Спектакли А.В. Эфроса по русской классике – «Месяц в деревне» и «Женитьба»(1975г.) в Театре на Малой Бронной.

Шифр  3472

Министерство культуры Республики Коми

ГБОУ СПО Республики Коми

«КОМИ РЕСПУБЛИКАНСКИЙ  КОЛЛЕДЖ КУЛЬТУРЫ им. В.Т.ЧИСТАЛЁВА»

 

         

 

КОНТРОЛЬНАЯ РАБОТА

 

По предмету: История искусств

Тема: Спектакли А.В. Эфроса по русской классике – «Месяц в деревне» и «Женитьба»(1975г.) в Театре на Малой Бронной.

Студента  6 курса заочного отделения Немчиновой Анны Владимировны

Специализация:  Постановка театрализованных представлений

                                   

 

Адрес:  г. Усинск, с.Колва, пер. Школьный д4, кв2.

Место работы: МБУК «Дом культуры» с.Колва

   

Обучение: бюджетное 
                                                                        

 

Сыктывкар 2013г.

                                 

СОДЕРЖАНИЕ

 

 Биография      стр. 3-5

 О «Женитьбе»     стр. 6-7

 «Месяц в деревне».    стр. 8- 111

Заключение     стр.12-13

 Список литературы     стр. 14

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Режиссер —  это поэт, только он имеет дело 
не с пером и бумагой, а слагает стихи на сцене,  
управляя при этом большой группой людей. 
(Анатолий Эфрос) 

 

 

 

 

 

Натан Исаевич (Анатолий Васильевич) Эфрос  родился 3 июня 1925 года в Харькове в  семье служащих авиационного завода. Он учился в Студии при Театре имени  Моссовета, а в 1950 году окончил ГИТИС.

После института Эфрос  оказался в маленьком передвижном  театре у Марии Осиповны Кнебель. Труппа разъезжала по всей стране и жила в железнодорожном вагоне.

Потом в течение трёх лет  Эфрос работал в Рязани. Каждую субботу он уезжал в Москву к жене. «В Рязани были очень славные актёры, какие-то очень домашние и без  претензий, — вспоминал Анатолий Васильевич. — Летом, во время гастрольных поездок, ловили рыбу, собирали грибы. Я ставил пьесы совсем не по своему выбору, и, наверное, если бы мне показали какой-нибудь из этих спектаклей, было бы над чем посмеяться».

В 1954 году Эфрос по приглашению  К. Шах-Азизова поступает режиссёром в Центральный детский театр, где уже работала Кнебель. «Каждый театр переживает своё золотое время. Тогда, в Центральном Детском, мне кажется, оно было золотое. Как вспомнишь своё настроение на тогдашних репетициях или собраниях труппы, не верится, что это было», — писал Эфрос.

Благодаря его стараниям  всеми забытый ЦДТ (хоть и находящийся  в самом центре Москвы) буквально  на глазах у изумлённой публики стал превращаться в самый интересный столичный театр, где одна за другой выходили постановки, остро современные и по форме, и по содержанию: «В добрый час», «Друг мой, Колька», «В поисках радости». На сцене появились современные мальчики, ищущие свою дорогу и не признающие лицемерия и мещанства. И хотя пьесы Розова и Хмелика рассказывали о выборе подростками жизненного пути и жизненных ценностей, это задевало за живое зрителей всех поколений.

Режиссёр стремился к  естественности, мечтал освободить идеи Станиславского от царившей вокруг театральной  напыщенности и фальши. Одним из активных единомышленников Эфроса был  молодой артист ЦДТ Олег Ефремов, вскоре возглавивший театр-студию «Современник».

В постановках Эфроса актёры, игравшие самозабвенно и увлечённо, выходили почти без грима; скупые декорации не должны были отвлекать  зрителей от сюжета и персонажей, а  говорили артисты на сцене нормальными  голосами с нормальными интонациями. Причём и тогда, и впоследствии Эфрос  не особенно заботился — о чём говорят герои пьес. Он показывал — что происходит между ними, какие истинные мотивы движут персонажами. Отсюда возникала необыкновенная психологическая глубина эфросовских постановок.

Посмотрев на возрождённый детский театр, начальники от искусства  решили поручить Эфросу возродить и театр для молодёжи. В 1963 году он возглавил театр имени Ленинского комсомола (ныне Ленком).

Он успел проработать  там всего три сезона. «Эти три  года кажутся мне самыми горячими, самыми азартными, — отмечает Анатолий Васильевич. — Чтобы попасть в наш театр, публика не раз ломала двери, а однажды кто-то из зрителей уколол булавкой билетёра, чтобы тот отскочил и дал толпе ворваться в театр. Это были бурные три года, но они внезапно оборвались».

В театре им. Ленинского комсомола  Эфрос поставил несколько спектаклей, сразу сделавших его одним  из лучших режиссёров страны: «Женитьба» (1963), «В день свадьбы» Розова, «104 страницы про любовь» (1964) и «Снимается кино» (1965) Радзинского, впервые серьёзно взялся за классику. Его «Чайка» (1966) с бунтующим Треплевым — очень резкий спектакль, в котором не было ничего от привычного мхатовского Чехова.

В «Мольере» (1966) М. Булгакова Эфрос говорил об уничтожении художника властью, о том, каким унижениям могут подвергнуть творца. Это был удивительный спектакль. Это был крик души. Увы, сюжет пьесы действительно совпал с реальной биографией режиссёра.

Творческая судьба Эфроса полна драматизма: через некоторое  время после премьеры «Мольера»  его сняли с должности главного режиссёра, были запрещены его спектакли. Эфроса обвинили не только в аполитичности, но ещё и в «искажении классики».

Эфроса сослали из главных  режиссёров в Московский драматический  театр на Малой Бронной — в так называемые «очередные режиссёры». Вместе с ним ушли десять актёров.

Здесь искусство Эфроса достигло расцвета и настоящей зрелости. По выражению одного из критиков, здесь  «выкристаллизовалась свободная режиссёрская манера, в основе которой лежал  точный разбор „изогнутой проволочки" психологического состояния героев». Актёры Эфроса (Николай Волков, Леонид Броневой, Лев Дуров) как будто  бы не хотели ничего играть, боясь впасть в представление, в ложное правдоподобие. Им хотелось добиться на сцене простоты и естественности жизни, сохранив всю  её сложность и многоплановость. А в ролях Ольги Яковлевой, в творческом союзе с которой  режиссёр поставил свои лучшие спектакли, всегда ощущалось некое поле громадного эмоционального напряжения. Как будто  душа эфросовского театра жила в странных, сложных, магнетически привлекательных героинях Яковлевой…

Настоящим пристанищем для  режиссёра оказалась классика, позволяющая  говорить на вечные темы. Основным мотивом  спектаклей становилось предчувствие беды, смутная тревога, до поры до времени  не выходящая на поверхность.

 

О «Женитьбе»(1975).

«Женитьба» была высшей точкой искусства Эфроса, его тайного, внутреннего, «эзотерического» театра, в котором  публика и сцена объединялись магией посвященности.

Эфрос обращался к «Женитьбе» не впервые. Своего рода эксизмом к позднейшей зрелой работе был его спектакль в Центральном детском театре (1963), где уже чувствовался протест режиссера против сугубо водевильной трактовки этой пьесы.

Во второй редакции «Женитьбы» режиссер многократно усилил внутреннее действие пьесы и сделал его наглядным, использовав для этого мощные силы и изощренные приемы современного сценического искусства.

Спектакль начинался медленным  шествием из глубины сцены. Под колокольный  звон, под церковное песнопение шли  об руку Агафья Тихоновна в воздушной  фате(О.Яковлева) и Подколесин (Н. Волков), отрешенно и печально смотрели в зал. Ударял гонг, наваждение рассеивалось; актеры приступали к действию. Затаенное, скрытое, о чем зритель и не догадывался бы, оживало, становилось зримым и убеждало в том, что герои «Женитьбы» - не марионетки, не одномерные фарсовые фигуры, а живые люди со спрятанной тоской о счастье, о родной душе, о детях… «За всякой забавностью должны быть мечты, понятые каждому, и когда они будут рушиться, надо, чтобы всех задевало!» Мечты и унылая проза жизни сменяли друг друга, соединялись в спектакле. Повторялось шествие из глубины; девочки в шляпках и кружевах, мальчики в панталончиках окружали жениха и невесту видениями возможного семейного счастья. Мир, воображаемый героями, становился неизмеримо богаче действительности.

Действительность же оказывалась  тесным, душным «ситцевым раем» Агафьи Тихоновны; чиновничьим Петербургом Подколесина; для «маленького человека» она была холодной и отчужденной, и старый, встрепанный Жевакин (Л. Дуров) тревожно вопрошал себя и других, отчего так жестока судьба…

Это был удивительно человечный спектакль, все герои которого пытались мечтать, стремиться к осуществлению  своих жизненных надежд. Утопия, сказка, фантазия? Конечно! Мотив трагического несовпадения мечты и действительности подчеркивало и созданное Валерием Левенталем оформление: изящная, изысканная то ли комната, то ли беседка(быть может – клетка), в которой собирались все участники, пытаясь в этом уютном гнездышке отгородиться от внешнего, жестокого и враждебного мира; но поворачивались экраны, на которых был изображен город, толпа, стремительный жизненный поток, враз сминавший все планы и мечты так полюбившихся зрителю симпатичных людей, поток, делавший все их надежды несбыточной химерой, смешной, нелепой, но все-таки прекрасной, ибо пока человек мечтает – он живет! «Пока живу – надеюсь» - это старинное изречение обретало для для героев эфросовской «Женитьбы» особый смысл, воплощая, быть может единственный еще возможный для них жизненный стимул. Под звуки пленительной, чуть-чуть нездешней музыки медленно двигалась навстречу зрителям процессия, в которой Подколесин и Агафья Тихоновна были женихом и невестой, в которой Жевакин был облачен в роскошный, с иголочки, мундир…и лишь едва слышные, прерывистые всплески-стоны-вздохи Яковлевой – Агафьи Тихоновны нарушали торжественную величавость этого момента… Они доходили до края сцены и останавливались: здесь была черта, предел, им положенный здесь кончалась сказка и начиналась реальность, в которой все оставалось по-прежнему  трудным, жестоким, бесчеловечным, каждый из них был по-прежнему одинок, забытый судьбой, предоставлен сам себе.  Бесхитростную комедию Эфрос превратил в истинную драму: смешные гоголевские персонажи встали в один ряд с героями Достоевского, Чехова. Шекспира.

 

«Месяц в деревне». Роли и актеры.

 

Ольга Яковлева        Наталья Петровна        Исаак Кастрель        Ислаев              Анна  Каменкова          Верочка         Иван Шабалтас          Беляев                Леонид Броневой           Шпигельский                 Альбина Матвеева  Елизавета Богдановна     Олег Вавилов    Ракитин          Мария Андрианова   Анна Семеновна        Кирилл Глазунов Большинцов

«Месяц в деревне»(1977)

 

«Месяц в деревне» на Малой Бронной прошел тихо, полемики не вызвал и оказался практически не расслышанным в своем переломном, кризисном и плодоносном качестве.

В Тургеневском спектакле, может  быть, впервые у Эфроса не было сиюминутной  узнаваемости, злободневности. На их место  пришли некая отстраненность, какая-то размагниченность усталого меланхолического тона, изредка вздергиваемая резким смысловым акцентом. Похоже было, что всех приглашали поговорить «о вечном», оставив дню его заботы. Спектакль шел в давно уже непривычных трех действиях. После первого акта актеры, как в добрые старые времена, вышли на поклон.

Такой вызывающей традиционности от Эфроса совершенно не ждали, терпеливо  и долго рассчитывая увидеть наконец прежнего режиссера. В финале зритель был награжден за усидчивость, но все же структура спектакля, вся его интонация были новы и как будто бы не попадали в тон театральному времени. Казалось, теряется социальная чуткость, на место которой приходит желание поставить «этюд о страсти».

  Любовь, боль, слезы… как рассказать об этой удивительной, трепетной, загнанной в угол женщине – Наталье Петровне в исполнении Ольги Яковлевой? Кого вообще можно поставить рядом с ней? 
   
       

 
 Ее Наталья Петровна прекрасна  до умопомрачения, капризна, несчастна, больна, она в лихорадке, она мечется, как раненая птица, она… она любит. Как трогательно звучит ее имя в устах Ислаева: Наташа. И какой здесь Ислаев (Исаак Кастрель), "господибожемой" (с) – какая забота, нежность, любовь и преданность. Все всерьез, по-настоящему, навсегда… 
 Оформление спектакля скупо и лаконично – ажурная беседка с лестницей, маленькая карета, знакомые аккорды из Моцарта и Россини – все – и почему возникает ощущение настоящей дворянской усадьбы, где хорошие и несчастные люди плетут свои «психологические кружева"? Иногда художник и режиссер рядом с беседующими на высокие темы тургеневскими героями выставляют румяную, красноносую куклу-ямщика в коляске, тоже как самый общий знак того, что окружает тургеневскую усадьбу и ее обитателей.  А.В. писал, что Наталья Петровна – это предтеча Раневской. Месяц в деревне – как начиналось и Вишневый сад – чем закончилось. Это очень страшно. Здесь дело совсем не в любви тоскующей барыни к молодому студенту – совсем нет, здесь вопрос жизни и смерти – отсутствие воздуха, ощущение жизни, проживаемой в холостую, невозможности вернуть уходящую молодость… и вся безысходность в том, что для всех она давно "Наталья Петровна", а ведь на самом деле - "Наташа"... 
 Беляев –Шабалтаса идеален. Он красив, статен, насмешлив – самый обычный молодой человек, но как же он прекрасен в сцене объяснения с Натальей Петровной. «Беляев, останьтесь!» - и никогда не забыть его ответный растерянный вопль «Но КАК?!!!!!» 
 
 
  
 Броневой – Шпигельский, вроде на первый взгляд ничем не отличается от многочисленных его киноролей, типа доктора в Формуле любви. Все та же маска легкого пренебрежения и скуки, скупо падающие слова, мертвые интонации. Но каков Шпигельский в сценах с Елизаветой Богдановной!!!