А.В. Суворов: полководец и человек

Пуще всего он боялся изнеженности, которая, по его мнению, подобно ржавчине, разъедает волю и здоровье. «Чем больше удобств, тем меньше храбрости»[1], говаривал он. Он считал необходимым поддерживать физическую и духовную стороны человека в состоянии постоянной готовности к лишениям и опасностям. Пребывание в солдатской среде укрепило эти его привычки, и, следуя им, он достигал двух целей: подавал пример другим офицерам, от которых требовал в военное время предельного напряжения сил, и лишний раз привлекал симпатии солдат.

Суворов не привык предаваться  играм, дорожа каждой минутой для  занятий. Суворов редко посещал  балы и вечеринки, но если попадал  туда, то бывал очень оживлен, много  плясал и уже в глубокой старости хвалился, что танцевал три часа кряду. Он всех заражал своей живостью. Он очень быстро, по первому взгляду и нескольким вопросам, составлял о человеке определенное мнение и редко менял его. Он не раз принимал участие в рукопашных схватках, несмотря на то, что мускульная сила его была очень невелика. Вообще от природы он был слабого здоровья, и только непрестанная тренировка, спартанский, режим и стальная сила воли позволяли ему переносить непрерывное физическое и нервное напряжение войны.[5]

Суворов был по натуре добр - непритязательной добротой простого русского человека. Он не пропускал ни одного нищего, чтобы не оделить его милостыней. Встречая ребят, он останавливался и ласкал их. В Кончанском у него жила на полном пансионе целая команда инвалидов. Он помогал всем, кто обращался к нему, до конца жизни каждый год тайно высылал 10 тысяч рублей в одну из тюрем.[2] Суворов любил чай и нюхал табак. Иногда он ходил на охоту за птицей, но особенно этому удовольствию не предавался. Зимою любил кататься на коньках, устраивал у себя ледяную гору и на масленице забавлялся на ней вместе с гостями. Любя птиц, он на зиму устраивал «птичью комнату». Это была большая комната, в которой в кадках стояли елки, сосенки, березки и проч. Получалось подобие рощицы. Сюда напускались синички, снегири, щеглята на всю зиму, весной же, преимущественно на Святой, их опять выпускали на волю. Суворов очень любил эту комнату, часто в ней бывал и даже нередко в ней обедал. Иногда летом обедал на берегу реки. [1]

Суворов был очень религиозен и набожен. Часто ходил в церковь, лично читал и пел на клиросе  и старался поддерживать религиозность  в солдатах. В деревне путь в  церковь вел через реку. В весеннее половодье, говорили, он переправлялся  через реку в винокуренном чане, приспособленном в виде парома. «Я проливал кровь потоками, - сказал он однажды, - и прихожу в ужас от этого. Но я люблю моего ближнего; я никого не сделал несчастным, не подписал ни одного смертного приговора, не задавил ни одной козявки».[1]

Полководец был искренен, говоря это, и здесь нет противоречия с его беспощадностью там, где  она диктовалась железным законом  войны. «Заранее учись прощать ошибки других и не прощай никогда собственных», часто повторял Суворов. [4]                                                                       

Окружающие знали его  отходчивость, доверчивость и житейскую  неопытность и часто использовали их в своих интересах. Управители обкрадывали его или разоряли его своей леностью и небрежностью; адъютанты опутывали его сетью  взаимных интриг, подсказывали ему  пристрастное распределение наград, играли на всех его слабых струнах, благоразумно не вторгаясь только в  чисто военную сферу, где, как  им было известно, полководец не терпел ничьего вмешательства. Вряд ли Суворов не замечал ухищрений и плутней, разыгрывавшихся вокруг него. Скорее всего, он просто не придавал им значения, не считая их достойными того, чтобы отвлекаться ради них от военных дел. Характерным, во всем проявлявшимся свойством его была безыскусственная простота; ни при каких обстоятельствах его не покидал подлинный демократизм. Объезжая в скромной повозке пограничные крепости Финляндии, он встретился с мчавшимся фельдъегерем. Не узнав в бедно одетом старичке знаменитого графа Суворова, тот гаркнул что-то и хлестнул графа нагайкой. Адъютант в бешенстве хотел остановить фельдъегеря, но Суворов закрыл ему рот рукою: «Тише! Курьер, помилуй Бог, дело великое.»[1] 

Одним из основных свойств  его натуры была глубокая, нерушимая  бескорыстность. И здесь он представлял  собою яркое исключение среди  возведенной в принцип продажности  екатерининских вельмож. Все искали, чем бы поживиться, все воровали направо и налево. Кондотьерские нравы господствовали во всех армиях. Французы грабили завоеванную Италию, австрийцы - Польшу. Суворов же никогда не взял ни одной вещи из бесценной добычи, которая доставалась войскам в результате его побед. Когда при взятии Турина ему принесли драгоценности бывшего сардинского короля, оставленные французами при поспешном отступлении, он отказался считать их своей военной добычей и отослал экс-королю.[2]

Будучи глубоко принципиальным человеком, Суворов выработал для  себя идеальный тип, образец, к которому следует стремиться. Этот идеал обрисован  им в письме к Александру Карачаю (крестному сыну): «…Военные добродетели суть: отважность для солдата, храбрость для офицера, мужество для генерала. Военачальник, руководствуясь порядком и устройством, владычествует с помощью неусыпности и предусмотрения. Будь откровенен с друзьями, умерен в нужном и бескорыстен в поведении. Пламеней усердием к службе своего государя. Люби истинную славу; отличай честолюбие от надменности и гордости. Привыкай заранее прощать погрешности других, и не прощай никогда себе своих погрешностей. Обучай ревностно подчиненных и подавай им пример собою.…Будь терпелив в военных трудах; не унывай от неудач. Умей предупреждать обстоятельства ложные и сомнительные; не предавайся безвременной запальчивости. Храни в памяти своей имена великих людей и руководствуйся ими в походах и действиях своих.…Привыкай к деятельности неутомимой. Управляй щастием; один миг доставляет победу».[1,c.76]

Сохранился рассказ, будто  однажды Суворов выразился: «Не  будь я военным, я был бы поэтом».[3] Неизвестно в точности, была ли произнесена им эта фраза, но факт таков, что генералиссимус российских армий питал неизменный интерес к поэзии и сам постоянно порывался писать стихи. Стихотворения Суворова не отличаются особыми достоинствами. С точки зрения формальных достоинств муза Суворова не превышала среднего уровня его эпохи. К чести Суворова надо сказать, что он сам отлично понимал это. Когда один из современников назвал его однажды поэтом, он решительно отклонил это звание. «Истинная поэзия рождается вдохновением, - произнес он. - Я же просто складываю рифмы».[3] Будучи во всем последовательным, он никогда не печатал своих стихов. И все-таки стихи всегда были слабостью его исключительно волевой, сильной натуры. На фоне спесивых екатерининских и павловских вельмож, не удостаивавших поэзию серьезным вниманием, Суворов являлся редким и отрадным исключением. Будучи глубоко образованным человеком, он с уважением относился ко всякому знанию, а поэзия была излюбленным занятием на протяжении всей его семидесятилетней жизни. Суворов очень любил прибегать к стихотворной форме в частной и в официальной переписке. Не говоря уже о его подчиненных, он и австрийским генералам во время итальянской кампании неоднократно давал указания в форме немецких или французских стихов. Сообщение военных реляций в форме стихов было также в обычае у Суворова. Вдобавок иногда эти стихи были пропитаны тонким ядом.[3] Корреспонденция Суворова особенно интересна. Слог его был простой, лаконичный, отрывистый, какой-то мятущийся - верное отражение его натуры. Вдобавок он пользовался совершенно оригинальной пунктуацией: знаки препинания расставлялись им произвольно, часто в середине фразы неожиданно оказывался вопросительный или восклицательный знак, еще более затруднявший понимание письма. С каждым корреспондентом он умел поддерживать переписку в том стиле, какой был тому свойствен.[2] 

Начальник суворовского штаба  Ивашев констатирует: «Суворов был  пылкого и нетерпеливого характера  и требовал мгновенного исполнения приказаний». [3] Впрочем, когда обстоятельства того требовали, Суворов, превозмогая свой характер, умел ждать. «Чтобы достичь, нужно быть терпеливым, как рогоносец» [1], сказал он однажды с горечью. Ум Суворова не знал отдыха. Страстная любознательность сочеталась в нем с огромной жаждой деятельности. Военное дарование - только одна сторона его облика, в которой наиболее ярко отразилась его интеллектуальная и волевая мощь. Нет сомнения, что он отличился бы и на другом общественном поприще.

Облик Суворова останется недорисованным, если еще  раз не отметить его поразительной  храбрости. Десятки раз он находился  в смертельной опасности. Со своей  тонкой шпагой он не мог оказать  серьезного сопротивления неприятельским солдатам, но робость была неведома ему. Он бросался, вдохновляя бойцов, в  самые опасные места, где почти  невозможно было уцелеть, проявляя какую-то безрассудную смелость.

Бесконечные выходки и  эксцентричность Суворова, особенно усилившиеся к концу его жизни, казалось бы, не соответствовали представлению  о нем как о замечательной  личности. [2,3] Нет сомнения, что по самой сущности своей Суворов обладал глубоко оригинальной натурой, которой тесны были рамки условностей и предрассудков дворянского круга. Долголетнее пребывание среди солдат развило в нем новые привычки, которые, с точки зрения «высшего общества», рассматривались как чудачества. В большинстве случаев подобная оригинальность резко ограничивалась под влиянием общепринятых правил. Однако Суворов сознательно давал простор особенностям своей натуры. Они выделяли его из толпы других офицеров. Они создавали ему популярность в солдатской среде. Наконец в условиях неприязни правящих сфер это создавало вокруг него некую атмосферу безнаказанности, предоставляли ему известную независимость суждений и действия. С течением времени этот последний мотив сделался преобладающим. Известность его стала очень большой. Солдаты любили его и без причуд и, конечно, не за причуды, а за его военные качества, за то, что он не бросал их зря под пули, а вел кратчайшим путем к победе, деля с ними на этом пути все опасности. Но недоброжелательство вельмож росло по мере роста его славы, и Суворову все труднее становилось отстаивать свою систему и свои принципы. В связи с этим он все чаще укрывался, как щитом, своими причудами. Причуды Суворова, надеваемая им на себя маска простака и чудака – это искусная маскировка его неизменной фронды к правящим кругам. К этому можно добавить, что иногда Суворов пользовался своей репутацией чудака, чтобы извлечь из нее конкретную пользу. Так, желая ввести в заблуждение шпионов, он объявлял, что штурм или поход начнется, «когда пропоют петухи», а затем задолго до рассвета самолично кричал петухом. Но постепенно эту маску научились распознавать.– Тот не хитер, кого хитрым считают, – говорил полководец, наивно радуясь, что все судят о нем, как о безвредном оригинале.[2]

Таким образом, все причуды  Суворова находят себе объяснение в  слишком большой подвижности  душевной жизни, его крайней порывистости, привычке действовать сразу, слишком большой самоуверенности и невнимании к тому, что скажут о нем другие. Странность поступков Суворова объясняется особенностью его натуры, не входящей в обычные рамки жизни, и никоим образом не является чем-либо умышленным и заранее обдуманным. Он действовал, как жил, и особенность его натуры выражалась особенными, выделяющимися из ряда обыкновенных, поступками.

Оставаясь наедине с самим  собою или будучи в обществе человека, которого уважал, Суворов сбрасывал  свою личину и становился простым, серьезным человеком, чуждым всяких выходок. То же случалось, когда ему приходилось представительствовать от имени русской армии при каких-нибудь торжественных событиях.– Здесь я не Суворов, а фельдмаршал русский, – пояснил он однажды эту перемену. Внутренняя жизнь Суворова оставалась загадкой для окружавших его. В 1800 году, незадолго до своей смерти, он сказал художнику Миллеру, писавшему с него портрет: « Ваша кисть изобразит видимые черты лица моего, но внутренний человек во мне скрыт. Я бывал мал, бывал велик.»[5]                                                                              

Таков Суворов – человек, чье имя принадлежит великому русскому народу, с чьим именем неразрывно связана слава непобедимости  русского оружия.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Заключение

 

Суворов — изумительно  цельный тип «военного человека»  вообще, и буквально единственный в мировой истории войн пример солдата-фельдмаршала-генералиссимуса. За двадцать походов войска Суворова захватили у неприятеля 609 знамен, 2670 пушек, 107 судов, 50 тысяч пленных. Путем самообразования он не только достиг самого видного и почетного положения в военном отношении, но и занял даже совершенно уединенное место во всей истории военного дела. Самостоятельно изучая те же самые исторические образцы, по которым учились и другие, он, однако, под влиянием горячей любви и преданности делу, извлек из этого пользы значительно больше других. Привнесши в это дело большую долю своей индивидуальности, он создал новое «военное искусство», которое так и прозвано «суворовским». Суворов любил войну. Слава - идеал его жизни. Военные подвиги - его стремление. Войска - его средство. Суворов любил солдат. Суворов любил человека. Любя солдат, Суворов прежде всего видел в них своего брата, своего товарища по подвигу. В солдате он видит орудие и средство к успеху подвига и славе. Но для того, чтобы обладать всецело орудием, нужно в совершенстве владеть им. Для этого требуется уменье господства над ним и сила внушения. А в этом обязателен личный пример, личные доблести и подвиги, достойные подражания, подчинения и повиновения. Суворов - офицер прежде всего проявляет беззаветную храбрость, хладнокровное умение схватывать и обсуждать момент и полное самоотрицание. Суворов-начальник — душа солдат. Он всегда с ними, он весь для них, он первый пример во всем. Ничего он от них не требует такого, чего бы он не сделал сам. Сознавая необходимость переработки всего строя, быта и характера войск, Суворов ест с солдатами, носит платье солдат, ездит на солдатской лошадке, - с солдатами он ходит по полям в холод и непогоду, переплывает реки, проводит ночи в маршах, делает в темень нападения. Солдаты со своим командиром становятся неутомимыми, неустрашимыми, не боящимися ни жары, ни холода, ни суши, ни воды, ни голода, ни жажды. Суворов вселял в них идею, сам являлся образцом выполнения, и солдаты отдавались ему безраздельно и от всей души. Это было господство духа сильного над слабым. Солдаты были орудием в руках Суворова не только за страх, но и за совесть, - из любви и преданности. Суворов создает новую систему военной тактики. Система Суворова является выражением его характера: глазомер, быстрота и натиск, - это дух Суворова. Обладая чрезвычайной личной храбростью, он без нужды не выказывал её, но там, где считал нужным, бросался в самый пыл боя, платясь за это неоднократными ранами. Сущность его «науки побеждать» состоит в таком обучении солдат, что они наперед получают определенное понятие о том, что может встретиться им на войне, а равно и о том, как им вести себя в каждом отдельном случае. «Наука побеждать» обучала солдат только тому, чтобы идти вперед и вперед (атака и штурм), и из которой, безусловно, было изгнано все, что касается движения назад (отступления). Суворов был религиозен, набожен, чист душою, честен, некорыстолюбив, прямодушен, вспыльчив, раздражителен, не сдержан, откровенен и необыкновенно быстр в решениях. Бесконечные выходки и эксцентричность Суворова, особенно усилившиеся к концу его жизни, казалось бы, не соответствовали представлению о нем как о замечательной личности. Все причуды Суворова находят себе объяснение в слишком большой подвижности душевной жизни, его крайней порывистости, привычке действовать сразу, слишком большой самоуверенности и невнимании к тому, что скажут о нем другие. Странность поступков Суворова объясняется особенностью его натуры, не входящей в обычные рамки жизни, и никоим образом не является чем-либо умышленным и заранее обдуманным. Он действовал, как жил, и особенность его натуры выражалась особенными, выделяющимися из ряда обыкновенных, поступками. Нет смысла перечислять все  заслуги, ордена и титулы Суворова, поскольку  самой высокой наградой для него была – любовь солдат и уважения народа. Ведь иные его современники лестью, низкопоклонством добивались орденов больше и титулов пышнее. Но кто помнит их? О Суворове же память вечна.