Автор работы: Пользователь скрыл имя, 08 Декабря 2012 в 13:53, реферат
В своем реферате я хочу рассмотреть роль Мартина Лютера в становлении немецкого национального литературного языка. А также рассмотреть лексические единицы, которыми Мартин Лютер обогатил немецкий язык.
Введение
Деятельность М.Лютера
Язык М.Лютера
Лексические нововведения
Вывод
Список литературы
Как это имеет место и в современном языке, Лютер применяет средне-немецкий суффикс -nis в отличие от южнонемецкого -nus: Verdammnus, Emp-fangnus и т. д.
Средненемецкий уменьшительный суффикс -chen или верхнесаксонский -ichen он употребляет только а фамильярной речи и в письмах (Liebchen, Söhnichen); в своих произведениях он пользуется в большинстве случаев, суффиксом -lein, широко распространенным в южнонемецком (Mägdlein). В соответствии с южнонемецкой традицией начиная с 1522г., он все чаще пользуется приставкой ver- вместо средненемецкой приставки vor-.
Стремление приблизиться к древнееврейскому оригиналу и в то же время недостаток в немецком языке эквивалентов, которые могли бы в полной мере отразить дифференцированную семантику древнееврейской лексики, побудили Лютера развивать своеобразную традицию словообразования в немецком — создавать сложные слова, большинство из которых без изменений вошли в современный вариант лютеровской Библии. Так, в Книге Притчей Соломоновых (4:24) сохранилось слово (das)Lastermaul (Tu von dir die Falschheit des Mundes und sei kein Lastermaul» — «Отвергни от себя лживость уст и лукавство языка удали от себя»); здесь опять-таки нельзя назвать эквивалентом русскому словосочетанию лукавство языка с точки зрения как структуры, так и значения: «sei kein Lastermaul» означает «не будь клеветником», хотя, если разложить (das)Lastermaul на компоненты и перевести их дословно, получится приблизительно то же «лукавство (порочность) языка (рта)».
Этим же способом словообразования
Лютер пользовался и при
В современном немецком широко распространены сложные слова на библейскую тематику, такие как (der) Sundenbock («козел отпущения»), (das)Kainszeichen («Каинова печать»), (die) Feuertaufe («боевое крещение»), (der) Adamsapfel («адамово яблоко»), которые переводятся на русский фразеологическими оборотами и являются эквивалентными последним по значению и сфере употребления. Интересно слово (der) Uriahsbrief (дословно — «послание Урии»), не имеющее эквивалентного фразеологического оборота в русском и употребляющееся для обозначения дурной вести, приносящей несчастье или даже смерть тому, кто ее передает.
Многие сложные слова были образованы Лютером или вскоре после него, однако не всегда возможно установить их авторство; не исключено существование неологизмов, приписываемых ему, в устной народной традиции того времени (известно, что Лютер призывал своих помощников внимательно прислушиваться к народной речи в поисках понятных, простых и емких слов и выражений). Не все неологизмы Лютера дожили до современности — по языковым причинам, однако, образы и понятия, выраженные ими, как основные библейские символы, единые для всех народов, остались неизменны. Так, например, в современной немецкой Библии, Псалтирь 119(118):19, сложное слово (der) Erdengast (дословно — «земной странник») оказалось разложенным на исходные компоненты : «Ich bin ein Gast auf Erden;) verbirg deine Gebote nicht von mir» («Странник я на земле; не скрывай от меня заповедей Твоих»). Образ живущего на земле человека как странника в юдоли слез был широко распространен в средневековых текстах, а затем в протестантских церковных песнопениях.
Создание неологизмов — только одна сторона вклада Лютера в обогащение лексики немецкойБиблии. Благодаря ему многие старые слова получили новое значение если не в самой Библии, то через ее трактовку Лютером и его идей как богослова. Например, слово (der) Pfaffe, означавшее (католический) священник в миру, приобрело пренебрежительный оттенок (поп) в противовес слову (der) Pfarrer — пастор, (протестантский) священник. Столь частое у протестантов слово fromm означало до Лютера честный, правдивый, прилежный, а затем приобрело значение богобоязненный, благочестивый. К таким словам c переосмысленным значением предположительно можно отнести (der)Beruf (профессия), в средневерхненемецком означавшее «зов, призвание» и получившее привычное для современного немецкого значение «служба, звание, деятельность». По учению Лютера каждый призван к своей работе (деятельности) Богом, следовательно, она угодна Богу и должна восприниматься работающим как служение. В связи с этим получило новое значение само слово (die) Arbeit (работа), которое в средневековом немецком в целом означало «мука, нужда». То, что для средневекового католика было «мучением», становилось благословением для протестанта.
Известно, что подобного рода комментариями, которые должны были разъяснять суть его вероучения, Лютер сопровождал на полях свой перевод, что одновременно облегчило ему работу над катехизисом (1529), который был предназначен для образования детей, нового поколения протестантов, и поэтому нуждался в особой ясности и доступности изложения.
Комментариями он пользовался и при переводе библейских пословиц и поговорок, — именно эти комментарии в ряде случаев позволили установить авторство Лютера, точнее, доказать существование эквивалентных вариантов в народной традиции. Так, стих «Wo aber ein A ist, da sammeln sich die Adler» (Maт. 24:28) — «Ибо, где будет труп, там соберутся орлы» он пометил как уже существовавшую пословицу; в несколько измененном виде она сохранилась и по сей день: «Wo ein Aas ist, da sammeln sich die Geier» («Где падаль — там и стервятники»). Пословица «Wes das Herz voll ist, des geht der Mund uber» (у Лютера « Wes das herz vol ist, desgehet derMund uber») — «От избытка сердца говорят уста» (Мат. 12:34) была зафиксирована еще в 15 веке, поэтому Лютер предпочел этот вариант возможности дословно перевести из Вульгаты, о чем подробно писал в «Послании о переводе».
Естественно предположить, что именно с появлением лютеровского перевода многие библейские пословицы и поговорки, не нуждавшиеся в замене немецкими народными эквивалентами, получили не менее широкое распространение (зачастую претерпев незначительные структурные изменения). К ним относятся такие известные фразы, как: Hochmut kommt vor dem Fall — Гордость предшествует падению (Притчи 16:18), (Und) es geschieht nichts neues unter der Sonne — (И) нет ничего нового под солнцем (Екклезиаст 1:9), Suchet, so werdet ihr finden — Ищите и обрящете (Мат. 7:7), Der Prophet gilt nichts in seinem Land — Нет пророка в своем отечестве (Мат. 13:57) и др.
Особого внимания заслуживают фразеологизмы немецкой Библии или фразеологизмы, созданные по библейским мотивам и не имеющие эквивалентов в русской традиции. К ним относится, например, выражение «Benjamin der Familie» (переводится как «баловень, любимец семьи»), в то время как в английском есть выражение «Benjamin's mess» («изрядная доля»); семантика этих выражений объясняется значением древнееврейского имени Binjamin — букв. сын десницы, т.е. любимый сын.
Выражение langer Laban (досл. длинный Лаван), не имея эквивалентов ни в русском, ни в английском, может быть, однако, отнесено к специфическим немецким фразеологизмам с библейской тематикой лишь с некоторой натяжкой в виду его спорной этимологии. Во-первых, в Библии (Быт. 29) нет никаких свидетельств о росте Лавана, во-вторых, вполне вероятно, что это выражение, употребляемое прежде всего на севере Германии в значении неповоротливый, неуклюжий, медлительный человек, содержит реликт кельтского llabi или lleban, которому соответствуют в английском глагол to lob (тяжело, неуклюже идти, бежать) и существительное lubber (большой неуклюжий человек, увалень).
К специфическим немецким
фразеологическим единицам с библейской
тематикой относятся и
Как видно из приведенного выше примера, переосмысляться может сама ситуация употребления выражения. Например, в притче о богаче и Лазаре (Лука 16:29) Авраам говорит: «Sie haben Mose und die Propheten; die sollen sie hoeren»(«У них есть Моисей и пророки; пусть слушают их»). Выражение же Mose(s) und Propheten haben (иметь Моисея и пророков) употребляется теперь как Geld haben (иметь деньги); переосмысление основывается, по-видимому, на созвучии Mose(s) (Моисей) и Moos (деньги) из синонимичной конструкции Moos haben, т.к. немецкое слово Moos предположительно восходит к древнееврейскому maoth (ср.идиш maos), что означает Pfennige, Kleingeld (пфенниги, мелочь).
Фразу «О Herr, erwill mich fressen!» (досл. «Господи, он хочет пожрать меня!»), Товит 6:3 немецкойБиблии, теперь употребляется шутливо, если кто-либо зевает с широко раскрытым ртом, или же просто говорится «Tobiassechs, Versdrei»(«Товита шесть, стих третий»).
Многочисленная толпа гостей может быть встречена словами «Dass mein Haus voll werde!» («... чтобы наполнился дом мой» или « Чтобы мой дом был полон!»), Лука 14:23.
Как видно, приведенные примеры не лишены интереса и, в силу своей уникальности, свидетельствуют об особом отношении немцев к Библии — здесь чувствуется протестантская простота и отличное знание текста, чему, безусловно, способствовало добросовестное изучение Библии, к которому призывал Лютер и которое стало возможно именно благодаря ему.
Вывод
Образ Лютера находится в центре движения, направленного на создание общенемецкого языка. Все рассмотренные выше силы сочетались с исключительным языковым талантом реформатора, а также и с внутренними силами представляемого им религиозного движения; все это способствовало развитию того языкового единства, которое всегда связывалось с его именем. Если Лютер, по его собственному свидетельству, сознательно присоединился к общему немецкому языку, употреблявшемуся в канцелярии саксонского курфюрста, то все же он мог лишь ориентироваться на этот язык, а не просто перенять его. Канцелярский язык не обладал всеобъемлющими средствами выражения, необходимыми для такого труда, как перевод библии. Кроме того, немецкие канцелярские языки рассматриваемого периода находились в сильной зависимости от латинского синтаксиса; они были оторваны от жизни и лишены захватывающего душу вдохновения, необходимого для того, чтобы влиять, как этого хотел Лютер, не только на умы отдельных ученых и князей, но и на самые широкие слои народа и на самые сокровенные его чувства. Поэтому Лютеру пришлось приложить все силы своей индивидуальности и языкового мастерства для обогащения оказавшегося в его распоряжении типа восточно-средненемецкого канцелярского языка. Опираясь и в этом случае на местную традицию, он придал ему в конце концов такую форму, которую только по чисто внешним признакам можно было сравнить с исходным материалом. Словообразование и строй предложения, стиль и прежде всего лексика языка Лютера выходят далеко за рамки саксонского канцелярского языка, не отрываясь, однако, от фонетической и морфологической основы, на которой зиждилось относительное единство этого языкового типа. Создание не только общего, но также литературного и поэтического языка как результата деятельности Лютера объясняется присущим его личности и его творчеству стремлением к народности. Существовавшие общеязыковые тенденции получили благодаря этим двум моментам неслыханный по силе импульс. Избегая всех форм риторики гуманистов, Лютер сознательно придерживался простых, часто грубоватых, но всегда метких выражений. Со слов самого Лютера, а также из протоколов конференций, посвященных библии, нам известно, сколько труда положил он, самоотверженно, в течение десятилетий, работая над языком, чтобы развить в себе эту способность. В эпоху, когда все шире распространялось умение читать, библия Лютера — произведение огромной языковой выразительности, появившееся во многих тысячах экземпляров во всех частях Германии, даже в католических, - не только читалась, но и заучивалась наизусть. Таким образом, библия вместе с посланиями Лютера, речами и религиозными песнями, написанными столь же увлекательным языком, смогла заложить гораздо более прочную основу общего для всей нации языка, чем это смогли бы сделать языки канцелярий и печатников — ведь на них создавались произведения, представлявшие лишь литературный интерес, или дидактическая литература, которая находилась вне борьбы в эпоху Реформации.
Список литературы
Информация о работе Роль Мартина Лютера в становлении немецкого национального литературного языка