Никита Сергеевич Хрущев

-Прежде всего, я глубоко убежден, что у нас есть достаточные средства сдерживания, а, во - вторых, увеличение военных усилий подорвет национальную экономику, результатом этого станет превращение страны в высокоцентрализованное общество, напоминающее военный лагерь. Я не собираюсь этого делать".

На совете безопасности президент без обиняков заявил, что все разговоры о ракетном отставании - пустая трата времени. Он не мог объяснить публично, откуда у него эта уверенность. Вся его уверенность строилась на информации, которую приносили острокрылые У - 2. Рассказать об этом значило расписаться в проведении шпионажа против страны, с которой он собирался строить почти дружеские отношения.

Двойственность такого положения раздражала Эйзенхауэра. И в сердцах он не раз говорил, что надо вообще прекратить эти полеты. Шел его последний год на посту президента США, и он, как уже говорилось хотел войти в историю в тоге миротворца, положившего конец "холодной войне" и начавшего эру разоружения. Первым шагом к ней должно было стать запрещение ядерных испытаний. Поэтому в начале 60- х годов заключение такого договора стало главной целью его политики в области разоружения.

Была, права, и другая, более прозаическая причина, которая побуждала его бороться за договор о запрещении испытаний. "Размещение нескольких инспекционных постов в глубине России,- считал он, - хоть немного приоткроет эту страну". Правда, об этом он предпочитал не распространяться.

11 февраля на пресс-конференции он объявил о готовности заключить договор, о прекращении всех испытаний в атмосфере, в океане и космосе, а также подземных испытаний, которые можно было проконтролировать. Кистяковский убедил президента, что показатели приборов позволяют идентифицировать все сейсмические явления с магнитудой 4, 75 и выше по шкале Рихтера. Это соответствовало, примерно, ядерному взрыву мощностью 20 килотонн. Таким образом американцы предлагали теперь запретить все испытания, в том числе подземные, выше порога мощности 20 килотонн. Это было очень близко к тому, что говорил в Женеве Майкл Райт Семену Царапкину. МИД сразу же внес в ЦК Записку, рекомендуя согласиться с новыми предложениями Эйзенхауэра, они легко вписывались в ранее принятые Президиумом решения, и возражений не предвиделось. Поэтому Записку пустили рутинным ходом на "голосовку".

-Американцы заманивают нас в ловушку, - убеждал Хрущев, - получив наше согласие на частичное запрещение подземных испытаний, они поморочат нам голову, а потом скажут: ничего не получается, ядерные взрывы мощностью ниже 20-и килотонн проконтролировать нельзя, и начнут испытания. Ответить нам уже будет нечем - мы сами отказались от согласованного в Женеве заключения экспертов о возможности контроля за всеми испытаниями.

19 февраля состоялось заседание Президиума. На нем решили поручить МИД и заинтересованным ведомствам доработать этот вопрос с учетом состоявшего обмена мнениями.

10 марта в ЦК пошла новая Записка, в которой говорилось, что американцы готовы изучить любое наше предложение о пороге мощности ниже или выше 20-и килотонн, но нам не надо втягиваться в обсуждение этого вопроса, так как это было бы признанием невозможности установления контроля за подземными взрывами. Корме того США, согласившись на словах с предложением Советского Союза о квоте инспекций, ставят количество инспекций в зависимость от числа неопознанных явлений.

Но после возвращения Хрущева из поездки по Юго-Восточной Азии, которая продолжалась почти месяц было принято первоначальное мидовское решение.

24 марта Эйзенхауэр пригласил в Овальный кабинет спорящие стороны и сообщил, что собирается принять советское предложение о моратории на подземные взрывы сроком на один - максимум два года. Договор о запрещении ядерных испытаний отвечает жизненным интересам США. В противном случае исчезнут надежды на прекращение "холодной войны" и не будет стимулов к разоружению.

Что касается скрытного проведения ядерных испытаний, то, по мнению Эйзенхауэра, инспекции сделают обман слишком рискованным. Кроме того есть и законные пути обхода соглашения.

-Вспомните.- сказал президент, что вы сами проводите программу ядерных взрывов в мирных целях с кодовым названием "Плаушер" например, для прокладки туннелей. Мне нет нужды напоминать каждому в этом кабинете, что они проводятся сугубо в мирных целях. Короче говоря, США уже обманывают. Реальная опасность возникнет, если Советский Союз станет проводить испытания, а мы - нет.

Это было одно из самых важных заседаний Совета национальной безопасности за все время президентства Эйзенхауэра. Все присутствовавшие понимали, что прекращение испытаний, если оно будет достигнуто, начинает эру ядерного разоружения - нельзя же создавать оружие без его испытаний. И никогда раньше Восток и Запад не были так близки к этому. Джеймс Рестон в то время писал в "Нью-Йорк таймс": "Президент был поставлен перед необходимостью принять самое серьезное решение с того времени, как он приказал союзным войскам пересечь Ламанш и вторгнуться в Европу".

И он принял это решение.

29 марта в Кэмп-Дэвиде Эйзенхауэр и Макмиллан выступили с совместным заявлением, в котором давалось согласие на мораторий в отношении подземных испытаний ниже порога в 20 килотонн. Они предложили немедленно начать "скоординированную программу исследований".

Теперь на переговорах в Женеве предстояло доработать все детали будущего договора.

Во-первых - срок моратория. Советский Союз предлагал четыре-пять лет. США - один - два года. Компромисс - три года.

23 апреля Президиум ЦК в Москве снова рассматривал ситуацию с запрещением ядерных испытаний. Хрущеву удалось провести решение, которое расчищало последние завалы на пути к соглашению. В Женеву пошли следующие указания:

1. Добиться согласования еще до совещания в верхах как можно большего числа несогласованных вопросов;
2. Сделать следующее заявление: декларация президента Эйзенхауэра и премьер-министра Макмиллана от 29 марта, где говорится о согласии на мораторий в отношении подземных ядерных испытаний ниже порога в 20 килотонн, могло бы сыграть положительную роль.

Правда, следовало не совсем понятное добавление: "если бы три ядерные державы согласились бы на такой мораторий".

15 марта 1960 года в женевском Дворце наций собрались 10 стран для рассмотрения вопросов разоружения. Хрущевский принцип паритета был выдержан точно - пять стран НАТО и пять стран ОВД. В центре внимания переговоров сразу же оказались идеи Хрущева о всеобщем и полном разоружении. Ничего яркого этой идее Запад противопоставить не смог, кроме некоторых отдельных мер разоружения. Во время переговоров, военные забили тревогу, ведь на столе переговоров в Женеве не было такого договора, или хотя бы какого-нибудь документа, где содержались бы положения идеи о всеобщем и полном разоружении.

В Москву из Парижа, Никита Сергеевич вернулся 3 апреля 1960 года. И тут ему показалось, что приехал он в другую страну. Внешне все обстояло как прежде. Но его коллеги по Президиуму ЦК, потупив очи долу, смиренно рассказывали, что в стране не спокойно. Армия почти вся открыто ропщет, недовольная сокращениями. КГБ обеспокоен вольнодумием. У советских людей падает вера в коммунистические идеалы, их все больше прельщает западный образ жизни и буржуазные мечтания о какой-то свободе и демократии. И причина этому - неправильно понимание так называемого духа Кэмп-Дэвида. Он порождает смятение умов, ложные иллюзии и несбыточные мечты. А империалисты пользуются этим и втайне готовят новое наступление на социализм. Все надежды на проведение саммита беспочвенны. Аденауэр плотно блокировал любое решение германского вопроса, а американцы против него не пойдут. Нет перспектив и у другого любимого детища Хрущева - идеи всеобщего и полного разоружения. Оно утоплено в бесконечных речах в Женеве.

 

3.3 Личное оскорбление

 

Из материалов расследования факта нарушения государственной границы СССР: "9 апреля 1960 года в районе Памира, 430 километров южнее города Андижан, через государственную границу СССР со стороны Пакистана перелетел иностранный самолет. Радиолокационными постами отдельного корпуса ПВО Туркестанского военного округа из-за преступной беспечности нарушитель был обнаружен в 4 часа 47 минут, когда углубился на нашу территорию более чем на 250 километров. Указанный нарушитель вышел к Семипалатинску…"

… А происходило действительно нечто нелепое и не умещающееся ни в какие рамки здравого смысла. Рано утром 9 апреля 1960 года начальнику штаба воздушной армии в Ташкенте позвонил оперативный дежурный. Сообщили, что пара самолетов Т- 3 готова к вылету и может идти на перехват нарушителя государственной границы. Просили дать координаты запасного аэродрома, на что поступил контрзапрос:

-Аэродром, о котором запрашиваете, секретный. Есть ли у летчиков соответствующие допуски?

Соответствующих допусков у этих летчиков не оказалось. Последовал приказ сидеть и ждать. Так продолжалось около двух часов, а тем временем американский самолет спокойно совершал виражи над Семипалатинским полигоном. Американцы хорошо знали, что там проводятся основные испытания советского ядерного оружия. Им нужны были технические детали, касающиеся методологии их проведения. Кроме того, Советский Союз в 1958 году прекратил испытания и объявил мораторий. Американцы задавались вопросом о том, не готовится ли он к их возобновлению?

Между тем запрос из штаба полка достиг Москвы и рассматривался в правительстве СССР. До этого он прорабатывался в главном штабе войск ПВО, ВВС и КГБ.

В 7 часов утра по Москве разрешение на вылет было получено. Но к этому времени У-2 ушел в сторону полигона зенитно-ракетных войск ПВО. Теперь он был вне досягаемости для Т-3, и те благополучно приземлились на сверхсекретном объекте близ Семипалатинска.

Американскому пилоту везло. На ракетном полигоне Сары - Саган 9 апреля стрельб не планировалось и ракет на позициях не было, а технические площадки располагались от полигона на расстоянии 100 км. Но и там подготовленных ракет не оказалось.

У-2 уже начал фотографировать полигон, нагло совершая виражи. Потом улетел к полигону Тюра-Там (Байоконур).

К этому времени уже огромный куст советских ПВО юго-востока страны был приведен в высшую степень боеготовности.

Пол истребителей, который должен был перехватить У-2 на отрезке Тюра-Там - Мары был приведен в боевую готовность. На вооружении у него были Т-3. Но летчики оказались неподготовленными к полету на больших скоростях и высотах. А командование не смогло организовать взаимодействия , хотя у него запасе около 5 часов на подготовку к перехвату. Кроме того - это уже рассказывали сами летчики, - на самолетах не было ракет и на склады они еще не поступали.

У-2 спокойно ушел на базу.

В хрущевских задиктовках есть фраза. Она становится понятной, если наложить ее на закулисную борьбу в кремле. Два облета, сказала он, до апреля 1960 года можно было объяснить, как случайный эпизод. Но полеты весной 1960 года объяснению не поддавались.

Американцы знали, что причиняют руководству Советского Союза страшную головную боль каждый раз, когда один из их самолетов отправляется с такой миссией,- говорил Никита Сергеевич. Министр обороны предложил сделать Вашингтону дипломатический протест. Хрущев отказался от такого предложения.

 

3.4 1 мая 1960 года

 

Пауэрс быстро набрал высоту в 20 км и через час уже был в воздушном пространстве СССР. Подал два коротких сигнала и тут же получил один в ответ. Это означало, что следует продолжать по намеченному маршруту лететь. Теперь ему предстоял путь в шесть тысяч километров, через всю территорию СССР до норвежского города Боде.

Летчики У-2 знали, на что шли, но за это они получали хорошие деньги. С огромной высоты нужно было сфотографировать ночной пуск ракеты или обнаружить внизу заводы, аэродромы, пусковые установки ракет. Ведь без их работы, армады американских бомбардировщиков могли оказаться слепыми в будущей войне.

… В глубине России тучи стали рассеиваться. Пауэрс пролетел над Аральским морем, покрутился над космодромом Тюра-Там и теперь держал курс на Челябинск. На Востоке уже показались каменные громады Уральских гор, обрамленные бескрайней тайгой.

При сломанном автопилоте Пауэрс решил продолжать полет. Проведя съемку секретного атомного города Челябинск - 40, - он повернул к Свердловску. Была пройдена половина пути. Но советские радары на сей раз вели У-2 от самой афганской границы. В зенитно - ракетные дивизионы сразу же поступила команда: аппаратуру в боевой режим с распечатывнием тумблеров! Это означало, что ракеты будут направлены не на учебную, а на настоящую цель.

Огибая Свердловск третий раз Пауэрс попал в зону видимости дивизиона инемедленно была дана команда:

-Пуск!

Ракета в самолет не попала. Зато самолет хорошо тряхануло и этого оказалось достаточно для того, чтобы самолет стал неуправляемым. Но Пауэрс успешно катапультировался. На земле его уже ждали. В тот же его отвезли в Свердловский крайком партии, куда уже позже пришла повестка срочно привезти его в Москву на допрос.

 

3.5 Экономическая и социальная политика СССР

 

Сразу же после Великой Отечественной Войны стали заново отстраиваться предприятия и заводы. Начал меняться облик СССР, что создавало мощную предпосылку для дальнейшего экономического развития. Кооперация сельского хозяйства и культурная революция создали условия для наращивания народного хозяйства и улучшения материального положения трудящихся. Вместе с тем, перед советским обществом стояли сложные экономические и социальные задачи. В СССР стали проявляться противоречия, заложенные в экономической модели развития народного хозяйства, в ориентировании на экстенсивный тип развития промышленности и сельского хозяйства. Если в 30-е годы, как и в послевоенные такая экономическая политика была оправдана и необходима, то в 1950-е годы жесткий централизм, народно-хозяйственные директивы по любому вопросу, консерватизм руководства, нелепые хозяйственные связи стали мешать развитию технологий на мировом уровне.