Ф.Н.Плевако, жизнь и деятельность

Фёдор Ники́форович Плева́ко (25 апреля 1842, Троицк — 5 января 1909, Москва[1]) — русский адвокат, юрист, судебный оратор, действительный статский советник.

Выступал защитником на крупных политических процессах:

Дело люторических крестьян (1880)

Дело севских крестьян (1905)

Дело о стачке рабочих  фабрики Товарищества С. Морозова (1886) и других.

Дело Бартенева

Дело Грузинского

Дело Лукашевича

Дело Максименко

Дело рабочих Коншинской фабрики

Дело Замятниных

Дело Засулич (приписывается Плевако, на самом деле защитником был П.А. Александров) Биография

Фёдор Плевако родился 13  апреля 1842 года в городе Троицк Оренбургской губернии..

По некоторым данным, Ф. Н. Плевако был сыном дворянина (поляка) и крепостной киргизки кайсацкого (казахского) происхождения[2]. Отец — надворный советник Василий Иванович Плевак, мать — крепостная Екатерина Степанова. Родители не состояли в официальном церковном браке, поэтому двое их детей — Фёдор и Дормидонт — считались незаконнорожденными. Отчество Никифорович взято по имени Никифора — крестного отца его старшего брата. Позднее, в университет Фёдор поступал с отцовской фамилией Плевак, а по окончании университета добавил к ней букву «о», причем называл себя с ударением на этой букве: Плевако́.

В Москву семья Плевако  переселилась летом 1851 года. Осенью братьев  отдали в Коммерческое училище на Остоженке. Братья учились хорошо, особенно Фёдор прославился математическими способностями. К концу первого года учёбы имена братьев были занесены на «золотую доску» училища. А ещё через полгода Фёдора и Дормидонта исключили как незаконнорожденных. Осенью 1853 года, благодаря долгим отцовским хлопотам, Фёдор и Дормидонт были приняты в 1-ю Московскую гимназию на Пречистенке — сразу в 3 класс[3]. Кстати, в этот же год в гимназию поступил и Пётр Кропоткин и тоже в третий класс.[5] В этой же школе учились многие ставшие впоследствии известными деятели России.

Окончил курс на юридическом факультете Московского университета. Состоял в Москве кандидатом на судебные должности. В 1870 году Плевако поступил в сословие присяжных поверенных округа московской судебной палаты, что улучшило его материальное положение. Он приобретает в собственность дом. Вскоре он стал известен как один из лучших адвокатов Москвы, часто не только помогавший бедным бесплатно, но порой и оплачивавший непредвиденные расходы своих нищих клиентов.

Адвокатская деятельность Плевако прошла в Москве, которая  наложила на него свой отпечаток. И  звон колоколов в московских храмах, и религиозное настроение московского  населения, и богатое событиями прошлое Москвы, и нынешние её обычаи находили отклик в судебных речах Плевако. Они изобилуют текстами Священного Писания и ссылками на учение святых отцов. Природа наделила Плевако чудесным даром слова.

Не было в России оратора  более своеобразного. Первые судебные речи Плевако сразу обнаружили огромный ораторский талант. В процессе полковника Кострубо-Корицкого, слушавшемся в рязанском окружном суде (1871), противником Плевако выступил присяжный поверенный князь А. И. Урусов, страстная речь которого взволновала слушателей. Плевако предстояло изгладить неблагоприятное для подсудимого впечатление. Резким нападкам он противопоставил обоснованные возражения, спокойствие тона и строгий анализ улик. Во всём блеске и самобытной силе сказалось ораторское дарование Плевако в деле игуменьи Митрофании, обвинявшейся в московском окружном суде (1874) в подлогах, мошенничестве и присвоении чужого имущества. В этом процессе Плевако выступил гражданским истцом, обличая лицемерие, честолюбие, преступные наклонности под монашеской рясой. Обращает на себя также внимание речь Плевако по слушавшемуся в том же суде, в 1880 году, делу 19-летней девушки, Качки, обвинявшейся в убийстве студента Байрошевского, с которым она находилась в любовной связи.

Нередко Плевако выступал в делах о фабричных беспорядках и в речах своих в защиту рабочих, обвинявшихся в сопротивлении властям, в буйстве и истреблении фабричного имущества, будил чувство сострадания к несчастным людям, «обессиленным физическим трудом, с обмершими от бездействия духовными силами, в противоположность нам, баловням судьбы, воспитываемым с пелёнок в понятии добра и в полном достатке». В своих судебных речах Плевако избегал эксцессов, полемизировал с тактом, требуя и от противников «равноправия в борьбе и битве на равном оружии». Будучи оратором-импровизатором, полагаясь на силу вдохновения, Плевако произносил наряду с великолепными речами и относительно слабые. Иногда в одном и том же процессе одна речь его была сильна, другая — слаба (например, по делу Меранвиля). В молодые годы Плевако занимался и научными работами: в 1874 году он перевёл на русский язык и издал курс римского гражданского права Пухты. Помощником у него был после 1894 года известный певец Л. В. Собинов. По своим политическим воззрениям он принадлежал к «Союзу 17 октября».

Плевако владел многоквартирным  доходным домом на Новинском бульваре; этот дом получил название "дом Плевако" и называется так до сих пор.

Фёдор Никифорович Плевако  умер 23 декабря 1908 года (5 января 1909), на 67-ом году жизни, в Москве[1]. Похоронили Плевако при громадном стечении народа всех слоев и состояний на кладбище Скорбященского монастыря.

В 1929 году монастырское кладбище решено было закрыть, а на его месте организовать детскую площадку. Останки Плевако, по решению родственников, были перезахоронены на Ваганьковском кладбище.

Прасковья Качка - убийство из ревности. 
Дело по обвинению дворянки Прасковьи Петровны Качки, 19 лет, слушалось в Московском окружном суде 22 и 23марта 1880 года. Но и по сей день убийство на почве ревности - одно из наиболее часто встречающихся наряду с экономическими преступлениями, которым подвержен слабый пол. 
Вечером 15 марта 1879года в меблированных комнатах Квирина на Басманной был убит выстрелом в висок бывший студент дворянин Бронислав Байрашевский. Убийство произошло на квартире его товарища при скоплении народа, в том числе и сожительствовавшей с убитым Прасковьей Качкой. Они познакомились за год до этого, готовясь к предстоящему научному образованию, а вспыхнувшие вскоре чувства заставили их поселиться вместе. Байрашевский дал обещание женится, и чувства Качки перешли в страсть. Она перестала учиться, произошла перемена в характере, проявились перепады от резкого веселья к мрачности, может быть, порождаемые тем, что сам предмет страсти стал к ней заметно охладевать, бесконечно откладывая сроки свадьбы. Сначала Качка подозревала, ну а после и убедилась в измене, когда Байрашевский вдруг заявил о намерении жениться на её подруге Ольге Пресецкой. Именно в роковой день 15 марта Ольга приезжает Из Петербурга, чтобы ехать знакомиться с родителями Байрашевского перед предстоящим венчанием. За неделю до этого Качка, задумывая самоубийство, приобрела револьвер; но известие о предстоящем венчании меняет её планы - вечером она застрелила изменившего мужчину. Суд квалифицировал дело как убийство из ревности. 
 
Защитную речь произнес Ф.Н. Плевако. Характерной особенностью этой речи Плевако была в том, что в ней вообще не было никакого юридического анализа состава преступления. Плевако, дав психологический мастерский анализ всего пережитого обвиняемой за её 18 лет (трудное детство, «физическое нездоровье», предательство близкий людей), воззвал к милосердию присяжных: «Я знаю, что преступление должно быть наказано. Но присмотритесь к этой 18-летней женщине и скажите мне, что она - зараза, которую нужно уничтожить, или зараженная, которую надо пощадить?<…> Не с ненавистью, а с любовью судите, если хотите правды. Пусть по счастливому выражению псалмопевца, правда и милость встретятся в вашем решении, истина и любовь облобызаются! <…> Раскройте ваши объятия, я отдаю ее вам. Делайте, что совесть вам укажет».25 
 
Присяжные заседатели признали факт преступления доказанным, а подсудимую — действовавшею в состоянии умоисступления. 
Суд определил отдать П. П. Качку для лечения в больницу, и, вероятно оно пошло ей на пользу. Спустя пять лет В.Г. Короленко видел её на пристани в Нижнем Новгороде среди пассажиров - «нарумяненной и напудренной», жизнерадостной.

Тайна ораторского искусства. Судебные ошибки. 
 
Сам Федор Никифорович объяснял секреты своих удач в качестве защитника очень просто. Первый секрет: он всегда был буквально преисполнен чувством ответственности перед своими клиентами. «Между положением прокурора и защитника - громадная разница, - говорил он на процессе Мамонтова. - За прокурором стоит молчаливый, холодный, незыблемый закон, а за спиной защитника - живые люди. Они полагаются на своих защитников, взбираются к ним на плечи и … страшно поскользнуться с такою ношей!» К тому же Плевако (может быть, как никто) умел воздействовать на присяжных заседателей. Этот свой секрет он так объяснил В.И.Сурикову: «А ведь ты, Василий Иванович, когда пишешь свои портреты, стремишься заглянуть в душу того человека, который тебе позирует. Так вот и я стараюсь проникнуть взором в души присяжных и произношу речь так, чтобы она дошла до их сознания». 
 
Был ли Плевако всегда убежден в безвинности своих подзащитных? Разумеется нет. Впрочем, заведомо неправых дел адвокат Плевако, судя по всему, избегал. Так, он отказался защищать скандально известную аферистку Софью Блювштейн, по прозвищу «Сонька - золотая ручка», и не напрасно слыл среди обвиняемых «Правыкой». 
Разумеется, сила Плевако как судебного оратора заключалась не только в находчивости, эмоциональности, психологизме, но и в живописности слова. Хотя на бумаге его речи многое потеряли, они все-таки остаются выразительными. Плевако был мастер картинных сравнений (цензура: это - щипцы, которые «снимают нагар со свечи, не гася ее огня и света»); антитезы (о русском и еврее: «наша мечта - пять раз в день поесть и не затяжелеть, его - в пять дней раз и не отощать»; эффектные обращения (к тени убитого коллеги: «Товарищ, мирно спящий во гробе!»); к присяжным по делу П.П.Качки: «Раскройте ваши объятия - я отдаю ее вам!» 
Тексты своих речей Плевако заранее никогда не писал, но после суда по просьбе газетных репортеров или близких друзей иной раз («когда не ленился») записывал уже произнесенную речь. Эти записи принадлежат, бесспорно, к лучшим текстам в его двухтомнике. 
К недостаткам ораторской манеры Плевако критики относили композиционную разбросанность и, особенно, «банальную риторику» отдельных его речей. 
Кроме того, Плевако часто грешил тем, что изучал дела недостаточно внимательно (а иногда и вовсе довольствовался лишь чтением обвинительного заключения), не вдавался в подробности, нередко во время процесса путал имена свидетелей и сбивался сам. Как результат, в его речах не было детального разбора фактов. Похоже, юридические тонкости его вообще мало волновали. Он черпал вдохновение не в прозе судебных уставов, а в окружающей его жизни, морали, нравственности, религии. Если же почвы для вдохновения не находилось, речи его становились бессодержательными.  
Разносторонность дарования Ф.Н.Плевако как адвоката в малоизвестных делах.  
Насколько непредсказуемы были защитительные находки Плевако, видно из двух его выступлений, о который в свое время ходили легенды: в защиту священника, отрешенного от сана за воровство, и старушки, укравшей жестяной чайник. Первый случай со слов известного российского и советского адвоката Н.В.Коммодова художественно описал не менее известный следователь и литератор Л.Р.Шейнин. (Спустя три десятилетия, уже в наши дни, М.Я.Лешинский, сославшись на то, что покойный Шейнин когда-то рассказал ему эту историю, дословно воспроизвел его публикацию в своем сочинении, как бы от себя). 
 
Суть дела о проворовавшемся священнике вкратце излагали также Вересаев и Смолярчук. Вина подсудимого в хищении церковных денег была доказана. Он сам в ней признался. Свидетели были все против него. Прокурор произнес убийственную для подсудимого речь. Плевако, заключивший пари с фабрикантом-меценатом С.Т.Морозовым о том, что он вместит свою защитительную речь в одну минуту и священника оправдают, промолчал все судебное следствие, не задал никому из свидетелей ни одного вопроса. Когда же наступила его минута, он только и сказал, обратясь к присяжным с характерной для него задушевностью: « Господа присяжные заседатели! Более двадцати лет мой подзащитный отпускал вам грехи ваши. Один раз отпустите вы ему, люди русские!» Присяжные оправдали священника. 
 
В деле о старушке, укравшей чайник, прокурор, желая заранее парализовать эффект защитительной речи Плевако, сам высказал все возможное в пользу обвиняемой (сама она бедная, кража пустяковая, жалко старушку), но подчеркнул, что собственность священна, нельзя посягать на нее, ибо ею держится все благоустройство страны, и «если позволить людям не считаться с ней, страна погибнет». Поднялся Плевако: «Много бед, много испытаний пришлось претерпеть России за ее больше чем тысячелетнее существование. Печенеги терзали ее, половцы, татары, поляки. Двунадесять языков обрушились на нее, взяли Москву. Все вытерпела, все преодолела Россия, только крепла и росла от испытаний. Но теперь, теперь… Старушка украла жестяной чайник ценою в 30 копеек. Этого Россия, уж, конечно, не выдержит, от этого она погибнет». Старушку оправдали. 
 
Как видно из этих дел, русский адвокат великолепно владел речевыми стратегиями, мастерски выстраивая, казалось бы, простую и очень короткую речь. А ведь за этим стоит и прекрасное знание психологии, и владение такой наукой, как логика, и, безусловно, ораторское мастерство Плевако.

Заключение. 
Рассматривая деятельность Плевако, как блистательного оратора, борца за истину, приходишь у пониманию того, что судебная речь – одна из самых ответственных из всех речей. Ведь за выступлением судебного оратора часто стоит не просто судьба, а сама жизнь человека. Поэтому основная цель выступления оратора - юриста - воздействовать на суд, на присяжных заседателей, на аудиторию путем раскрытия новых фактов, расстановки соответствующих акцентов и, - главное - за счет обращения к воображению и эмоциям слушателей. Ф.Н. Плевако уделял первостепенной внимание факторам психологического воздействия, считал, что доказать еще не значит убедить. 
И в заключении, следует отметить, что необходимо уделять большое внимание развитию культуры судебной речи и общего ораторского искусства. На мой взгляд, основы красноречия нужно закладывать уже в период обучения детей в школе, так как именно школа должна воспитывать сознательное отношение учеников к языку. В связи с тем, что настало время, которое требует от нас, юных граждан правовой грамотности, то следует включить в школьный курс изучение речей судебных ораторов XIX - XX. вв.