Лингвистические теории перевода

двумя лингвистическими структурами», 3) «он должен в своем переводе воссоздать стилистическую структуру оригинала». В своем определении высококачественного поэтического, перевода Джексон Мэтьюз2 пишет: «ясно одно: перевести стихотворение полностью — это значит сочинить новое стихотворение. Перевод в целом должен точно следовать содержанию, и по форме он должен приближаться к оригиналу; кроме того, в нем должно появиться нечто свое, а именно —голос переводчика». Ричмонда Латтимора3 занимает та же проблема перевода поэзии. Вот как через требования, предъявляемые к переводу греческой поэзии, он описывает фундаментальные принципы перевода: «из греческого стихотворения нужно сделать стихотворение на английском языке, чтобы оно, несмотря на переложенное с греческого содержание, было бы все же новым английским стихотворением, которое было бы иным, если бы не представляло собою перевод с греческого».

Ни одно из определений  перевода не избежало основных трудностей. При переводе всегда ощущается столкновение формы и содержания, конфликт между формальной и динамической эквивалентностью; особенно это заметно при переводе поэзии. Однако кажется общепризнанным, что слепое следование букве перевода может убить сам перевод. Уильям Купер в своей статье «Переводы стихов Гёте» подходит к этой проблеме довольно реалистически: «Если в языке оригинала используются словосочетания, которые создают непреодолимые трудности для прямого перевода, а также обороты, которые чужды и непонятны носителю языка перевода, лучше придерживаться духа стихотворения и «переодеть» его в такие выражения, которые не создают неловкости и неясности в понимании. Это можно назвать переводом из одной культуры в другую» Следует признать, что при переводе поэзии возникают со-

вершенно специфические проблемы, ибо форма выражения (ритм, размер, рифма и пр.) является существенным фактором при передаче аудитории духа сообщения. Но в любом случае, переводится ли поэзия или проза, необходимо учитывать реакцию получателя; поэтому конечная цель перевода, то есть его воздействие на потенциальную аудиторию, является при оценке перевода одним из основных факторов. Эта мысль подчеркивается в определении высококачественного перевода Леонардом Форстером, который пишет: «хороший перевод — такой, который выполняет ту же задачу в языке перевода, что иоригинал — в языке, на котором он был записан». В конфликте между буквальностью форумы и эквивалентностью реакции предпочтение, по-видимому, отдается последней, особенно при переводе поэзии. С. В. Орр, например, описывает перевод как процесс, в каком-то смысле эквивалентный живописи, ибо, как он говорит, «художник не воспроизводит все подробности пейзажа» — он выбирает те, которые ему больше всего подходят. Точно так же и для переводчика «важен дух, а не буква, и именно его он стремится воплотить в своем переводе». Оливер Эдвардс разделяет эту точку зрения: «Мы ждем от перевода лишь приблизительного соответствия... Нам нужно как можно более точно чувствовать оригинал. Характеры, ситуации, размышления должны восприниматься нами так, как это задумал автор, и не обязательно точно так, как он это выразил словами». Однако дать обобщенное определение переводу, будь то перевод поэзии или перевод прозы, — это одно, а совсем другое — подробно описать существенные характеристики адекватного перевода. Эго ясно показывает Т. Сэвори, противопоставляя диаметрально противоположные мнения по целому ряду основных принципов перевода. Однако хотя имеются разногласия практически по всем точкам зрения на то, что именно составляет перевод, в нем имеется целый ряд существенных черт, которые не вызывают разногласий даже у самых компетентных судей. Эзра Паунд утверждает, что в переводе нужно следовать принципу «больше смысла и меньше грамматики». Но еще в 1789 году Джордж Кэмпбелл утверждал, что в переводе не должно быть «неясности смысла»4. Е. Е. Миллиган также выступает за то, чтобы отдавать предпочтение смыслу, а не словам, и отмечает, что если перевод не осуществляет коммуникации, то есть непонятен получателю, он не оправдывает своего существования. Кроме передачи смысла, перевод должен также переда-

вать «дух и манеру» оригинала (Кэмпбелл). «Для переводчика Библии это означает,— пишет Кэмпбелл, — что необходимо как можно более точно передать индивидуальный стиль различных авторов Евангелия». Того же мнения придерживается Рут М. Андерхилл в подходе к некоторым проблемам перевода магических заклинаний индейцев племени папаго, Южная Аризона: «Перевод можно сделать точным только по духу, но не по букве». Фрэнсис

Сторр (1909) даже разделяет переводчиков на две школы — «буквалистскую» (literalist) и «духовную» (spiritual), ссылаясь при этом на библейский текст: «Буква убивает, а дух животворит». В качестве доказательства Сторр приводит

пример расхождений между  Библией короля Якова (the Authorized Version), которая, как он считает, выражает «дух», и вторым, пересмотренным изданием (the English Revised Version), которое придерживается буквы, и потому в нем потеряно чувство языка (Sprachgefühl)2. В редакционном комитете второго, пересмотренного издания не было литературных стилистов, но эта ошибка была исправлена при выпуске последнего варианта Библии, Новой Английской Библии (Новый Завет, 1961), когда в совет по редактированию были специально подобраны люди, обладающие чувством стиля и тонким языковым чутьем. Тесно связанной с требованием чувства стиля оригинала является необходимость «легкой и естественной», как говорит Кэмпбелл, формы выражения в языке, на который делается перевод. Макс Бирбом полагает, что кардинальным недостатком тех, кто переводит на английский язык пьесы, является неумение естественно выражаться; такие авторы заставляют читателя «остро почувствовать, что он читает перевод...; Большей частью их усилия сводятся к нахождению фраз, которых рядовой англичанин обычно не употребляет»4. Гудспид разделяет это мнение и полагает, что оно справедливо и для перевода Библии. Он пишет: «Лучший перевод не тот, который постоянно напоминает читателю, что это не оригинальное английское произведение, а переводное, но тот, который заставляет читателя забыть, что перед ним перевод, и пробуждает у него ощущение, что он, читатель, заглядывает в душу древнего писателя точно так же, как это происходит при чтении современных авторов. Это, конечно, нелегкая задача, однако именно ее должен ставить перед собой серьезный переводчик». Дж. Филлипс придерживается такой же позиции: «Лучшим подтверждением высокого качества перевода является то,

что он не воспринимается как перевод» . Второе требование, которое он предъявляет к переводу, подтверждает первое: он полагает, что в переводе на английский язык не должны ощущаться индивидуальные языковые особенности переводчика (translator's English). Однако следует признать, что создать полностью естественный перевод отнюдь нелегко, особенно если стиль автора оригинала истинно хорош и в нем отражаются и умело используются вся идиоматичность и творческий гений языка, на котором написан оригинал. В таком случае переводчику приходится не только вступать в единоборство с особыми трудностями, возникающими в результате такого искусного использования автором ресурсов языка, на котором он пишет, но и стремиться создать в языке перевода хотя бы относительно эквивалентные ценности. Юстин О' Брайен цитирует следующее высказывание Раймонда Герена: «самым убедительным критерием высокого качества произведения является то, что его

трудно перевести, ибо  если его можно без труда передать на другой язык без потерь в качестве, то это качество, вероятно, невысоко, или, во всяком случае, не слишком оригинально». Легкость и естественность стиля при переводе, несмотря на трудности, с которыми они достигаются,— особенно когда оригинал отличается высокими качествами,-— тем не менее необходимы для того, чтобы перевод производил на получателя перевода такое же впечатление, как оригинал на его читателя. В том или ином виде этот принцип «равнозначности впечатления» (similar response) формулируется и отстаивается многими специалистами в области перевода. Даже Мэтыо Арнольд, хотя он, по словам Сэвори1, в своей практике не признавал принципа «равнозначности впечатления», по меньшей мере, полагал, что сам воссоздает в переводе такую равнозначность, ибо он утверждает: «Перевод должен воздействовать на нас точно так, как оригинал воздействовал на его первых слушателей». ХотяАрнольд и не признавал некоторых слишком вольных переводов других переводчиков, он не разделял и буквалистской позиции, которую занимали такие авторы, как Ф. Ньюмен. А вотДжоветт в своей позиции прямо приближается к современной формулировке принципа «равнозначности впечатлений». Он писал: «Английский перевод должен быть идиоматичен и

интересен не только для специалиста, но и для образованного читателя... Переводчик ... стремится произвести на читателя впечатление, точно такое, или почти такое, какое производит оригинал».

Требование перевода.

перевод должен удовлетворять  четырем основным требованиям: 1) передавать смысл, 2) передавать дух и стиль оригинала, 3) обладать легкостью и естественностью изложения. 4) вызывать равнозначное впечатление,— то, очевидно, в некоторых случаях возникает серьезный конфликт между содержанием и формой (или между значением и стилем), и придется жертвовать либо тем, либо другим. В целом переводчики придерживаются единого мнения: когда успешный компромисс невозможен, следует отдавать предпочтение содержанию. Однако следует стремиться к эффективному слиянию «сути и стиля», ибо эти два аспекта любого сообщения неразделимы. В результате воспроизведения содержания без учета формы обычно получается посредственная работа, без искры и очарования оригинала. С другой стороны, если жертвовать содержанием в угоду стилю, можно воссоздать нужное впечатление, но при этом не осуществить передачи самого сообщения. Тем не менее форму можно изменять более радикально, чем содержание, добиваясь

при этом в целом эквивалентного эффекта. Следовательно, соответствие в значении более важно, чем стилевые соответствия. Однако такое распределение степени важности не должно осуществляться механически, ибо в конце концов,

особенно при переводе поэзии, требуется «творческое воссоздание, а не репродукция». Любой обзор точек зрения на то, каким должен быть перевод, подтвердит тот факт, что определения и описания перевода не могут быть детерминистскими; они скорее зависят от вероятностных соображений. Поэтому нельзя утверждать, что тот или иной перевод хорош или плох, не принимая во внимание множества факторов, которые, в свою очередь, можно

оценивать с разных позиций, получая весьма различные результаты. И поэтому на вопрос — хороший это перевод или нет.

О лингвистических аспектах перевода.

Бертран Рассел как-то заметил: "Невозможно понять, что означает слово "сыр", если не обладать нелингвистическим знакомством с сыром". Однако если, следуя основному философскому положению того же Рассела, мы будем "в традиционных  философских проблемах обращать особое внимание именно на

их лингвистический аспект", то нам придется признать, что понять значение слова cheese (сыр) можно, лишь обладая лингвистическим знанием того значения, которое приписывается этому слову в английском лексиконе. Представитель культуры, кулинария которой не знает сыра, поймет английское слово cheese (сыр) только в том случае, если он знает, что на этом языке слово cheese означает "продукт питания, сделанный из свернувшегося молока", при

условии, что он, хотя бы чисто лингвистически, знаком с понятием "свернувшееся молоко". Мы никогда не пробовали ни амброзии, ни нектара и

обладаем только лингвистическим  знанием слов "амброзия", "нектар", а также слова "боги" - названия мифических потребителей этих продуктов; однако мы понимаем эти слова и знаем, в каком контексте они обычно употребляются. Значение слов "сыр", "яблоко", "нектар", "знакомство","но", "просто" и вообще любого слова и любой фразы является несомненно лингвистическим или, если выражаться более точно и обобщенно, - семиотическим фактом. Самым простым и верным аргументом против тех, кто приписывает значение (signatum) не знаку, а самому предмету, будет то, что никто никогда не нюхал и не пробовал на вкус значение слов "сыр" или "яблоко". Не существует signatum без signum. Значение слова "сыр" невозможно вывести из нелингвистического знания вкуса чеддера или камамбера без помощи словесного обозначения. Чтобы ввести незнакомое слово, требуется некий набор лингвистических знаков. Если нам просто укажут на предмет, мы не сможем определить, является ли слово "сыр" названием именно этого конкретного предмета или же любой коробки камамбера, камамбера вообще или любого сорта сыра, или любого молочного продукта, любого продукта вообще или вообще названием коробки, назависимо от содержимого. И вообще, означает ли это слово название неизвестного нам понятия? А может быть, оно выражает намерение предложить, продать этот предмет, запрет или, может быть, проклятие? (Кстати, указательный жест действительно может выражать проклятие; в некоторых культурах, в частности в Африке, этот жест выражает угрозу.) Для нас, лингвистов и просто носителей языка, значением любого лингвистического знака является его перевод в другой знак, особенно в такой, в котором, как настойчиво подчеркивал Пирс, этот тонкий исследователь природы знаков, "оно более полно развернуто". Так, название "холостяк" можно преобразовать в более явно выраженное объяснение -"неженатый человек", в случае если требуется более высокая степень эксплицитной. Мы различаем три способа интерпретации вербального знака: он может быть переведен в другие знаки того же языка, на другой язык, или же в другую, невербальную систему символов. Этим трем видам перевода можно дать следующие названия: 1) Внутриязыковой перевод, или переименование -интерпретация вербальных знаков с помощью других знаков того же языка. 2) Межъязыковой перевод, или собственно перевод, -интерпретация вербальных знаков посредством какого-либо другого языка. 3) Меж семиотический перевод, или трансмутация, -интерпретация вербальных знаков посредством невербальных знаковых систем.

При внутриязыковом переводе слова используется либо другое слово, более или менее синонимичное первому, либо парафраза. Однако синонимы, как правило, не обладают полной эквивалентностью, например: Every celibate is a bachelor, but not every bachelor is a celibate (Каждый давший обет безбрачия, -

холостяк, но не каждый холостяк - это человек, давший обет безбрачия). Слово или фразеологический оборот (иначе говоря: единицу кода более высокого уровня) можно полностью интерпретировать только через эквивалентную комбинацию кодовых единиц, то есть через сообщение, относящееся к этой единице. Every bachelor is an unmarried man, and every unmarried man is a bachelor (Каждый холостяк - это неженатый человек, и каждый неженатый - холостяк) или: Every celibate is bound not to marry, and everyone who is bound not to marry is a celibate  (Каждый, кто дает обет безбрачия, обязуется не жениться, и каждый, кто обязуется не жениться, есть человек, давший обет безбрачия). Точно так же на уровне межъязыкового перевода обычно нет полной эквивалентности между единицами кода, но сообщения, в которых они используются, могут служить адекватными интерпретациями иностранных кодовых единиц или целых сообщений. Английское слово cheese не полностью

соответствует своему обычному гетерониму "сыр", потому что его разновидность - cottage cheese (творог) на русском языке не обозначает "сыр". По-русски можно сказать: "Принеси сыру и творогу" - Bring cheese and [sic!] cottage cheese. На литературном русском языке продукт, сделанный из спрессованного, свернувшегося молока называется "сыром" только тогда, когда

для его производства используется особый фермент. Однако чаще всего при переводе с одного языка на другой происходит не подстановка одних кодовых единиц вместо других, а замена одного целого сообщения другим. Такой перевод представляет собой косвенную речь; переводчик перекодирует и передает сообщение, полученное им из какого то источника. Таким образом, в переводе участвуют два эквивалентных сообщения, в двух различных кодах. Эквивалентность при существовании различия – это кардинальная проблема языка и центральная проблема лингвистики. Как и любой получатель вербального сообщения, лингвист является его интерпретатором. Наука о языке не может интерпретировать ни одного лингвистического явления без перевода его знаков в другие знаки той же системы или в знаки другой системы. Любое сравнение двух языков предполагает рассмотрение их взаимной переводимости. Широко распространенная практика межъязыковой коммуникации, в частности переводческая деятельность, должна постоянно находиться под пристальным наблюдением лингвистической науки. Трудно переоценить, насколько велика насущная необходимость, а также какова теоретическая и практическая ценность двуязычных словарей, которые давали