Контрольная работа по "Этике"

Верность сеньора вассалу не менее значима, чем верность вассала  сеньору. Сеньор, не заботящийся о  жизни своего вассала, имел мало шансов приобрести других военных слуг.

Верность распространяется и на отношение рыцаря с Богом. Причем верность понимается рыцарским сословием  как взаимное обязательство. Господь  мыслился не только Богом верных рыцарей, но и верным Богом. В рыцарском  сознании он предстает как защитник и даритель благ тем рыцарям, которые праведно исполняют свой долг. Не случайно Христос в миниатюрах псалтырей XII века представлен с мечом и щитом, в кольчуге, со шлемом на голове, окруженный свитой рыцарей и министериалов. В образах феодального быта рисуется и день Страшного суда, когда Господь со своими лучшими рыцарями соберет свой двор, свою курию и будет судить правых и виноватых, верных и неверных

Природная данность вкупе с духовной ограниченностью социокультурной  среды раннего средневековья отчетливо проявляют себя в отношении к женщине в этот период. Как и в древнегерманской поэзии, в литературе раннего средневековья женщина занимает чрезвычайно малое место. В этой литературе отсутствует всяческая куртуазность, авантюрность, сколько-нибудь внятный интерес к "жизни сердца". В chansons de gestes (героических поэмах) женщина еще не играет заметной роли. Лишь с куртуазным романом XII века приходит воспевание женщины. Это явление тем любопытнее, что в культурах, где человек прокладывает себе путь мечом, женщины обычно ценятся не слишком высоко. В кодексе самураев, который часто сравнивают с кодексом европейского рыцарства, женщина вообще не берется в расчет. К рыцарскому кодексу обычно возводят понятие галантности. Монтескьё определяет галантность как любовь, связанную с понятием опеки и силы, точнее не столько любовь, сколько "нежную, утонченную и постоянную видимость любви".

В эпоху классического средневековья  ситуация меняется. Именно в рыцарской  среде формируется культ Прекрасной Дамы, составляющий самую сердцевину так называемой куртуазной любви, под которой понимается новая форма отношений между мужчиной и женщиной. Современниками тогдашней эпохи куртуазная любовь называлась "fine amour", то есть утонченной любовью.

Любовь, воспеваемая провансальскими поэтами XII и начала XIII века уже носит индивидуальный характер: поэту дорога лишь одна женщина, и он не променяет ее ни на какую другую. Не знатность происхождения и богатство, а красота и куртуазность дамы вызывают чувства трубадура. Понятия благородства рождения и благородства внутреннего мира начинают расходиться в этих произведениях. Прекрасная дама должна обладать тактом, любезностью, умением со вкусом одеваться, благородством, способностью вести светскую беседу - иначе говоря, набором тех признаков, которые в совокупностью и называются куртуазностью. Отношения между возлюбленными, судя по песням трубадуров, были различны: от платонического "служения" неприступной даме, до весьма интимных отношений, нередко рисуемых трубадурами с натуралистической прямотой. Вскоре выработался определенный ритуал ухаживания и любовных отношений, которому должны были следовать все изысканные люди, дорожившие своей репутацией. Дама была обязана иметь возлюбленного и соответственно с ним обращаться, ее рыцарь должен был хранить тайну "сокровенной любви" и служить даме сердца точно так же, как вассал служит сеньору: феодальная терминология легко распространялась и на интимные отношения. Присущая сознанию эпохи страсть к классификации выразилась в создании своего рода "схоластики любви", канонов любовного поведения и выражения чувств.

По мнению средневековых  авторов, любви между супругами  быть не может, ибо любовь требует  тайны и поцелуев украдкой; любовь к тому же не возможна без ревности, то есть без состояния тревоги о том, как бы не потерять возлюбленную, а в браке ничего подобного нет.

Куртуазная любовь носила социально-знаковый характер, символизировала  престиж мужчины в рыцарском сообществе. Впоследствии неписаный кодекс чести закрепит в качестве обязательного условия – рыцарь не рыцарь, если он не имеет дамы сердца. К XII веку во Франции сложился обычай майората, согласно которому наследственный надел, феод доставался одному, преимущественно старшему сыну. Остальные благородные члены семьи мужского пола обречены были остаться неженатыми. Простолюдинки, были готовы одарить молодого благородного рыцаря своим вниманием. Но, само собой разумеется, успех у них не поднимал престиж рыцаря в глазах общества. Иное дело знатная дама. Достоин зависти и восхищения был тот, кто сумел добиться внимания дамы. Нелишне заметить, что ею нередко становилась жена дядюшки, брата или сеньора. Чаще всего именно эти женщины были для молодых юношей объектом мечтаний, поскольку их школой нередко был двор сеньора их отца или дяди по материнской линии.

Рассмотренный с историко-психологической  точки зрения, сам процесс куртуазной любви проливает свет на тот механизм окультуривания пространства любовных взаимоотношений, который был связан с культом Прекрасной Дамы. Совершенно очевидно, что все участники данной культурной игры каждый на свой лад были заинтересованы в ней. Добиваясь внимания дамы, рыцарь имел шанс получить не только знаки признания со стороны благородной, а возможно и красивой женщины, но и самоутвердиться в глазах общества. Даме ухаживания пусть небогатого, но молодого и благородного рыцаря приносили свои дивиденды. Удовлетворялось ее женское самолюбие, равно как и статусные амбиции. Муж должен был ценить внимание к собственной супруге – столь притягательная для других благородных мужей особа принадлежала именно ему, этим повышалась его самооценка, равно как и оценка его окружающими.

Удовольствие, которое  получал рыцарь от этой игры, заключалось не столько в сфере реализуемого, сколько в сфере воображаемого. Так рождалось явление платонической или "высокой" любви к даме, придавшей женщине новую высокую знаковую ценность. Поскольку ее глазами, ее сознанием производилась оценка мужчины, то не мог не повыситься и ее ценностный статус в глазах мужского общества.

Родившаяся куртуазная стилистика отношений между мужчиной и женщиной была достаточно хрупкой, для той эпохи она являлась скорее регулятивным идеалом, чаще расходившимся  с жизнью, нежели воспроизводимым в ней. Источники сплошь и рядом говорят о физическом насилии (не говоря уже о других формах), даже над знатными женщинами.

И, тем не менее, этот идеал, сформировавшись к рубежу XI – XII веков в среде южно-французского рыцарства, со временем распространился в других европейских странах. При всем том, что в более поздние эпохи была развенчана и высмеяна его романтически избыточная природа, ему была суждена большая будущность в судьбах европейской культурной традиции.

Его рождение во Франции  и распространение в Европе вполне закономерно. Лежавшая в основе куртуазной игры социально-психологическая "интрига" могла возникнуть лишь в соответствующем историко-культурном контексте. Специфика складывания феодальной элиты в Западной Европе, прежде всего во Франции, с присущими ей эгалитарными установками сознания и поведения, сделали возможным "признание" женщины. Идеал Прекрасной Дамы при всей своей избыточности, осмеянный за чрезмерную романтизацию отношений полов уже в XIII веке в знаменитом "Романе о Розе", оказался значимым культурным ориентиром для европейского мира не только в средневековье, но и в Новое время и, как это не парадоксально, в эмансипированной современности.

Как бы то ни было, явившись, этот культ стал неотъемлемой частью культуры средневековья.

Вот основные черты рыцарской  культуры, она существовала во времена  тотального господства католической церкви. Но христианская оболочка рыцарства  была чрезвычайно тонка: вместо смирения - гордость, вместо прощения - месть, полное неуважение к чужой жизни; прелюбодеяние - необходимый атрибут рыцарской доблести, а для христианства - нарушение одной из заповедей. Все это позволяет нам говорить об особенной рыцарской культуре - ярчайшем явлении в то мрачное время.

4 ВОПРОС

Августин  Блаженный и теологическое обоснование морали

Идея подчинения морали религии очень ярко отражена в творчестве Августина Блаженного (354—430 гг.). Его считают одним из самых значительных представителей эпохи патри–стики. Для этики  мыслителя характерно осознание  Бога как единственного источника и меры нравственности, объясне–ние зла как отрицания добра и отступления от божественных предписаний, негативное отношение к активности человека и отрицание нравственной полноценности личности.

В его творчестве значительную роль приобретает осмысле–ние каждой из божественных заповедей в их отношении к миру, что тесным образом связано с этикой. Этическим проблемам посвящены трактаты Августина «О свободном произволе–нии», «О Граде Божием», «О благодати и свободном произво–лении», «Исповедь». Согласно учению Августина, каждый по–ступок христианин совершает, думая об исповедальном акте.

Это оказывает  влияние на нравственное сознание челове–ка, делает его детерминированным не только прошлым, но также и будущим, уже имеющимся в вечности возмездия: ка–рой или блаженством.

Но вместе с  тем этот поступок является совершенно сво–бодным, так как в нем жизнь  завершается лишь мысленно, жизнь  еще впереди и, совершая тот или  иной поступок сейчас, человек сам  выбирает и свое будущее, и свою вечность.

Августин Блаженный разработал учение о воле, которое стало стержневым в эпоху Средневековья, так как в нем за–ключается онтологическое доказательство бытия Бога. В труде «О Граде Божием» воля мыслителем определяется как приро–да, которая является «духом жизни».

Это животворящий дух, утверждает Августин, «творец вся–кого тела и дух всякого творения есть сам Бог, дух во всех от–ношениях  не сотворенный». Воля, по его мнению, подтвержда–ет собой именно отношение, в котором она приобретает  свою сущность и качество. Она свойственна Богу, так как Бог – тво–рец, т. е. тот, кто изначально находится в отношении с тем, что он творит. Сила воли является мерой волевых расхождений Так как Бог является благом, то он и создатель всего благого. Его воля не сможет вызывать грех.

При этом он творит существа со свободной волей, поэтому и не несет ответственность за разные (и злые) расположения созданных воль, которые возникают из-за их отношения друг к другу. Бог как творец Вселенной определил и иерархический порядок условий, которые определили иерархический поря–док вещей в мире людей. У Августина идея предопределения тесно связана с идеей предзнания (прогноза), она доказывает–ся им в тесной связи с мыслью о свободе воли. Предопределе–ние и судьба – это разные понятия.

Хотя, как утверждает Августин, предопределение является началом мира по Слову Божьему. Воля, так как она является знаком отношения, может быть или не быть, а предопределе–ние – необходимость. Предопределение у мыслителя тожде–ственно предведению, или предзнанию, Бог предузнал все, что имеет быть в нашей воле.

Но расположения воли могут быть как благими, так  и злы–ми. Благими они становятся тогда, когда человек ориентирует  свою жизнь на благо.

В этом случае Августин полагает, что истинное бытие тож–дественно  жизни, мысли и блаженству. Стремление человека к блаженному бытию, по Августину, характеризует христиан–ского философа, так как любовь к мудрости является любовью к Богу, а он есть сама мудрость.

Мудрость также  является знанием, которое делает филосо–фа  блаженным. Душа его при этом проходит ряд ступеней, прежде чем достигает мудрости. Этими ступенями являются сначала страх, потом благочестие, а затем и знание (отличие его от мудрости в том, что оно не обязательно может быть на–правлено на благо).

Далее, по Августину, следуют мужество, коммуникатив–ность, очищение сердца и, наконец, мудрость. Этот путь фи–лософ преодолевает, используя одушевление, чувственность, творческие способности, обращение к добродетели, успокое–ние, нахождение Бога духовным взором и созерцание его, что и является мудростью.

Душа, достигшая  предела благодатного познания, воспри–нимает  озарение, которое способствует возникновению  мо–рального сознания, или совести. Она и является основой, кото–рая придает всеобще-необходимый характер представлениям человека. Таким образом, совесть является согласованием бо–жественного закона и человеческих моральных установок. Мораль же является указателем определенного вида бытия.

Бытие существует, так как оно озарено божественным све–том, оно созерцает, любит. Концепция Августина о благодати связана с решением вопросов о сущности зла, порока, а также греховности человека. Все, что сотворено Богом, по природе своего творения является благом, которое находится с вы–сшим благом – Богом не в прямых отношениях. Высшее бла–го является простым и вечно.

Источник созданного Богом блага – ничто. Это благо  и яв–ляется временным и изменчивым, оно связано с высшим бла–гом  и идеей причастия. Признаком  причастия является ощу–щение счастья  или несчастья. Пороком является то, что вредит природе, потому порок и противоестествен нам. Кри–тика порока является доказательством благости природы.

Порок, таким  образом, является не природным злом, а мо–ральным, понимаемым как умаление добра из-за невозможно–сти допущения  того, чтобы добро являлось источником зла. Злая воля, таким образом, является не восполнением, а убыва–нием. Ее начало находится в уклонении от высочайшего бы–тия. Знание предполагает незнание, «то, о чем я знаю, что не знаю этого». Расположение воли поэтому может быть злым не в результате незнания, а из-за «сознательного незнания». Бо1 может использовать во благо и злую волю.

Таким образом, человек может быть свободен от зла, а со–ответственно и от проблемы выбора между добром и злом В этом случае он может быть благодатным, использовать не свободу воли, но дары Бога.

Обсуждение  идей предопределения, судьбы, свободы  воли, блага стало общим для  всего Средневековья. 

Синтетическая этика  Ф. Аквинского

Синтетическая этика Фомы Аквинского (1225—1274 гг.) опиралась  на положения Аристотеля, но осмысливая ее в кон–тексте христианского вероучения. Фома тем самым попытался синтезировать мораль и религию. Стройная по своей структуре, достаточно хитроумная этика Ф. Аквинского внутренне очень противоречива, что является результатом начальной установки.

Все этические  построения Фомы, по сути дела, опроверга–ют его замысел и доказывают противоположное  – неосуще–ствимость гармонии религии  и морали, единение которых сможет произойти только путем подчинения, но не равенства Анализ таких оснований  с целью их примирения и осущест–влял Ф. Аквинский, который рассматривал проблемы этики в трудах: «Комментарии на „Никомахову этику“», «Сумма тео–логии», «Сумма против язычников».