Беловежская эпоха

Беловежская эпоха — условное обозначение, используемое небольшим числом политологов, политиков и публицистов в  отношении новой исторической эпохи  в международных отношениях, наступившей  в начале 1990-х гг с подписанием Беловежских соглашений о роспуске Советского Союза[1] и, по их мнению, пришедшей на смену ялтинско-потсдамской системе, сложившейся по результатам Второй мировой войны.

Распад мирового социалистического  лагеря привел к упразднению биполярной системы международных отношений.[15] Таким образом, мир вступил в  эпоху глобального доминирования  Соединенных Штатов. Характерно, что, несмотря на роспуск Варшавского  договора, альянс НАТО продолжил свое существование и, позже, экспансию. К 2004 в Североатлантический альянс вошли практически все бывшие участники Варшавского блока.

Начало Беловежской эпохи характеризуется  большим количеством военных  конфликтов во всем мире. Впервые с  окончания Второй мировой войны вспыхнули вооружённые конфликты в Европе — на Балканах и Северном Кавказе. Резко обострилась борьба за энергетические ресурсы.

В 2004—2007 10 государств Восточной Европы завершили свою начавшуюся в 1990-х  годах интеграцию в Европейский  союз, к 2008 году это объединение насчитывает  уже не 15, а 27 стран-участниц. Однако ЕС так и не удалось пока стать  единым геополитическим полюсом  из-за неспособности выработать общую  внешнюю политику. По мнению ряда исследователей объединению Европы мешают как внутренние разногласия, хронически появляющиеся вследствие неравномерности развития и разнонаправленности экономических интересов стран-участниц,[16] так и внешние факторы: выстраивание «санитарного кордона» вдоль западных российских границ из наиболее радикально атлантистски ориентированных государств в Восточной Европе[17] и жёсткая энергетическая политика России.[18] Беловежская эпоха — условное обозначение, используемое небольшим числом политологов, политиков и публицистов в отношении новой исторической эпохи в международных отношениях, наступившей в начале 1990-х гг с подписанием Беловежских соглашений о роспуске Советского Союза[1] и, по их мнению, пришедшей на смену ялтинско-потсдамской системе, сложившейся по результатам Второй мировой войны.

Распространение

Выражение, по-видимому, было введено  в оборот лидером КПРФ Геннадием  Зюгановым, использовавшим его в 1997 году в своей книге «География победы. Основы российской геополитики»[2].

Мнение о том, что подписание Беловежских соглашений, формализовавшее  фактический распад Советского Союза, ознаменовало собой появление новой  геополитической ситуации, начало нового, постсоветского исторического периода («эпохи»), в достаточной степени  распространено среди современных  российских и зарубежных политологов[3], публицистов[4][5][6], политиков[7][8], государственных  деятелей бывших социалистических и  постсоветских государств[9][10].

Геннадий Зюганов

Само выражение «Беловежская эпоха» упоминалось и/или употреблялось  в учебной и справочной литературе конца 1990-х гг[11][12], а также встречается в полемических выступлениях политиков и политологов, негативно оценивающих распад СССР и его последствия[13][14].

На Западе в качестве рубежа смены  эпох (англ. Post-Cold War era), как правило, называют отставку Михаила Горбачёва с поста президента СССР и произошедшее тогда же рождественское телеобращение президента США Джорджа Буша, объявившего о конце холодной войны. Хронологически подписание Беловежских соглашений и упомянутые события произошли в декабре 1991 года.

Характеристика эпохи

Распад мирового социалистического  лагеря привел к упразднению биполярной системы международных отношений.[15] Таким образом, мир вступил в  эпоху глобального доминирования  Соединенных Штатов. Характерно, что, несмотря на роспуск Варшавского  договора, альянс НАТО продолжил свое существование и, позже, экспансию. К 2004 в Североатлантический альянс вошли практически все бывшие участники Варшавского блока.Начало Беловежской эпохи характеризуется большим количеством военных конфликтов во всем мире. Впервые с окончания Второй мировой войны вспыхнули вооружённые конфликты в Европе — на Балканах и Северном Кавказе. Резко обострилась борьба за энергетические ресурсыВ 2004—2007 10 государств Восточной Европы завершили свою начавшуюся в 1990-х годах интеграцию в Европейский союз, к 2008 году это объединение насчитывает уже не 15, а 27 стран-участниц. Однако ЕС так и не удалось пока стать единым геополитическим полюсом из-за неспособности выработать общую внешнюю политику. По мнению ряда исследователей объединению Европы мешают как внутренние разногласия, хронически появляющиеся вследствие неравномерности развития и разнонаправленности экономических интересов стран-участниц,[16] так и внешние факторы: выстраивание «санитарного кордона» вдоль западных российских границ из наиболее радикально атлантистски ориентированных государств в Восточной Европе[17] и жёсткая энергетическая политика России.[18

Прогн

Относительно окончания беловежской  эпохи среди специалистов пока не выработалось единое мнение. Ряд политологов  считает, что эпоха уже успела закончиться. В качестве рубежей  называются 1998 (Пётр Своик), 2002 (Гейдар Джемаль), 2003 (Леонид Грач), 2007 (Кирилл Фролов) и др. годы. Некоторые восточноевропейские политики усматривают сегодня начало ещё одной пока не имеющей собственного имени эпохи, проходящей под знаком «возвращения России».[19] Остальные специалисты говорят об эпохе после Беловежья как о продолжающейся реалии настоящего времени, либо не выражают точки зрения относительно её хронологического конца. Беловежская эпоха характеризуется появлением новых буржуазных государств, вначале вокруг СССР — путем “бархатных” и силовых контрреволюций, затем в России. Новые властители мира формируют новый мировой порядок. Они в основном опираются на идеи Версальской системы, которая, как выше уже сказано, не находит России места под солнцем. По-прежнему усилия этой системы будут направляться против Китая, исламского мира, Индии. В перспективе, если Россия не “воспрянет ото сна”, то в лучшем случае она будет играть роль полуколонии, в худшем — ее расчленят на несколько бантустанов. Развитые страны Запада — страны “золотого миллиарда” станут потихоньку, но систематически “откусывать” по кусочку от ее геополитического тела.

Русская геополитическая школа, прошедшая  в своем развитии несколько этапов, была многослойной, порой противоречивой, впрочем, так же, как школы и  течения Западной Европы и США. Большое  влияние на ее становление оказала  теория географического детерминизма, и прежде всего труды Л.И. Мечникова. Нельзя не отметить, что русская  школа геополитики имела свои истоки.

4.1. Русские геополитические истоки

Геополитика в России подпитывалась многими течениями, берущими начало в лоне географических, гуманитарных, естественных наук. Об универсальности научных интересов Н.Я. Данилевского, оказавшего сильное влияние на формирование взглядов геополитиков-евразийцев, мы еще скажем. Нельзя не отметить и статьи В.Ф. Головачева “О значении флота для России на основании истории”, работы С.А. Скрегина “Мореходство и его влияние на развитие российского государства”.

Большой интерес представляют труды  вице-адмирала, крупного теоретика  морского дела, этнографа, экономиста и политика Василия Михайловича  Головнина (1776–1831). Его книгой “Записки флота капитана Головнина о приключениях его в плену у японцев в 1811, 1812 и 1813 годах” зачитывались не только в России, но и во всей Европе. Сочинения  мичмана Мореходова (под таким псевдонимом публиковался Головнин) “О состоянии Российского флота в 1824 году”, напечатанные в Санкт-Петербурге в 1861 г., содержат много идей, которые гораздо позже развил американец А. Мэхэн.

Наиболее глубоко с нашей  точки зрения исследовал интересующую нас проблему морской истории  старший лейтенант флота E.H. Квашнин-Самарин. Его фундаментальную работу “Морская идея в Русской земле. История  до Петровской Руси с военно-морской  точки зрения” можно назвать  настольной книгой по геополитике. В  ней прекрасно показано огромное значение флота в становлении  русской государственности с VIII по XVIII в. Книга была издана Морским Генеральным штабом в Санкт-Петербурге в 1912 г. /c. 108/

Нельзя не упомянуть труды Михаила  Васильевича Ломоносова (1711–1765), написавшего  трактат “Краткое описание разных путешествий по северным морям и  показание возможного проходу Сибирским  океаном в Восточную Индию” (1763) и работу “Примерную инструкцию морским  командующим офицерам, отправляющимся к поисканию пути на Восток Сибирским океаном” (1765). Идеи гениального русского ученого, по сути, стали востребованы только в начале XXI в., о чем мы еще будем говорить.

В 1853 г. была издана любопытная книга  Владимира Ивановича Даля (1801–1872) “Матросские досуги”. Автор известного четырехтомного “Толкового словаря  живого великорусского языка” тоже видел  Россию могучей морской державой.

Следует упомянуть и о вкладе в развитие морской идеи величайшего  ученого Дмитрия Ивановича Менделеева (1834–1907). В архивах найден черновой вариант его докладной записки  С.Ю. Витте “Об исследовании Северного  Полярного океана”1.

Но решающее воздействие на формирование геополитических идей все же оказали  труды российских географов. Сочинения крупных русских ученых-географов А.И. Воейкова (“Будет ли Тихий океан главным морским путем земного шара?”), географа и демографа П.П. Семенова-Тян-Шанского (“Значение России в колонизационном движении европейских народов”), труд Л.И. Мечникова (“Цивилизация и великие реки. Географическая теория развития современных сообществ”), военного географа Д.А. Милютина, A.A. Григорьева, Н.Я. Данилевского и других ученых подготовили хорошую теоретико-методологическую базу для формирования отечественной геополитической школы.

Ее основателями можно считать  военного географ, статистика Д.А. Милютина, а также А. Вандама, издавшего в 1912 г. геополитический труд “Наше положение”. Наиболее крупным представителем русской геополитической школы по праву считается В.П. Семенов-Тян-Шанский – единственный автор, развивавший геополитические идеи в Советской России, который в 1920–1930-х гг. был профессор страноведения географического факультета Ленинградского государственного университета.

Но первыми в России, кто поняли огромную важность роли пространств  в развитии государства, были полковник  Языков и генерал-фельдмаршал России Д.А. Милютин. Войны Французской республики и Наполеона, их огромный пространственный размах дали толчок к осмыслению роли пространства (географического фактора) в военных операциях. Первый русский учебник по военной /c. 109/ географии был написан для русской Академии Генерального штаба полковником Языковым. Он поставил вопрос о влиянии на военные действия не только топографии, но и состава населения, экономики, государственного устройства, военной администрации, климата, этнологии, философии и даже богословия.

4.2. Д.А. Милютин: геополитические приоритеты России

Дмитрий Алексеевич Милютин (1816–1912) – автор многих трудов, но наибольший интерес с точки зрения геополитики представляет работа “Критическое исследование значения военной географии и военной статистики”. В ней заложены идеологические и теоретические основы русской геополитики. В 1846 г. полковник русской армии Д.А. Милютин подвел черту под дискуссией о предмете военной географии, выпустив брошюру “Критическое исследование значения военной географии и военной статистики”. Блестящий офицер (генерал в 40 лет), ученый с обширными познаниями, обладающий мощным аналитическим умом, Милютин в 1860 г. стал заместителем (товарищем) военного министра, затем возглавлял Военное министерство, а в последние годы жизни Александра II, после отставки канцлера Горчакова в 1878 г., фактически под его началом оказалось и Министерство иностранных дел.

Милютин верно определил геополитические приоритеты России. Основным противником он считал Британскую империю, но предпринимать активные действия против нее считал преждевременным. Россия еще не залечила раны Крымской войны 1853–1856 гг. Для поддержания равновесия в Европе и на Ближнем Востоке, по его мнению, нужен был военно-политический союз России и Германии. В Средней Азии Россия стремилась подчинить себе огромный Туркестанский край, где необходимо было ликвидировать феодальную зависимость среднеазиатских городов от полудиких племен кочевников. По сути, в Туркестане Милютин делал все для того, чтобы занять необходимые позиции, с которых можно было бы угрожать Индии – основе могущества Британской империи и одновременно ее ахиллесовой пяте. /c. 110/

Сложны и противоречивы были и геополитические отношения  России с Турцией. По плану военного министра турок нужно было изгнать  из Европы и создать Балканскую конфедерацию под общим покровительством Европы, а проливы должны получить нейтральный статус2.

Персия и Китай получали гарантии Российской империи от всех превратностей  английской политики. Эти страны, как  и США, Милютин считал естественными союзниками России3.

Плоды геополитических расчетов генерал-фельдмаршала, умевшего “мыслить континентами”, Россия смогла пожинать уже в 1877—1878 гг. Русские войска тогда били турок на Балканах, а английская эскадра смогла решиться только на маневрирование в проливе Дарданеллы. Британию больше беспокоили казачьи полки, расквартированные в Мерве и Ташкенте, нацеленные на Индию.

Таким образом, за 10—11 лет в Европе и на Балканах создалась совершенно иная геостратегическая и геополитическая ситуация. Все это стало возможным в силу ряда объективных условий и субъективных факторов. Одним из последних было практическое применение знаний по военной географии, разработанной русскими офицерами-учеными Языковым, определившим военную географию как науку теоретическую, как отрасль или часть военной стратегии, а в большей степени благодаря научным трудам и практическим делам Милютина.

Последний генерал-фельдмаршал России справедливо критиковал работу Языкова  и других ученых (европейских), старавшихся  военной географии придать значение “специальное и самостоятельное”. Он отмечает, что “ни один не достиг этой цели в самостоятельном исполнении, и что в немногих сочинениях, служащих образцами отдельных описаний театров  войны, все исследования к другим эпохам применены быть не могут”4.

Предметом военной географии и  военной статистики, по мнению Милютина, являются общие и частные закономерности функционирования и развития государства  — политическая система, экономическая  и военная мощь, территория, географическое положение, а также общие топографические  свойства — очертания границ, включая  соседей:

“...иное государство растянуто  на большое протяжение или разбросано отдельными частями, другое округлено  и составляет сплошную /c. 111/ массу; одно по своему положению есть государство исключительно континентальное, другое исключительно морское; одно принуждено иметь для обороны сравнительно гораздо большие войска, чем другое; одно обращает главное внимание на сухопутные войска, другое на флот”5.

Как видно из этого фрагмента  работы, русский военный ученый еще  в 1846 г., т. е. задолго до рождения X. Маккиндера и в то время, когда другому крупнейшему теоретику США, автору теории “морского могущества” А. Мэхену было только шесть лет, ставил вопросы о роли пространства, об очертаниях береговых линий и границ, о роли того или иного вида войск в защите государства.