспринято прайерами как непосредственная угроза их политическому существованию.

Прайеры составили заговор. 7 ноября 1848 г. организованные ими отряды собрались в окрестностях Ресифи и отрезали город от внутренних районов провинции. Программа восстания включала: удаление из Ресифи всех португальских купцов и передачу всей местной торговли в руки бразильцев, введение гражданских свобод, запрещение насильственной вербовки в армию, расширение прав провинций, обеспечение работой всех трудящихся и раздел земель семьи Кавальканти. Но даже в столь радикальной программе не нашлось места для призыва хотя бы к частичной отмене рабства.

В начале 1849 г. повстанцы  начали наступление на Ресифи. Потерпев неудачу, они отказались от мысли овладеть столицей провинции. Их северная колонна под командованием Боржис да Фонсека направилась в Параибу. Южная колонна под командованием Педру Иву сосредоточилась в Агуа-Прета. Замысел состоял в том, чтобы по мере продвижения поднимать на восстание новых людей.

Императорская армия помешала осуществлению этого плана. Она  неотступно преследовала отступавших. Потеряв веру в победу, гражданские руководители и некоторые командиры повстанцев бросили их на произвол судьбы и бежали. Застигнутый врасплох со своими бойцами, попал в плен Боржис да Фонсека. Педру Иву боролся еще более года, но в конце концов и он был вынужден сдаться.

Восстание в Пернамбуку было последним крупным восстанием в том почти непрерывном цикле народных выступлений, которыми полна история Бразилии 30—40-х годов XIX в. Столь бурное кипение общественной жизни страны объяснялось тем, что борьба за независимость не задела в Бразилии сколько-нибудь серьезно социально-политической сферы. Сохранились монархия и рабство. Португальское засилье устранялось медленно и с трудом. Возрастало английское влияние. Все это питало постоянное недовольство широких слоев населения. Но было обстоятельство, которое придавало силы рабовладельческой империи и ослабляло тех, кто боролся против нее. Рабство в ту пору еще не изжило себя. Оно еще оставалось рентабельным. С рабством так или иначе было связано все свободное население страны, присущие рабовладельческому обществу предрассудки в отношении черных невольников были очень живучи. Поэтому даже самые радикальные из повстанцев в самые трудные для них моменты не помышляли об отмене рабства.

Господство класса рабовладельцев, которому в конце 40-х годов XIX в., казалось, ничто не угрожало, в значительной мере опиралось на растущий спрос, предъявляемый  мировым рынком на бразильские товары: сахар и особенно кофе, становившиеся главным богатством страны. Эти товары производились рабами. Самое большое число рабов было ввезено в Бразилию именно после 40-х годов. Минуя английские кордоны, работорговцы ввозили в страну ежегодно более 50 тыс. невольников, которые не ведали, что в ней существует закон, предоставляющий им свободу.

Однако как ни казалось прочным положение рабовладельцев Бразилии, они стояли на той грани, за которой должно было наступить  неизбежное ослабление их господства. И эта грань не была порождением  только бразильской действительности. Она была местным выражением процесса, происходившего в мировом масштабе.

Рабство в Америке было долгое время залогом развития европейской, в частности английской, промышленности. К середине XIX в. оно стало утрачивать эту роль. Более того, оно уже делалось постепенно тормозом дальнейшего капиталистического развития Европы. Это находило свое выражение в том, что Англия все более жестоко преследовала работорговлю, все решительнее использовала свое влияние на бразильское правительство, чтобы заставить его проявить активность в этом направлении. 8 августа 1845 г. в Англии был принят Акт Эбердина. Он предоставлял английским кораблям право захватывать любое судно, подозреваемое в перевозке рабов, и предавать работорговцев суду адмиралтейства. Под нажимом Англии в 1850 г. бразильское правительство издало несколько постановлений, которыми ввоз рабов в страну окончательно запрещался. К середине 50-х годов свободных в Бразилии насчитывалось 5,5 млн. человек, рабов — 2,5 млн. Для развития и расширения производства, в частности производства кофе, было необходимо использовать труд юридически свободных людей. И он действительно использовался все шире, тем более что рабы стали дороги. Все большее место на предприятиях занимали рабы, сдаваемые в аренду в качестве рабочих. Все шире использовался труд прибывших в страну иммигрантов из Европы. Средства, которые уходили ранее на покупку рабов, стали чаще вкладываться в организацию предприятий. Именно в те годы в лице финансиста барона Мауа родился бразильский банковский капитал (связанный с английским). В 1854 г. в Бразилии была проложена первая железная дорога. Ее длина была всего 15 км. Однако, как и в других странах, паровозный гудок был здесь предвестником новой эпохи.

Итак, в бразильском рабовладельческом  хозяйстве начали обнаруживаться признаки кризиса. Процесс, активно протекавший  в США и начавшийся в Бразилии, развивался здесь медленно благодаря относительной отсталости страны. Его стимулировала Парагвайская война, в которую Бразилия вступила в 1865 г. Потеряв Уругвай в 1828 г., Бразилия продолжала бороться за влияние в этой стране, оспаривая его у Аргентины. В 1863 г. в Уругвае началась гражданская война. Воспользовавшись этим, Бразилия послала свои войска в помощь восставшему уругвайскому генералу Флоресу.

На помощь Уругваю пришла Парагвайская республика. У нее были старые счеты с Бразилией, которая  посягала на часть парагвайской территории. В декабре 1864 г. парагвайцы начали военные действия, а в январе следующего года оккупировали часть провинции Мату-Гросу.

Тем временем бразильская  армия и отряды Флореса вели успешные операции в Уругвае. Однако Бразилии не удалось воспользоваться плодами своих военных успехов на юге. Английские и французские дипломатические представители в Монтевидео организовали там военный переворот. Флорес вступил в столицу республики и при покровительстве Англии и Франции занял президентское кресло. Имея в Уругвае послушного правителя, Англия и Франция настояли на выводе из страны бразильских войск.

Напрасно потратив силы в  Уругвае, бразильское правительство  решило сосредоточить их теперь для  решительного удара по Парагваю. В 1865 г. оно заключило против него тайный военный союз с Аргентиной, которая  хотела захватить часть парагвайской территории, и Флоресом, который был обязан Бразилии за прежнюю поддержку.

Только огромный перевес  сил, а также помощь со стороны  Англии и Франции позволили союзным войскам сломить сопротивление парагвайцев. Бразилия приобрела за счет Парагвая новые территории. Но в этой войне был нанесен серьезный удар по рабовладельческому строю и поколеблены монархические устои.

Трудности, с которыми Бразилия встретилась еще в годы войны  за Уругвай, дали о себе знать с  удвоенной силой в годы Парагвайской войны, а она была более длительной, более ожесточенной. Сразу же возникли финансовые затруднения. Слабая бразильская промышленность не могла обеспечить военные нужды. В тылу работали почти исключительно рабы, так как большинство свободных тружеников стали солдатами. Это лишало уверенности в спокойствии тыла. Кроме того, производительность труда рабов была низкой. Часть рабов была взята в армию. Для этого была предоставлена свобода рабам короны, или государственным рабам. Для той же цели выкупались рабы у частных лиц и монастырей.

Таким образом рабовладельческая система хозяйства, не обеспечивая полностью военных потребностей страны, расшатывалась вследствие необходимости удовлетворять эти потребности. К тому же, когда началась Парагвайская война, рабовладению был нанесен огромный моральный ущерб. Гражданская война в США закончилась поражением рабовладельцев. Бразилия и Куба остались последними рабовладельческими странами в Западном полушарии. Неизбежность ликвидации рабства становилась все более очевидной.

Новые займы, предоставленные  Англией, увеличивали финансовую зависимость от последней и тратились на покупку главным образом английских товаров, что давало возможность англичанам еще глубже, чем прежде, проникнуть на внутренний бразильский рынок. Внешний рынок Бразилии сузился, особенно в области сбыта хлопка. США после Гражданской войны производили и продавали хлопок дешевле, отнимая у бразильцев их старых английских клиентов. И здесь проявлялась отсталость бразильской рабовладельческой системы хозяйства.

Война с Парагваем, длившаяся  до 1870 г., вызвав вначале волну шовинизма, довольно скоро стала весьма непопулярной: трудно было оправдать войну против маленькой страны, войну истребительную. К тому же война принесла увеличение налогов, принудительную рекрутчину, большие человеческие жертвы. Неспособность монархического правительства добиться скорой победы сильно подорвала его престиж.

В 1868 г. восставшие против Испании  кубинцы объявили, что рабы, которые  жили на освобожденной территории, отныне свободны. Бразилия к тому времени стала ареной аболиционистского движения — движения за отмену рабства.

Появлению идей аболиционизма  в немалой степени способствовал  рост производства кофе. Имеющегося количества рабов явно не хватало для обработки кофейных плантаций. В то же время рабство сдерживало приток свободной рабочей силы, в частности за счет европейских иммигрантов. Оно препятствовало созданию свободного рынка рабочей силы. Иммигрант почти всегда оказывался в зависимости от помещика. Кроме того, имея рабов, рабовладелец получал возможность снижать заработную плату до минимума, не говоря уж о характере отношений между рабочим и работодателем в рабовладельческой стране, где торговля людьми и телесные наказания были нормой. Это сдерживало иммиграцию, тем более что за океан люди ехали искать спасения от гнета, который они испытывали в Европе. Итак, плантатор оказывался перед проблемой либо сокращения производства, либо необходимости искать рабочие руки, которые проще всего можно было найти, оторвав рабов от хозяев, не использовавших их в производстве или спекулировавших ими, сдавая в аренду. Скотоводы были вообще привержены рабству больше в силу обычая и традиции, чем в силу экономической необходимости.

Однако аболиционизм родился  и рос прежде всего в среде тех, для кого рабство не составляло основы существования и влияния, кому рабовладельческая система не давала возможности активно действовать в сфере экономики и политики, кто не мог мириться с унижением человеческого достоинства своих черных сограждан.

Одним из виднейших зачинателей  и деятелей аболиционистского движения в Бразилии был ее знаменитый поэт Кастро Альвес, республиканец по политическим убеждениям. В серии поэм под общим названием «Рабы» Кастро Альвес со всей силой своего таланта показал жестокость и унизительность рабства.

В 1880 г. английские инвестиции в Бразилии достигли 38,8 млн фунтов стерлингов (3,5 млн.— в 1825 г.).

Аболиционистское движение, вначале более или менее стихийное, в период Парагвайской войны стало  приобретать организованные формы. Создавались «Общества освобождения рабов». К концу войны началось слияние аболиционистского и вновь набиравшего силы республиканского движения.

Чтобы пресечь их деятельность, в 1867 г. сам император в тронной  речи говорил о своем намерении приступить к постепенной отмене рабства.

В 1869 г. левое крыло либералов, объединенное в «Клубе реформы», издало манифест, в котором наряду с требованием  ограничения власти императора и  ликвидации привилегий части купечества ставился вопрос о необходимости  предоставления свободы детям рабов.

Манифест касался трех главных проблем, стоявших перед  бразильским обществом: демократизации государственного строя, свободы предпринимательства, отмены рабства.

К концу Парагвайской войны  кризис рабовладельческой системы  достиг такой глубины, а аболиционистское движение такой силы, что правительство  вынуждено было пойти на уступки. 27 сентября 1871 г. в Бразилии был издан  закон, который объявлял, что с  этого дня «все дети, рожденные  от женщин, находящихся в рабстве, будут считаться свободными». Из государственного бюджета был выделен фонд, средства которого должны были расходоваться на выкуп рабов у их хозяев.

Сентябрьский закон, именовавшийся  «Законом о свободном чреве», мало что изменил в существовавшем положении. Рабовладельцы не спешили  продавать государству своих  рабов, которые на рынках невольников стоили очень дорого. «Фонд освобождения» был невелик. Среди рабовладельцев было немало таких, которые открыто боролись против осуществления закона. Сам закон включал пункты, сильно ограничивавшие его силу. Так, закон предусматривал, что дети, родившиеся от рабыни, до их совершеннолетия должны были оставаться под опекой хозяев. Это давало последним возможность эксплуатировать, ничего не изменив, труд официально уже свободных детей. Порой это делалось с еще большей, чем ранее, жестокостью, поскольку такие дети рассматривались как временное имущество, которое следовало использовать возможно скорее, не заботясь о дальнейшем. По достижении совершеннолетия новый подданный бразильского императора, как правило, оставался работать у прежнего своего хозяина — по традиции, не зная куда идти, не имея специальности. Та же традиция превращала его фактически вновь в раба. Да и податься ему, пока существовало рабство, было почти некуда. Все это дополнялось своеобразной «этикой» рабовладельцев, согласно которой негр всегда был «чей-то». Если бы не произошло последующих изменений в законодательстве о рабах, то их полное освобождение при действии «Закона о свободном чреве» наступило бы не ранее чем через полвека.

Сентябрьский закон был  в значительной мере уловкой рабовладельческого государства, направленной на то, чтобы, уступив натиску аболиционистского  движения, одновременно возможно дольше сохранить рабство, сделав его отмену наименее ощутимой для рабовладельцев. Уловка удалась. Но она сослужила недолгую службу. Быстрое развитие капитализма во всем мире; преимущества, которые открывались перед странами, покончившими с рабством; все сужающийся рынок рабов; потребность в рабочих руках на плантациях и предприятиях, которую не смогла удовлетворить ограниченная иммиграция,— все это делало рабовладельческую систему хозяйства анахронизмом. В 1886 г. было отменено рабство на Кубе. В самой Бразилии к этому времени на 14 млн. населения приходилось немногим более 700 тыс. рабов.