Учение В. Соловьева о государстве и праве

Значение философии права  Соловьева в истории политико-правовых учений основывается на признании им идеального и социального характера  права. По его убеждению ценность права заключается в том, что  оно является не только нравственным ориентиром, но и необходимым регулятором  общественных отношений. Идеи права  как минимума нравственности, ориентация государства на социальные реформы  были восприняты многими философами права XX в. — П. И. Новгородцевым, С. Л. Франком, Н. А. Бердяевым, С. Н. Булгаковым и др.⁹

В своем учении о праве  Соловьев различает право положительное  и право естественное. Возникновение  права он трактует в духе идей исторической школы права. Право, отмечает он, возникает  фактически в истории человечества наряду с другими проявлениями общечеловеческой жизни, каковы язык, религия, художество и т.д. Первоначальное право как  «непосредственная деятельность родового духа» – это обычное право, но в нем уже есть естественное начало, т.е. начало справедливости, которое  действует здесь не как теоретически сознаваемый мотив, а как непосредственное практическое побуждение. В своем  развитом и теоретически осознанном виде естественное право выступает  как всеобщая идея права, его разумное начало.

Соотношение естественного  и положительного права Соловьев рассматривает как соотношение  разумной сущности права и ее реального  проявления в действующем праве. «Понятия личности, свободы и равенства, – отмечает он, – составляют сущность так называемого естественного  права. Рациональная сущность права различается от его исторического явления, или права положительного. В этом смысле естественное право есть та общая алгебраическая формула, под которую история подставляет различные действительные величины положительного права. При этом само самой разумеется, что эта формула (как и всякая другая) в своей отдельности есть лишь отвлечение ума, в действительности же существует лишь как общее идеальное условие всех положительных правовых отношений, в них и через них». Выступая с критикой противопоставления естественного и положительного права, Соловьев подчеркивал, что на самом деле оба эти элемента с необходимостью входят в любое действительное право.¹⁰

Давая определение понятия  права, Соловьев отмечает, что в основе права лежит свобода как основной характерный признак личности. Правом определяется отношение лиц. Но свобода  лица превращается в право, по Соловьеву, лишь тогда, когда за всеми (по общему правилу) одинаково признается их свобода. «Моя свобода как право, а не сила только, прямо зависит от признания равного права всех других».

Отсюда он выводит основное определение права, право есть свобода, обусловленная равенством. В этом определении права индивидуалистическое начало свободы неразрывно связано  с общественным началом равенства, поэтому можно сказать, что право  есть также синтез свободы и равенства. Признание свободы и равенства  субъектов права в качестве необходимого условия всякого права – это, согласно Соловьеву, и есть выражение  смысла требований и естественного  права, которое «всецело сводится к этим двум факторам». Свобода выступает как субстрат права, а равенство – его необходимая форма. «Отнимите свободу, и право становится своим противоположным, т.е. насилием», – неоднократно повторял Соловьев. Отсутствие общего равенства – также прямое отрицание права.

По смыслу такого юридического правопонимания, закон должен соответствовать праву, иначе он перестает быть правовым явлением и теряет свое правовое значение. При этом Соловьев подчеркивал, что правовая свобода и равенство лиц – это не эмпирический факт (в эмпирической действительности люди различны и отличаются друг от друга), а положение разума.

В общем определении права  как свободы, обусловленной равенством, т.е. равным ограничением свободы лиц, именно равенство, согласно Соловьеву, является тем понятием, которое определяет эту формулу, поскольку только равное ограничение делает из свободы право.

Говоря о внутренней связи  между правом и нравственностью, Соловьев утверждал, что в понятиях правды и закона в равной мере воплощается  единство юридического и этического начала. Вместе с тем он признавал  и различие между этими понятиями, которое сводил к трем основным пунктам: во-первых, нравственное требование по существу является неограниченным и  всеобъемлющим, оно предполагает нравственное совершенство и безусловное стремление к нравственному совершенству. Напротив, юридический закон ограничен  и вместо совершенства требует низшей, минимальной степени нравственного  состояния, требует лишь ограничение  проявления злой воли. Поэтому в  соотношении с нравственностью  «право есть низший предел, или некоторый  минимум, нравственности, равно для  всех обязательный». Эта характеристика содержится и в одной из важнейших  работ Соловьева – в «Оправдании  добра»: «Право есть низший предел или  определенный минимум нравственности».¹¹ Соловьев при этом подчеркивает, что между нравственным и юридическим законом нет противоречия: второй предполагается первым, – хотя юридический закон и не требует высшего нравственного совершенства, но он и не отрицает его.

Единство права и нравственности не исключает, а наоборот – предполагает их различие. Другой критерий, по которому сфера нравственности отличается от права, состоит в том, что высшие нравственные требования не предписывают заранее никаких внешних определений действий, а представляют самому идеальному настроению выразится в соответствующих действиях применительно к данному положению, причем «эти действия сами по себе нравственной цены не имеют» и никак не исчерпывают бесконечного нравственного требования. Юридический же закон имеет своим предметом реально определенные внешние действия, совершением или несовершением которых исчерпывается соблюдение требований этого закона. Это – другой существенный признак права, и если оно первоначально определялось как некоторый минимум нравственности, то дополняя это определение, можно сказать, что право есть требование реализации этого минимума, т.е. осуществления определенного минимума добра, или устранения известной доли зла. В этом также, отмечал Соловьев, нет противоречия между нравственным и юридическим законом.

К тому же нравственный закон  предполагает свободное и добровольное исполнение нравственных требований, и любое принуждение не только не желательно, но и невозможно. Напротив, внешнее осуществление требований юридического закона допускает прямое или косвенное принуждение, так  что принудительный характер такого закона является необходимостью.

Итак, по этим трем признакам  можно следующим образом определить право в его отношении к  нравственности: «Право есть принудительное требование реализации определенного  минимального добра, или порядка, не допускающего известных проявлений зла». Право, в трактовке Соловьева, это не просто выражение справедливости, а выражение принудительной справедливости. Степень и способы реализации добра с помощью права зависят  от состояния нравственного сознания общества и от других исторических условий.

Без права нравственная проповедь, лишенная объективной опоры в  реальном мире, осталась бы только пустословием, а само право, при полном отделении  его формальных понятий и учреждений от их нравственных принципов и целей, потеряло бы свое «беззвучное нравственное основание», ничем не отличаясь от произвола.

Важнейшим условием осуществления  добра в мире Соловьев называл  государство. При этом он критиковал Гегеля за «обожествление» государства. Если Соловьев видел в государстве  лишь «условие» осуществления добра, то Гегель, по его трактовке, приписывал нравственное добро самому государству, даже отождествлял их: государство  у него «само в себе и для  себя есть нравственное целое».¹²

Моральная эмансипация права

Безусловное категорическое требование противиться всему злому  является общим обязывающим правилом для правового и нравственного  сознания. Этот императив, обращенный к совести человека, предполагает добровольное следование ему. И единственная допустимая форма принудительного  противостояния злу - это сопротивление  правовыми средствами. Именно право  призвано охранить жизненно важные устои  общества. В правовом порядке получают защиту минимальные стандарты «доброго поведения и уважения к чужим  правам и интересам, без обязательного  исполнения которых невозможна жизнь  общества, а следовательно, и никакая человеческая жизнь». В силу этого право и профессия правозащитника оправданы по отношению к Добру. Добро «обусловлено» правовой организацией общества, ведь только в правовом порядке может быть реализовано принудительное свойство «реально-предметного» или «практического добра». В этом смысле право выступает своеобразным орудием Добра.

Добро не может ограничиваться одним осознанием и возвещением  нравственного идеала, оно также  требует и реальных условий для  его воплощения. Этот тезис Вл. Соловьев противопоставил популярной идее Л.Н. Толстого о непротивлении злу силой. В своих произведениях философ убедительно показывает, что существование общества «зависит не от совершенства некоторых, а от безопасности всех», и, следовательно, принудительное сопротивление злу «есть необходимое условие нравственного совершенствования и в этом качестве требуется самим нравственным началом, хотя и не есть его прямое выражение».¹³ Сопротивление злу остается вопросом нашего личного вкуса, если его жертвой являемся мы сами, но в случае, когда злое деяние угрожает другому, нравственность обязывает нас дать отпор. Обязанность противодействовать злу, продолжает эту мысль И.А. Ильин, «включает в себя право сделать это». Противоборство злу силой необходимо и оправдано лишь в том случае, когда основанием для него является не правомочие, от осуществления которого можно и отказаться (нанести ответный удар или простить), а моральный долг, который непременно нужно исполнить. Нравственная обязательность силы и меча есть «критерий их допустимости». Здесь речь идет о моральном долге как побудительной силе обращения к правомерному принуждению. Нравственно недопустимо не противостоять злу, несправедливости, беззаконию и именно поэтому принудительное воздействие в правовом порядке позволительно, оправдано и правомочно.

Рассматривая границы  принудительного действия права, Вл. Соловьев утверждает, что оно «всегда  должно быть минимальным; оно тогда  только и может быть добрым, когда  со всех сторон ограничено и определено тем чисто нравственным интересом, которому оно должно служить». Единственным условием принуждения является потребность  защитить общественное благо и безопасность, а предел, который не должно преступать правовое принуждение, - это неприкосновенность личности в ее естественном праве  на жизнь и свободное развитие всех ее положительных сил. Если ради свободы человека даже «прямое воздействие Божества должно быть сведено к минимуму», тем более только минимальным может быть принудительное действие в правовом порядке. Исходя из этого, Вл. Соловьев настаивает на необходимости признать определенную «свободу зла» и «известное право быть безнравственным».¹⁴ Важно, чтобы ответственный, решающий выбор между добром и злом человек осуществлял без какого-либо принуждения. Свобода злу предоставлена во имя свободы добра. В «Оправдании Добра» зло определено как «превходящее условие свободы, т.е. большего добра».¹⁵ Согласно пояснению автора, Бог допускает зло, поскольку умеет извлекать из него добро.

Характерен вывод, который Вл. Соловьев делает, подводя итоги обсуждения нравственного призвания права: без одухотворения и восполнения религиозно-нравственным чувством меч права не способен на дерзновение и подвиг борьбы со злом. В «Краткой повести об антихристе и конце мировой истории» зло облачается в формы закона, предстает в безукоризненно легальном виде. Художественные образы последнего соловьевского произведения свидетельствуют о том, что сила права - необходима, но не самодостаточна. Даже вооруженная властью принуждать, она едва ли не наименьшая из нравственных сил человечества. Вот здесь-то и становится понятным смысл ставшего уже хрестоматийным высказывания философа, которое воспроизведено ныне в «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви»: «Задача права вовсе не в том, чтобы лежащий во зле мир обратился в Царствие Божие, а только в том, чтобы он до времени не превратился в ад». Поиски Вл. Соловьевым нравственного оправдания права увенчались его определением права как «минимума Добра».

Теория Всеединства

В своем духовном развитии В. С. Соловьев испытал много влияний, которые определили направление  и характер его мышления. В ранней юности он воспринял социалистические идеи, свойственное русской мысли  искание социальной правды, а также  веру в прогресс, столь характерную  для XIX в. Свою главную цель Соловьев видел в том, чтобы «ввести вечное содержание христианства в новую соответствующую ему, т.е. разумную безусловную, форму».¹⁶

Центральное понятие философии  Соловьева – понятие всеединства, которое разрабатывалось им под  непосредственным влиянием идей Шеллинга. Ставя вопрос о том, что есть истина, Соловьев прежде всего определяет ее как действительное бытие, как истинно-сущее. Истинно-сущее, по Соловьеву, это, во-первых, множество всего того, что существует, т.е. «всё». Во-вторых, истинно-сущее не есть многое, а есть единое, поскольку истина едина, а не множественна. Таким образом, достигается наиболее точное определение истинно-сущего, которое, «будучи единым, вместе с тем и тем самым есть и всё, точнее, содержит в себе всё, или истинно-сущее есть всеединство». Познание истины, по Соловьеву, для нас возможно только в том случае, если мы будем признавать всю действительность, беря ее в целом, т.е. максимально обобщенно и максимально конкретно. Систематически критикуя позитивистскую философию, Соловьев развивал теорию познания, сочетающую в себе рационалистические и иррационалистические подходы, близкие к концепции «живого знания» славянофилов. Как и славянофилы, он начинает с критики отвлеченного мышления, свойственного европейской философии. С точки зрения Соловьева, отвлеченное мышление – необходимый момент в жизни индивида и в развитии человечества, но его абсолютизирование заводит философию в тупик. Примером этого, по Соловьеву, может служить философия Гегеля.