Судебный формализм под покровом тайны

Судебный  формализм под покровом тайны.

В конце XVIII — начале XIX вв. судебный процесс  как уголовный, так и

гражданский, не претерпел существенных изменений  по сравнению с предыдущим

историческим  периодом. Он отличался чудовищным формализмом, чему

способствовала строжайшая канцелярская тайна. Процесс оставался следственным

(инквизиционным). Продолжала действовать средневековая  теория формальных

доказательств и строго соблюдался принцип права-привилегии. Закон прямо

указывал: «чем выше звание обвиняемого . тем менее должна быть строгость

содержании  обвиняемого во время следствия  и суда».

Доказательствами  по уголовным делам являлись: собственное  признание,

письменные  доводы, личные осмотры преступлений и улик, показания сведущих лиц

и свидетелей, повальный обыск, очные ставки и оговор. Ряд лиц не могли быть

свидетелями, в том числе, «лишенные чести  и всех прав состояния», «явные

прелюбодеи», «не бывшие никогда у святого  причастия», а также те «кто от

церкви отчуждены  или прокляты». Не допускались «к свидетельству» дети против

родителей, жены против мужей, отпущенные на волю против своих прежних

владельцев, раскольники  «в делах православных».

Доказательства  делились на два рода: совершенные, которые исключали всякую

возможность к показанию невиновности, т.е. к  оправданию подсудимого, и

несовершенные, допускавшие такую возможность. Первое место среди совершенных

доказательств занимало признание обвиняемого, особенно если оно сделано в

суде. Если же признание учинено не в суде, но в присутствии свидетелей,

"заслуживающих доверие", оно составляло "половинное доказательство". Сила

свидетельского показания зависела и от положения лица, их давшего.

Широко применялся институт оставления в подозрении. Не имея основания для

осуждения подсудимого, суд мог оставлять "просто в подозрении более или

менее сильном". В таком положении, под постоянной угрозой репрессии, человек

мог находиться всю жизнь. По официальным данным, значительная часть

приговоров, вынесенных до 1864 года, оставляли подсудимого в подозрении.

     Судебный надзор.

Суд в первой инстанции выносил приговор лишь по тем уголовным делам, по

которым подсудимые не подлежали ссылке на каторжные работы, или другим

наиболее тяжелым наказаниям. Когда же назначалось какое-либо из таких

наказаний, суд  составлял только мнение, а приговор выносился палатой

уголовного  суда, куда дело обязательно направлялось на ревизию. Палата свой

приговор представляла на утверждение губернатора. Если последний  его не

утверждал, то обязан был направить дело со своим мнением в Сенат.

Дела о преступлениях, совершенных дворянами и чиновниками, по которым они

осуждались  к лишению тех или иных прав, в обязательном порядке до исполнения

приговора представлялись на ревизию в Сенат. Затем они  выносились на

"высочайшее  усмотрение и приговор не мог быть исполнен без утверждения паря.

Так формируется  новый институт — судебного надзора. Что касается лиц

«недворянского  состояния», то процедура судебного  надзора заканчивалась на

уровне рассмотрения дела губернатором.

Закон также  обязывал священников сообщать о государственных преступлениях,

ставших известными в результате исповеди, тем самым  нарушая ее тайну.

Значительное  внимание уголовному процессу было уделено  в Своде законов

Российской  империи (кн. II. т XV) — свыше 800 статей. По сути это был

уголовно-процессуальный кодекс России. Решающая роль в нем  отводилась

полиции. Ей вверялось  следствие и исполнение приговора. Само следствие по

закону делилось на предварительное и формальное. Дело начиналось по доносу,

жалобе лица либо по инициативе прокурора, стряпчих или полиции. Прокуроры и

стряпчие осуществляли надзор за следствием. После окончания следствия дело

направлялось  и суд. Судебного следствия как  части судебного разбирательства

не существовало. Дело докладывал по составленным «выписям»  член суда или

секретарь. Как  правило, свидетели и эксперты в  суд не вызывались. Обвиняемый

вызывался лишь для выяснения вопросов о том, применялись ли к нему

недозволенные приемы при производстве следствия. Он являлся не субъектом, а

объектом  процесса.