Михаил Михайлович Сперанский

Михаил Михайлович Сперанский

1772 – 1839

Имя Михаила Михайловича Сперанского оставило глубокий след в истории России. Политика и экономика, религиозное просвещение и юриспруденция - трудно назвать ту сферу общества, которая бы осталась незатронутой его реформами. Деятельность Сперанского повлияла на политический ход развития страны, а его идеи легли в основу всех последующих преобразований второй половины XIX и начала XX столетий.

 

М.М. Сперанский родился 1 января 1772 г. в селе Черкутино Владимирской губернии в семье сельского священника Михайло, не имевшего даже родового прозвища. Свою фамилию (от лат. sperare – надеяться) он получил во Владимирской семинарии, которую окончил в 1790 г. Как один из наиболее способных учеников, для продолжения образования был направлен в Александро-Невскую семинарию (ныне Санкт-Петербургская Духовная академия), после окончания которой (1792 г.) был оставлен там преподавателем. Молодой выпускник читает здесь лекции по математике, физике, красноречию и философии, публикует свои первые стихи в журналах, а в 1793 г. создает «Правила высшего красноречия» (будут напечатаны лишь в 1844 г.).

 

Сперанский несомненно добился бы больших успехов в православном просвещении, но вмешалась рука судьбы - его взял к себе в качестве домашнего секретаря князь А.Б. Куракин. Вскоре, зарекомендовав себя на этой службе с самой лучшей стороны, Сперанский (после воцарения Павла I и назначения Куракина генерал-прокурором) приглашается на службу в Сенат. Обширные познания, творческий ум и гибкость характера позволили ему сделать головокружительную карьеру. 1 января 1798 г. Сперанский - надворный советник, 18 сентября того же года - коллежский советник, а в декабре 1799 г. - статский советник. Помимо службы в Сенате Сперанский является секретарем Комиссии по снабжению столицы хлебом и секретарем Андреевского ордена. К исходу павловской эпохи его награждают орденом св. Иоанна Иерусалимского.

 

Карьера реформатора успешно продолжается при Александре I, вступившем на престол 12 марта 1801 г. В 1803-1807 гг. Сперанский - директор департамента Министерства иностранных дел, с 1807 г. - статс-секретарь Александра I, с 1808 г. - член Комиссии составления законов и товарищ министра юстиции, с 1810 г. – государственный секретарь вновь учрежденного Государственного совета. За это время Сперанский подготовил и опубликовал целую серию записок, отражавших его многосторонние интересы. Среди них: «Записка об устройстве судебных и правительственных учреждений в России», «О коренных законах государства», «О постепенности усовершенствования общественного», «О силе общего мнения», «Еще нечто о свободе и рабстве» и другие. 

В 1808-1811 гг. активизируется законопроектная деятельность М.М. Сперанского. Он выступает инициатором подготовки и принятия наиболее важных законов  в сфере управления, просвещения, финансов и т. д. В эти годы Сперанский становится незаменимым человеком в окружении императора. По поручению Александра I он составляет план государственного преобразования России (в 1809 г. этот план под названием «Введение к Уложению государственных законов» был готов и представлен императору), формулирует основные принципы бюджетного законодательства («План финансов» был утвержден манифестом императора в 1810 г.), принимает активное участие в реорганизации министерств, готовит проект преобразования Сената.  Тем временем в аристократических кругах России появилось много противников проводимых Сперанским реформ. Это были могущественные силы, предпринимавшие попытки дискредитировать и реформы и самого реформатора в глазах императора. В результате этих интриг в 1812 г. Сперанский был отправлен в ссылку.

 

В 1816 г. Александр I назначает М.М. Сперанского пензенским губернатором, а в 1819 г. -  сибирским генерал-губернатором. На этих постах он снискал всеобщее уважение. В Пензе успешно провел реформу губернских учреждений, в Сибири подготовил и осуществил мероприятия по преобразованию управления и улучшению экономического, социального и культурного развития вверенного ему края.

 

В Петербург М.М. Сперанский возвратился 22 марта 1821 г. Положение бывшего министра оставалось непрочным. Он не получил никаких ключевых постов, был назначен членом Государственного совета по департаменту законов.

 

После восшествия на престол Николая I М.М. Сперанский обратился к нему с предложением составить кодекс законов. Император одобрил инициативу и поручил ему эту важнейшую работу. «Полное собрание российских законов» в 45 объемистых томах вышло из печати уже в 1830 г., а в 1832 г. был опубликован «Свод законов» в 15 томах, представляющий собой систематическое изложение действующего законодательства.

 

Титанический труд Сперанского был оценен царем в полной мере. На заседании Государственного совета, состоявшемся 20 января 1833 г., Николай снял с себя звезду Андрея Первозванного - высшего ордена Российской империи - и собственноручно возложил ее на Сперанского. В 1837 г. Михаил Михайлович был приглашен преподавать право наследнику престола, что стало свидетельством высшего доверия со стороны монарха. Последней милостью царя стало возведение Сперанского в графское достоинство 1 января 1839 г. - в этот день ему исполнилось 67 лет.

 

Жить ему оставалось чуть больше месяца. Граф Сперанский скончался 11 февраля 1839 г., успев сочинить девиз для собственного герба: In adversis sperat (В несчастиях надеется).

 

 

 

 

 

Введение

 

 

В условиях формирования и функционирования гражданского общества в современной России первостепенное значение приобретает внесение должной упорядоченности во все многообразие общественных отношений, обеспечение массового позитивного, в том числе правомерного, поведения членов российского общества. В связи с этим исключительно значимое, ценностное значение приобретает активное, целенаправленное, полновесное и весьма многогранное взаимодействие всех социальных норм (нормативных регуляторов).

 

Взаимодействие – самое главное характерное свойство нормативно-регулятивной системы. Ее составные компоненты соответствуют системно-функциональным параметрам именно потому, что они обладают потенциальной возможностью находить точки соприкосновения с другими структурными подразделениями и сообща, совместно воздействовать на соответствующие общественные отношения, сознание, психологию, поведение тех или иных членов гражданского общества с общей, единой целью – достичь необходимых позитивных результатов, направить соответствующее социальное поведение в нужное русло.

 

Как показывают история и регулятивная практика, в системе функционирования и взаимодействия социальных норм приоритетное место занимают юридические нормы и нормы нравственности (морали). Данной форме взаимодействия уделялось и продолжает уделяться наибольшее внимание в научной и учебной литературе. В частности, вопросы взаимосвязи и соотношения нравственности и права рассматривали в своих трудах такие известные правоведы как С.С. Алексеев, М.И. Байтин, Л.В. Батиев, Н.Н. Вопленко, О.А. Дабакова, Л.Н. Каратаева, Б.А. Кистяковский, П.И. Новгородцев, И.В. Михайловский, В.С. Соловьев, Е.Н. Трубецкой, Б.Н. Чичерин, А.С. Ященко и др.

 

В условиях становления и функционирования гражданского общества и правового государства взаимодействие юридических норм и норм нравственности не только не утратило своей актуальности, но приобрело еще более весомое значение, поскольку лежит в основе самых сущностных, острых, проблемных аспектов взаимоотношений между членами общества. Однако практическую значимость данного взаимодействия, как, впрочем, и любого другого явления, невозможно до конца осмыслить и оценить без ее разноаспектного анализа, чему и посвящено настоящее исследование.

 

Цель курсовой работы состоит в комплексном исследовании нравственности и права как социальных регуляторов поведения человека и выявлении модели их взаимодействия.

 

Для достижения поставленной цели определены следующие задачи:

 

−      определить понятие права и нравственности;

 

−      выявить общие и отличительные черты права и нравственности;

 

−      изучить взаимосвязь и взаимодействие права и нравственности.

 

Объект исследования − право и нравственность как социальные регуляторы общественных отношений.

 

Предмет исследования – анализ взаимодействия права и нравственности.

 

Методологическую базу исследования составляет диалектико-материалистический метод научного познания объективного мира, основанные на нем общенаучные и частнонаучные методы теоретического анализа − системно-структурный, анализ, синтез, обобщение.

 

Теоретическую основуисследованиясоставили теоретические и научно-практические работы специалистов в области теории права

 

Структурно работа состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы.

 

 

1.Понятие права и нравственности

 

 

В современной научной литературе существует сотни определений права и нравственности, в которых раскрываются различные стороны этих важнейших общественных институтов. Связано это с тем, что право и нравственность являются не только важнейшими элементами современной общественной жизни, выступающими гарантами стабильности общественных отношений, но и сложными социальными образованиями, имеющими мировоззренческое значение.

 

По меткому выражению С.С. Алексеева «право имеет три образа, в котором оно выступает перед людьми, являясь нам в виде общеобязательных норм, законов, деятельности судебных и иных юридических учреждений юридических реалий с которыми сталкивается в своей практической жизни человек; особого сложного социального образования своеобразного и крупного подразделения, подсистемы в обществе, имеющей свою особую природу и логику, такой же подсистемы, как, например, государство, искусство, мораль; явления мирозданческого порядка одного из начал и проявлений жизни разумных существ, людей. Каждый из этих «образов» выражает своеобразный угол зрения в понимании права ступень в постижении его особенностей, социальной роли и смысла»

 

Право и нравственность

 

Согласно высказанному мною раньше определению: "право есть внешняя свобода, предоставленная и ограниченная нормой". Нетрудно убедиться, что определение это заключает в себе именно те существенные признаки права, которых недостает другим, рассмотренным нами, определениям. Значительная часть этих определений считает характерным для права то, что оно является созданием государства или пользуется его признанием; но мы видели, что право может существовать и помимо государства, что оно предшествует государству и обусловливает его собою; точно так же несущественным является для права признание его каким-либо внешним авторитетом: ибо право обусловливает собою всякий авторитет. Другие определения считают существенными признаками понятия права принуждение, силу, интерес, осуществление мира, нравственное содержание правовых норм; однако несущественность всех этих признаков для права наглядно доказывается тем, что право сплошь да рядом осуществляется безо всякого принуждения и насилия, что существуют правовые нормы, не выражающие в себе интересов, не направленные к осуществлению мира и, наконец, безнравственные по своему содержанию.

 

За устранением всех перечисленных признаков право все-таки не перестает быть правом; существенными же признаками каждого данного понятия могут признаваться только те, с уничтожением коих уничтожается самое понятие; с этой точки зрения нетрудно убедиться в том, что в формулированном в начале курса определении даны именно существенные признаки права; отсутствие внешней свободы есть синоним бесправия: лицо, лишенное внешней свободы, есть лицо вполне бесправное; стало быть, внешняя свобода является необходимым, существенным признаком права. Точно так же не может быть права и при отсутствии таких правил или норм, которые бы, с одной стороны, предоставляли отдельным лицам определенную сферу внешней свободы, а, с другой стороны, ограничивали бы внешнюю свободу лица: безграничный произвол, так же, как и отсутствие свободы, есть синоним отсутствия права; стало быть, норма, кладущая предел произволу или, что то же, ограничивающая внешнюю свободу одних лиц во имя внешней свободы других лиц, также является существенным признаком права. Заключая в себе существенные признаки права, наше определение вместе с тем достаточно широко, чтобы обнять в себе все формы права: под него подойдут не только нормы права, установленные и признанные государством или каким бы то ни было внешним авторитетом, но и те нормы, на которых утверждается самый авторитет государства и всякий вообще внешний авторитет.

 

Существенно отклоняясь от господствующих воззрений, наше определение, само собою разумеется, вызовет серьезные возражения, с которыми так или иначе необходимо посчитаться. Нетрудно предвидеть, что большинству современных юристов оно покажется слишком широким. Нам могут возразить, что оно не выражает существенных отличий области права от других смежных с ним областей, в особенности, нравственности, что под него подойдут и нормы нравственные.

 

В самом деле, уважение к внешней свободе ближнего требуется не только правом, но и нравственностью: есть множество нравственных норм, которые ограничивают произвол одних лиц во имя внешней свободы других; так, нравственные нормы воспрещают красть, убивать, наносить ближним побои, следовательно, они, подобно нормам правовым, ограждают внешнюю свободу лица против насилий и всяких вообще проявлений чужого произвола. Отсюда, по-видимому, можно заключить, что данное нами определение права не заключает в себе тех признаков, на основании которых можно было бы отличить нормы правовые от норм нравственных.

 

Возражение это, однако, может показаться основательным только с первого взгляда. Оно могло бы иметь силу только в том случае, если бы нравственность и право были сферами, взаимно друг друга исключающими, так чтобы нравственное правило не могло бы быть вместе с тем и правовым, а правовая норма не могла бы быть вместе с тем и нравственною. На самом деле, как раз наоборот, область нравственности и область права не только не исключают друг друга, но находятся в тесном взаимном соприкосновении, так что одни и те же нормы могут одновременно заключать в себе и правовое и нравственное содержание. Как уже было раньше замечено, далеко не все правовые нормы нравственны по своему содержанию; но случаи совпадения правовых и нравственных требований далеко не редки. Вот почему нельзя требовать от определения права, чтобы оно из себя исключало все те правила и нормы, которые содержат в себе нравственные требования.

 

Сила приведенного только что возражения парализуется тем, что все те нравственные правила, которые ограничивают произвол одних лиц во имя внешней свободы других, суть вместе с тем и нормы правовые; так, напр., нормы воспрещающие убивать, красть, наносить ближним побои, устанавливают вместе с тем право лица на жизнь, собственность и физическую неприкосновенность. Вообще под наше определение права подходят только те нравственные правила, которые имеют правовое значение. Напротив того, нетрудно, убедиться, что оно решительно исключает из себя те нравственные предписания, которые правового значения не имеют. Так, напр., под это определение не подходит нравственное правило, воспрещающее всякую ложь, как таковую: сама по себе ложь, поскольку она не наносит никому ущерба, не есть нарушение сферы внешней свободы какого-либо лица; нетрудно убедиться, что такая ложь не есть вместе тем и нарушение чьего-либо права. Напротив того, есть специфический вид лжи, клеветы, который представляется правовым нарушением не только нравственности; нетрудно убедиться, что клевета является вместе с тем прямым посягательством против внешней свободы ближнего, против его свободы осуществлять во внешнем мире все те цели, которые предполагают доброе имя. Нравственное правило, воспрещающее клевету, несомненно, заключает в себе правовой элемент; вот почему оно и подходит под наше определение права. Нетрудно убедиться также, что под наше определение права не подходят все те нравственные правила, которые требуют от нас того или другого внутреннего настроения, напр., любви, доброжелательства или уважения к ближнему, бескорыстной преданности долгу ради самого долга. Само по себе мое внутреннее настроение не затрагивает сферы внешней свободы ближнего; вот почему оно и не может послужить содержанием его права; если мы говорим о чьем-либо праве на уважение, любовь или благодарность, то это - не более, как неточные выражения, злоупотребления языка; предметом чьего-либо права могут быть только чужие действия, а не чужое настроения, так как сфера внешней свободы каждого лица непосредственно затрагивается только действиями, а никак не настроением ближнего. Одни и те же действия могут быть вызываемы самыми различными настроениями: напр., купец может не обманывать своих покупателей или потому, что любит честность ради самой честности или же потому, что он дорожит репутацией своей торговой фирмы, или же, наконец, потому, что он боится наказания; во всех этих случаях образ действий купца будет одинаково согласен с правом: право покупателя простирается только на действия купца, которые так или иначе затрагивают сферу его внешней свободы, а не на настроение, которое выходит за пределы этой сферы.