Афинское право

Женщина была лишена права  совершать от своего имени юридические  акты, в том числе и такие, как  заключение брачного договора. Это  было делом ее отца, а при отсутствии отца — старшего брата. Законным представителем интересов замужней женщины был ее муж. Он же должен был подыскать своей разведенной жене нового мужа.

Сам развод был для мужа сравнительно легко осуществим: достаточно было призвать свидетелей  и дать «разводную» жене. Если причиной развода не было предосудительное поведение жены, муж должен был  возвратить ей  приданое.

Приданое было в принципе не обязательным для отца невесты, но если ее выдавал замуж брат, он должен был дать за ней некоторую часть имущества семьи. Так же поступал и муж, отправляясь на войну: в своем завещании он обычно указывал, какое приданое дается им для жены, если он не останется в живых.

Пережитков старых, до государственных  обычаев был в Афинах обычай заключения браков между кровными родственниками. Брак между дядей и племянницей был обыкновенным явлением. Историк Непот сообщает, например, об афинском политическом деятеле Кимсше, что он «был женат на своей единокровной сестре... Он вступил в этот брак, скорее подчиняясь обычаю, чем любви, ибо у афинян разрешается брать в жены сестру, если она происходит от того же отца, но от другой матери».

Закон требовал от жены строгого целомудрия. В противном случае мужу разрешалось изгнать ее из дому, и в своей последующей жизни она не могла ни украшаться, ни входить в храм, чтобы, как говорили, не совращать других. При нарушении женщиной этого запрета первый встречный был обязан разорвать на ней платье, снять с нее украшения и избить ее.

Для мужа не считалось чем-то необыкновенным иметь любовниц и  не только рабынь, но и гетер. В богатых  домах содержались настоящие  гаремы.

Убийство и продажа  детей, разрешавшиеся законом в  досолоновские времена, были запрещены, но зато отец получил право лишать своих детей наследства. В условиях развитого классового общества, покоящегося на праве частной собственности, эта новая мера воздействия была едва ли менее эффективной, чем прежние. Основанием для лишения сына наследства могло служить любое проявление непочтительности к отцу; под этим понималось и нарушение отцовской воли. Точно так же мог быть лишен наследства сын — расточитель отцовского имущества или сын, совершивший неблаговидный поступок.

При отсутствии каких-либо поводов  для лишения сына его наследственной доли завещатель был вправе резко  ограничить ту часть имущества, которую он оставлял сыну. О свободе завещателя распорядиться своим имуществом говорит, например, завещание афинского стратега Кокона. «Из приблизительно 57 тысяч золотых рублей он оставил сыну только 25 тысяч, столько же отдавал храмам Афины и Аполлона, еще 2,5 тысячи завещал племяннику, управлявшему его имуществом, и 4,5 тысячи — брату»3.

Всем этим отец имел возможность  прочно держать сыновей в своей  власти. При наличии сыновей дочь по афинскому праву наследницей  не являлась. Если не было завещания, наследственная масса распределялась поровну между сыновьями.

_____________________ 
3 Ф.Энгельс, «Происхождение семьи, частной собственности и государства», Мн.; 1949, с Если не было завещания, наследственная масса распределялась поровну между сыновьями.

 При этом, как уже  говорилось, братья должны были  выделить известную часть имущества  на приданое сестрам.

Если не было сыновей, ближайшими наследниками становились дочери. При этом завещатель поступал по обыкновению так: он указывал в завещании лицо, которому следовало передать имущество, при условии, что это лицо женится на дочери-наследнице; если было несколько дочерей, ставилось еще и дополнительное условие: он должен был выдать их всех замуж, дав каждой приданое, указанное в завещании.

Когда оставалась дочь-наследница, а завещания не было, государство  само в лице архонта брало на себя обязанности опекуна. При этом право обязывало наследницу выйти замуж за ближайшего родственника, а если их было несколько и все они добивались ее руки, архонт должен был отдать предпочтение старшему. Всем этим имелось в виду сохранить имущество в пределах того же рода.

Если не было детей вообще и завещатель не успел распорядиться  своим имуществом, оно передавалось (по закону) братьям и племянникам  умершего, а если и их не было, — дядям, двоюродным братьям и их сыновьям.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

6. Уголовное право

Афинское правосознание  долго и упорно сохраняло пережитки  первобытнообщинных воззрений на преступление и наказание. Следы кровной мести пережиточно сохранились в праве мужа убить застигнутого им на месте преступления любовника жены, в праве гражданина учинить самосуд над самовольно вернувшимся: из добровольного изгнания убийцей; кровная месть была обязанностью родственников в случае убийства (законы Дракон-та) и т.п. Пережитки прошлой эпохи легко усматриваются и в праве мужа примириться с соблазнителем своей жены, на условиях уплаты последним штрафа, такая же сделка была возможна между убийцей и родственниками убитого. В случае примирения ни потерпевший, ни его родственники не должны были возбуждать против виновных судебные иски, и так как дела об убийстве или прелюбодеянии возбуждались не иначе, как по заявлению частных лиц, виновные в этих преступлениях освобождались от наказания. К делам частного обвинения афинское право относило почти все те преступления, которые касались причинения вреда личности или имуществу потерпевшего, например, ранения, увечья, оскорбления, кражи и прочего.

Следы первобытнообщинных воззрений  на преступление проявились и в том, что многие из преступлений, которые  в настоящее время причисляются к государственным, например, убийство или оскорбление посла, считались в афинском, праве преступлениями против религии (считалось, что личность посла находится под покровительством бога).

Преступления, наносившие ущерб  общественному интересу (как он тогда понимался), преследовались как государством, так и частными лицами. Последние имели право в определенном порядке делать правительственным органам (в народном собрании, в совете 500) чрезвычайные заявления: о государственной измене, о заговоре против демократии, о подкупе должностных лиц, о притеснениях сирот, находящихся под опекой государства, и прочее. Предание суду за государственные преступления, равно как и за преступления против религии, относилось к компетенции народного собрания, совета 500, некоторых коллегий и должностных лиц.

Среди     преступлений     государственных      на первом месте стояла    государственная    измена, за которую полагалась смертная казнь, сопровождавшаяся конфискацией имущества, объявлением врагом народа, запрещением хоронить изменника в Аттике и лишением чести всего его потомства. Тот, кто убивал изменника, освобождался  от наказания. Особое место среди государственных преступлений занимали: ложный донос,    за    который    следовало    наказывать смертной казнью, и лжесвидетельство в суде. Наиболее распространенными наказаниями за государственные преступления    были    смертная    казнь,   конфискация   имущества,    изгнание,    а    также    лишение     гражданских  прав. Последнее имело    своим    следствием    не только устранение осужденного    от общественных   дел,    но и невозможность для него защищать себя от обиды; как и раба, его можно было  подвергнуть пытке.  Незаконное присвоение гражданских прав влекло   за собой   обращение   виновного лица в рабство. Смертная казнь, равно как и тюремное заключение, могла быть заменена уплатой штрафа.

Наиболее тяжелыми преступлениями против религии, наказываемыми смертной   казнью,   были   разглашение   тайны мистерий (особых религиозных таинств, совершавшихся ежегодно), оскорбление богов, критика религии и т.п.

Грабители, воры, охотники за рабами (обращавшие в рабство свободных  граждан или похищавшие чужого раба) наказывались смертной казнью, если они  были пойманы на месте преступления или сознавались в нем.

В делах об убийстве строго различалось убийство умышленное, которое  влекло за собой смертную казнь, и  непредумышленное — неосторожное или случайное. Согласно законам Драконта, сохранявшим свою силу в том, что касалось непредумышленных убийств, виновный в этом преступлении подлежал изгнанию (такому же «наказанию» подвергались и предметы, вроде камня или бревна, если они были причиной смерти человека).

Особую группу составляли воинские преступления и прежде всего  дезертирство, трусость и уклонение от воинской повинности. Суд над такими преступниками осуществлялся соратниками виновного лица, а председателем суда был стратег. Особый вид воинского преступления составлял незаконный, без предварительной проверки кандидата в совете 500, переход из пехоты в кавалерию, где служить было и легче и менее опасно, чем в пехоте. Эти преступления влекли за собой различные наказания— от лишения гражданских прав и штрафа до смертной казни.

Помимо различия умышленных и неосторожных преступлений, афинскому уголовному праву были известны такие понятия, как покушение и приготовление, подстрекательство, соучастие. Принимались во внимание смягчающие и отягчающие вину обстоятельства.

Наказуемым было и   недоносительство,   например,  в делах о краже государственного и частного имущества.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

7. Процессуальное право

Рассмотрению дела в  афинском суде предшествовало предварительное расследование,   осуществлявшееся по определенным правилам. В делах о государственных преступлениях оно производилось чрезвычайными следственными комиссиями, в остальных случаях — архонтами и другими должностными лицами. В особо важных случаях обвиняемый заключался в тюрьму.

В ходе следствия обеим  сторонам - обвинителю и обвиняемому - предоставлялось право давать показания и представлять доказательства, в том числе свидетельские. Как сама жалоба, так и все другие заявления сторон представлялись в письменной форме. Фиксировался и допрос свидетелей. По окончании предварительного расследования все эти документы, равно как и вещественные доказательства, если последние имелись, запечатывались в специальные сосуды и в таком виде представлялись суду. На суде эти показания зачитывались, и каждый допрошенный должен был личным заявлением подтвердить их. Оглашались же эти показания во время произнесения речей - обвинителя и защищавшегося от обвинения. И та и другая сторона могла в любое время прервать свою речь и, обращаясь к секретарю суда, потребовать: «Прочти показания такого-то» или: «В доказательство Моих слов я представлю свидетелей». После этого свидетели выступали вперед и подтверждали свои показания, прочитанные секретарем. Затем оратор продолжал свою речь.

Основным моментом судебного  следствия были речи обвинителя и обвиняемого. При том недоверии к свидетельским показаниям, 'которое было свойственно афинскому суду, и общей недооценке их значения огромную роль приобрела система логических умозаключений, умение сторон воздействовать на судей своим поведением, демонстрацией искренности и пр. Составить судебную речь было не просто.

Адвокатуры в нашем  понимании в Афинах не было. Более  того, следовало тщательно скрывать помощь квалифицированного лица в составлении обвинительной или защитительной речи. Однако эта помощь была неизбежной, и стороны, прибегая к ней, скрывали ее заучиванием написанной им речи наизусть.

Речи писались с учетом образованности и социального положения лица. От судебной речи требовалось, чтобы она была проста, безыскусственна, лишена ненужных украшений, насыщена фактами и умозаключениями.

От оратора требовалось  знание закона; по ходу речи он обыкновенно, когда считал это нужным, прерывал себя и, подавая секретарю соответствующий текст, говорил: «Прочти закон». Как обвинитель, так и защитник получали одинаковое время для своих речей, которое фиксировалось водяными часами (во время чтения законов и допроса свидетелей часы останавливали). Считалось, однако, особым достоинством, равно как и признаком правоты и искренности, закончить речь ранее срока и предоставить противной стороне неиспользованную часть регламента. Каждой из сторон давали возможность выступать два раза.

Если та или другая сторона  чувствовала себя неспособной произнести речь, то ограничивалась кратким словом, предоставляя произнесение основной речи избранному ею представителю (им был обыкновенно ближайший родственник или друг). Иногда представителей было несколько. Чтобы не возникло подозрения, что они наняты за деньги, представители («сияегоры») начинали обыкновенно с того, что заявляли о своей вражде к противнику или о дружбе к лицу, представителями которого они являются. О вражде и желании мести как мотиве возбуждения иска говорил обыкновенно и обвинитель, и это утверждение, которое было бы не на пользу говорившему в современном суде, считалось естественным в суде афинском, поскольку не были изжиты 'представления о кровной мести и взаимопомощи родственников (друзей) как священных обязанностях гражданина.

По окончании судебного  расследования приступали к голосованию. Вначале решался вопрос о виновности лица. Если вердикт присяжных был обвинительным, приступали к определению меры наказания, причем предварительно испрашивалось мнение как обвинителя, так и обвиняемого.

Оправдание, помимо той чести, которую оно приносило, позволяло  оправданному возбудить иск против ложного доносчика, которому это грозило денежным штрафом, лишением гражданских прав, а иногда и смертной казнью.

Афинские судьи имели  значительную свободу в определении того, что является преступным и непреступным, т. е. при вынесении вердикта о виновности, при оценке представленных доказательств и, поскольку по целому ряду дел не било установлено точно определенных наказаний, — в выборе последних.