«Русская идея» в работах Бердяева Н.А

Россия была ему нужна. Она была в нем, и он был в ней. Он проживал вместе с нею самые тяжелые и трудные дни. Но он познавал ее по-своему, если не эмпирически, то мысленно, через «идею».

Если В. Соловьев употребил термин «русская идея» для того, чтобы европейскому читателю легче было понять суть философско-политической концепции православной мысли, то Бердяев назвал свою книгу так же, может быть, для собственного осознания процесса развития русской мысли в новую и новейшую исторические эпохи и одновременно осознания себя в этом процессе. Они оба писали книги для европейцев. А для этого и использовали «доступный» заголовок. Интересно, назвали бы они так же свои работы, если бы они предназначались исключительно для русского читателя, причем не столичного, а провинциального? Вот почему можно отметить существование некоего феномена «отталкивания», когда эти книги начинает изучать русский читатель. Если европейский читатель завлекается «русской идеей», он любопытствует о ней, то читатель русский — ищет в ней смысла и, в конечном итоге... недоумевает.

Размышления о «русской идее» потребовали от автора немалого напряжения сил. Недавно была закончена книга «Истоки и смысл русского коммунизма», которая вынудила «много перечитать по русской истории XIX века». Таким образом, ретроспективный взгляд обострил и взгляд на современность.

В книге «Царство Духа и Царство кесаря», над которой он работал до последней минуты и над рукописью которой скончался, Бердяев пытается словно бы вновь обобщить и пересказать уже сказанное. Стилистические неровности в тексте стали выражением интонации самого философа, а что как не эта естественная интонация дороже всего современному человеку сегодня, ведь мы привыкли лишь к «выверенным» и выхолощенным текстам с отработанными формулировками.

В своей последней книге Бердяев размышляет о настоящем и будущем общества, в котором мы живем. Судьба современной России продолжает интересовать его в первую очередь. Многое, очень многое он предопределял и предугадывал. Например, о бюрократии:

«Самой мучительной проблемой в социализме является проблема свободы. Как соединить проблемы хлеба для всех людей, от которой зависит сама жизнь людей, со свободой, от которой зависит достоинство людей?.. Не будет греховных форм эксплуатации человека человеком, не будет классов в том смысле, в каком они созданы капиталистическим строем. Но образуется новый, привилегированный правящий слой, новая бюрократия, та, что теперь называется «организаторы».

Или еще — о революции и культуре, о положительных чертах русского человека:

«Революционность определяется радикальным уничтожением прошлого. Но это иллюзия революции. Яростное уничтожение прошлого есть как раз прошлое, а не грядущее. Уничтожить можно лишь прогнившее, изолгавшееся и дурное прошлое. Но нельзя уничтожить вечноценного, подлинного в прошлом... Наиболее положительные черты русского человека, обнаружившиеся в революции и войне, необыкновенная жертвенность, выносливость к страданию, — есть черты христианские, выработанные христианством в русском народе, т.е. прошлым».

Олдос Хаксли когда-то взял эпиграфом к своему роману «О дивный новый мир» слова Бердяева, почему-то выпавшие из некоторых изданий последних лет:

«Утопии, к несчастью, осуществимы. И, может быть, настанет время, когда человечество будет ломать себе голову над тем, как избавиться от утопий».

И в самом деле, если Бердяев сам стремился к «Новому Средневековью», в чем-то утопической стране будущего, то, во всяком случае, делал это, максимально заостряя внимание на проблемах насущных, повседневных, духовно важных для каждого человека. Именно потому он всегда выделялся среди своих известных современников-философов. «На чисто философских весах некоторые современные русские философы весят больше Бердяева. Но в Бердяеве есть, по крайней мере, одна черта, которая выделяет его из других: он был философом профетического, пророческого духа, он был в высшей степени чуток к болезням века сего...

Сам себя он называл «верующим вольнодумцем». Профессор Дональд Лоури, написавший о нем прекрасную книгу и знавший Бердяева лично, охарактеризовал его как «мятежного пророка». Еще один профессор — Матвей Спинка, также автор книги о философе — называл его «пленником свободы», в отличие от М. Валлона, озаглавившего свою книгу «Апостол свободы». Еще, когда речь шла о его отношении к свободе и его свободолюбии, Бердяева отмечали «фанатиком».

Запад долгое время изучал Россию «по Бердяеву». Ибо в чем-то он был «над» многими важнейшими вопросами. Для Советской России он был неприемлем, но и для эмиграции — не свой, особенно в конце жизни. «Он был нетерпим к малейшему проявлению лжи, раболепия или компромисса... Испытав на себе принудительное равенство, введенное в России, он написал блестящее его опровержение, книгу «Философия неравенства». Оказавшись в среде русской эмиграции, Бердяев выступил против огульного осуждения коммунизма и сыскал себе в глазах реакционеров репутацию «красного философа».

А это писал он сам: «Борьба за свободу, которую я вел всю жизнь, была самым положительным и ценным в моей жизни... Все столкновения с людьми и направлениями происходили у меня из-за свободы».

«Я постоянно слышу, что у меня «мировое имя»... Я очень известен в Европе и Америке, даже в Азии и Австралии, переведен на много языков, обо мне много писали. Есть только одна страна, в которой меня почти не знают, — это моя Родина...»

В самом деле, библиография работ Бердяева постоянно уточняется.

Н.А. Бердяев давно ушел из жизни. Книги его изданы на многих языках. Десятки книг, сотни статей и публикаций. В Париже существует центр его имени, а в Москве - музей. Многие исследователи занимаются изучением его наследия. По данным собрания его сочинений, которое было выпущено в Париже, число его статей, публикаций и книг достигает 483 наименований, он переведен на 20 языков мира.

«Русская идея» в период перестройки и в ельциновское время овладела умами многих. Однако к началу XXIвека, вдруг, почему-то стала почти неинтересной. Другие, более материальные заботы завладели умами. А редкие и тихие «голоса» некоторых мыслителей стали вовсе не слышны во всеобщем сонме пустых политических лозунгов.

Заключение

 

Жизнь и творчество Бердяева показывает нам, что не смотря на несправедливое отношение государства к нему, он до конца своих дней любил свою страну, горячо болел и переживал за свою родину. Очень странно, что его имя известно всему миру, его труды издаются и переводятся на все языки мира, а в России он так и не получил должного признания. Жизнь продолжается. Произведения Бердяева понемногу издаются и переиздаются. И мы ясно видим, что темы, затронутые им, — важны и актуальны по сей день.

Творческое, но не пассивное отношение к его наследию — то, о чем автор мог лишь мечтать, ибо упреждал о своей собственной «погрешимости»:

«В сущности, никакая из написанных мною книг меня не удовлетворяет, никакая не выражает вполне... Мысль необходимо изрекать, человек должен совершать этот акт, но в известном смысле остается верным, что «мысль изреченная есть ложь...»

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Список литературы

 

 
1. Бердяев Н.А. Философия свободы. Смысл творчества. М.: “Правда”, 1989.

2. Бердяев Н.А. Самопознание (опыт философской автобиографии). М.: “Книга”, 1991.

3. Бердяев Н.А. Русская идея. "Вопросы философии", 1990, № 1-2.

4. Бердяев Н.А. Смысл истории. М.: “Мысль”, 1990.

5. Достоевский Ф.М. Собрание сочинений в 12-ти томах. М.: “Правда”, 1982.

6. Лосский Н.О. История русской философии. М.: “Высш. школа”, 1991.

7. Русская философия. Словарь. Под ред. Маслина М.А. М.: “Республика”, 1995.

8. Современная философия: словарь и хрестоматия. Под ред. Кохановского В.П. Ростов-на-Дону: “Феникс”, 1996.

9. Шрейдер Ю.А. Свобода как творческая ориентация в мире. "Вопросы философии", 1994, № 1