Правовой нигилизм в России

"Вехи". Представители русской религиозной философии Н.Н. Бердяев, С.Н. Булгаков и др., объединившиеся в авторский коллектив получившего широкую известность сборника "Вехи", обладали высокой правовой культурой. И тем не менее общая мировоззренческая позиция авторов отмечена печатью антиюридизма.

Б.А. Кистяковский, единственный защитник права в сборнике, делал существенные уступки своим философским коллегам. Он сетует, что в России политические интересы всегда брали верх над нормальным функционированием судебной системы.

По мнению Н.А. Бердяева, право  имеет значение в человеческом общении  лишь как средство помешать проявлению низменных свойств и пороков  людей и гарантировать тем  самым "минимум человеческой свободы".

Видный русский юрист  И.А. Покровский писал о позиции  авторов "Вех", что за призывом к нравственному совершенству, в  поисках абсолютного добра был  оставлен без внимания тот практический путь, по которому приходится идти. "По этой же причине мы свысока и с  презрением относимся к праву. Мы целиком в высших областях этики, в мире абсолютного, и нам нет  никакого дела до того в высокой  степени относительного и несовершенного порядка человеческого общения, которым является право. Даже более  того. Многим кажется, что, оставаясь  последовательными, они должны прямо отрицать право. Всякий правовой порядок,– говорят,– покоится на власти и принуждении; он по самой идее своей исключает свободу произволения и поэтому противоречит основным требованиям нравственности. И вот, как известно, мы, русские, весьма склонны к анархизму: ни для одного идейного течения мира мы не дали столько видных теоретиков, как именно для анархизма".

Итак, юридический негативизм и "дефицит правосознания" имеют в нашей стране давние, в том числе и духовные истоки. Главной ошибкой было то, что власть они ставили выше закона. В идеальном же демократическом государстве, создать которое стремится всякое общество, право не может и не должно полностью подчиняться властным структурам, а наоборот – законом устанавливаются полномочия государственных органов, порядок и принцип смены у власти различных общественно-политических движений, члены которых придерживаются различных взглядов на управление государством. Нравственную и духовную составляющие жизни общества русские философы XIX века считают главенствующей. То, что соответствует нравственным устоям общества, для них является единственным правильным выходом, они не видят в системе правосудия инструмент разрешения конфликтов. В основной своей массе "русская интеллигенция никогда не уважала права, никогда не видела в нем ценности; из всех культурных ценностей право находилось у нее в наибольшем загоне. При таких условиях у нее не могло создаться и прочного правосознания, напротив, последнее стоит на крайне низком уровне развития".

1.2. Советский юридический нигилизм

Октябрьская революция создала  предпосылки для существенной переориентации отношения общественного сознания к праву. В их числе первые в  истории государства демократические  конституции, декларации о правах трудящихся, законы, провозгласившие передовые  общественно-политические и правовые принципы. В начале 20-х годов, с  переходом к нэпу, была создана  развернутая кодифицированная система  права. Принципиально изменилось его  содержание, очищенное от многого, что  раньше стимулировало нигилистические  установки. Ленин в работах последних лет жизни неоднократно подчеркивал необходимость воспитания правовой культуры, уважения к законности. Однако заложенный потенциал не получил должной реализации.

Одна из основных причин в том, что в самой правящей партии, в ее руководящих эшелонах должная роль права была явно непонята, что, было своеобразным наследием предшествовавшего периода гражданской войны и военного коммунизма, убежденность в том, что все основные проблемы могут и должны решаться жесткими политико-административными мерами. Формула о диктатуре пролетариата как власти, не связанной и не ограниченной законами, воспринималась куда проще, чем более сложное соотношение диктатуры, демократии и права. Имела место и своеобразная идеологическая инверсия, когда неприятие буржуазного права, как средства закрепления капиталистических отношений эксплуатации и неравенства было перенесено на право как таковое, которое не мыслилось иначе как буржуазное, в лучшем случае нэповское. Свою роль сыграла и формула об отмирании права. Эта очевидно заслуживающая внимания на высоком теоретическом уровне концепция в тогдашних условиях в сочетании с другими антиправовыми факторами и иллюзорными представлениями о темпах приближения к коммунистическому обществу, также формировала взгляд на право, как на нечто временное и потому малосущественное. Традиционный, идущий из прошлого юридический негативизм и теория отмирания права были опасным сочетанием.

Если в 20-е годы все  же сохранялся шанс на развитие правовой основы государственной и общественной жизни, то с установлением режима сталинизма было сделано почти все  возможное для того, чтобы дискредитировать право в общественном сознании. Масштабные репрессивные кампании (раскулачивание; массовые "чистки", достигшие апогея в 1937—38 гг., а позднее—в 1949—50 гг.; выселение  народов и т. д.) сводили на нет  принцип законности, превращали правосудие в трагическую карикатуру. Если просмотреть  многочисленные сочинения Сталина, нетрудно увидеть, что такие слова, как право, правосудие, правосознание вообще не входили в его лексикон. Они не встречаются даже в "Докладе о проекте Конституции СССР 1936 г.", где были бы весьма уместны. Более того, в нем нет и упоминания о социалистической законности. Впрочем, в той ситуации употреблять это понятие было бы весьма кощунственно, как кощунственно звучала фраза об обеспеченности "известными материальными средствами" демократических свобод советских граждан.

В литературе и массовом сознании 20-30-х годов правовой нигилизм был представлен следующими основными  установками:

1) право считалось неполноценной  и  ущербной формой регулирования  социальной жизни; в нем видели  лишь отживающий институт, лишь  на время в силу печальной  необходимости заимствованный у  прежних эксплуататорских обществ;

2) отрицался гуманистичекий смысл правовой нормы; ее непременная отнесенность к задаче защиты личной независимости: гражданской, трудовой, имущественной, вероисповедной, творческой – объявлялась чем-то несущественным;

3) широкое распространение  получал социальный и политический  патернализм, то есть понимание  государственной власти как "родной  и отеческой", призванной осуществлять  авторитарное, а если потребуется,  то и принудительное (ни на  какое право не оглядывающееся) попечение о трудящейся массе.

Так исторически сложилось, что за первые десятилетия существования  советского общества не только не был  преодолен юридический нигилизм, доставшийся от прошлого, но к нему добавился еще и благоприобретенный "социалистический" правовой нигилизм. Тяжелое наследие предыдущих веков  оказывается не так-то просто искоренить даже провозглашением демократических  прав и свобод, стремлением к созданию правового государства. К сожалению, мы не только не избавились от этого  застарелого порока, но в полной мере унаследовали его, а во многом "обогатили". 

Глава 2. Формы правового нигилизма в современном российском обществе.

В современной России правовой нигилизм распространен чрезвычайно. Несмотря на то, что проблема эта  поднимается часто на страницах  газет и журналов, многие осознают ее, юридический нигилизм все равно  существует, охватывая все слои общества, проявляясь в самых различных  своих формах, начинаясь на обыденном  и заканчиваясь на самом высшем ведомственном  уровне. Укажем лишь на некоторые из этих форм, наиболее острые и очевидные  из них.

1. Прежде всего, это  прямые нарушения действующих  законов и иных правовых актов  (умышленные либо непреднамеренные). Они составляют огромный, трудно обозримый массив уголовно наказуемых деяний, а также гражданских, административных и дисциплинарных проступков. Корыстный уголовный криминал - наиболее грубый и опасный вид правового нигилизма, наносящий неисчислимый вред обществу - физический, материальный, моральный.

Криминогенная ситуация в стране оценивается сегодня с помощью таких эпитетов, как разгул, обвал, беспредел. Преступность приобрела мафиозно-организованный характер с преобладанием жестоких насильственных форм. Произошло ее сращивание с коррумпированной частью госаппарата, что, собственно, является характерным признаком мафии. Законы попираются цинично, открыто и почти безнаказанно. Преступный мир диктует свои условия, ведет наступление на само государство, претендует на власть. Слово "нигилизм" - слишком мягкое для отражения происходящего в данной сфере. Это - некая запредельность.

2. Повсеместное и массовое  неисполнение юридических предписаний,  когда субъекты (граждане, должностные  лица, государственные органы, общественные  организации) попросту не соотносят  свое поведение с требованиями  правовых норм, а стремятся жить и действовать по "своим правилам".

Юридический нигилизм нашел отражение и в самом законодательстве в той мере, в какой административная система воздействует на законодательный процесс (декларативность законов, их неполнота, отсылочность), и в общей установке рассматривать закон, как акт по преимуществу общего характера, действующий не столько прямо, сколько после его "разъяснения", "детализации" "конкретизации" в ведомственном порядке. Верха, да и чиновники средней руки уверены в своем праве корректировать закон, а нижестоящие звенья привыкли к тому, что надлежит следовать не закону, а идущим сверху инструкциям и указаниям.

Законы легко обходят, блокируют, с ними не считаются. Это  своего рода социальный бойкот, саботаж, обструкция. Закон для многих стал весьма условным понятием: нравится - повинуюсь, не нравится - игнорирую. Такое всеобщее непослушание - результат крайне низкого  и деформированного правосознания, отсутствия должной правовой культуры, а также следствие общей расхлябанности и безответственности. В подобной среде весьма вольготно чувствуют себя всевозможные дельцы, махинаторы, не привыкшие жить по закону. Легально и полулегально отмываются "грязные деньги", общество расслаивается на "очень богатых" и "очень бедных".

3. Издание противоречивых, параллельных или даже взаимоисключающих  актов, которые как бы нейтрализуют  друг друга, растрачивая понапрасну  свою силу. Нередко подзаконные  акты становятся "надзаконными". Вводимые в большом количестве юридические нормы не стыкуются, плохо синхронизированы, сталкиваются "лбами". В то же время имеются значительные пласты общественных отношений, не опосредуемых правом, хотя объективно нуждающихся в этом. Образуются так называемые правовые пустоты, вакуумы, пробелы. Все это вместе взятое создает правовую сумятицу, неразбериху, войну законов, за которой стоит война властей.

4. Подмена законности  политической, идеологической или  прагматической целесообразностью,  выходы на не правовое поле  деятельности, стремление различных общественных сил реализовать свои интересы вне конституционных рамок. Политическая логика очень часто берет верх над юридической. Наряду с "телефонным" и "мегафонным" правом нередко действует "право сильного", "захватное" или "явочное" право. Дает о себе знать "левый" и "правый" экстремизм. Это напоминает злополучную "революционную" или "классовую" законность, хотя всем ясно, что попытки утвердить демократию вне права порочны в своей основе.

5. Конфронтация представительных  и исполнительных структур власти  на всех уровнях, особенно до  самороспуска Советов. Постоянное  выяснение того, какая власть  главнее, борьба за роль "обкомов", "горкомов", "райкомов" приводили  к тому, что законы никто не  соблюдал. Плюс личные амбиции  и соперничество лидеров, их  стремление быть "первыми лицами", "хозяевами" в данной "вотчине". Верх брали соображения престижа  или карьеры, честолюбие, а не  законопослушание.

Более того, законы в этой борьбе становились досадной помехой. Возникали состояния двоевластия  или, напротив, безвластия. Политические схватки наверху порождали "обмены любезностями" в низах. Шла своего рода внутренняя "холодная война", война нервов. Поскольку перетягивание каната долго продолжаться не могло, одна из сторон в конце концов перетянула. Однако и в настоящее время положение до конца не нормализовалось. Принцип разделения властей, заложенный в новой Конституции, на деле пока не сложился, система сдержек и противовесов не отлажена. Любой же паралич власти означает и паралич права.

6. Нарушение или несоблюдение  прав человека, особенно таких,  как право на жизнь, честь,  достоинство, имущество, безопасность. Слабая правовая защищенность  личности подрывает веру в  закон, в способность государства  обеспечить порядок в обществе, оградить людей от преступных  посягательств. Бессилие же права  не может породить позитивного  отношения к нему, а вызывает  лишь раздражение. Человек перестает  ценить, уважать, почитать право,  так как он не видит в  нем своего надежного гаранта  и опору.

Как замечает В.А. Туманов, породить правовой нигилизм могут представления "о том, что достаточно принять "хороший закон", и тотчас в  регламентируемой им сфере все будет  налажено. Однако в реальной жизни  дело обстоит сложнее, и закон  нередко вынужден перед ней отступить. Тогда законодательная иллюзия  в обыденном сознании зачастую сменяется  неоправданным разочарованием в  отношении права вообще". В таких условиях даже у законопослушных граждан вырабатывается юридический нигилизм.

7. Наконец, можно выделить  теоретическую форму правового  нигилизма, проистекающую из некоторых  старых и новых постулатов. Она связана, как с догматизацией и вульгаризацией известных положений марксизма о государстве и праве, так и с рядом неверных или сугубо идеологизированных представлений о государственно-правовой действительности и ее развитии (отмирание государства и права, замена правового регулирования обще нормативным или моральным, примат политики над правом, власти - над законом, лобовой классовый подход, жесткий экономический детерминизм и т. д.).