Брестский мир

По свидетельству одного из членов советской делегации, бывшего  царского генерала Самойло А. А.,

Сохранились также воспоминания главы германской делегации, статс-секретаря  германского МИД Рихарда фон Кюльмана, отозвавшегося о Троцком следующим образом: «не очень большие, острые и насквозь пронизывающие глаза за резкими стеклами очков смотрели на его визави сверлящим и критическим взглядом. Выражение его лица ясно указывало на то, что он [Троцкий] лучше бы завершил малосимпатичные для него переговоры парой гранат, швырнув их через зеленый стол, если бы это хоть как-то было согласовано с общей политической линией… иногда я спрашивал себя, прибыл ли он вообще с намерением заключить мир, или ему была нужна трибуна, с которой он мог бы пропагандировать большевистские взгляды».

Немедленно после своего прибытия в Брест-Литовск Троцкий пытается вести пропаганду среди германских солдат, охранявших железнодорожные пути, на что получает протест германской стороны. При содействии Карла Радека создаётся агитационная газета «Die Fackel» (Факел) для распространения среди немецких солдат. 13 декабря Совнарком выделил 2 млн руб. на агитационную работу за границей и демонстративно опубликовал отчёт об этом. По выражению самого Троцкого, он решил «прощупать» настроение германских солдат, «будут ли они наступать».

Член германской делегации  генерал Макс Гофман иронически описывал состав советской делегации: «Я никогда не забуду первого обеда с русскими. Я сидел между Иоффе и Сокольниковым, тогдашним комиссаром финансов. Напротив меня сидел рабочий, которому, по-видимому, множество приборов и посуды доставляло большое неудобство. Он хватался то за одно, то за другое, но вилку использовал исключительно для чистки своих зубов. Наискосок от меня рядом с князем Хоенлое сидела террористка Бизенко [так в тексте], с другой стороны от неё — крестьянин, настоящее русское явление с длинными седыми локонами и заросшей, как лес, бородой. Он вызывал у персонала некую улыбку, когда на вопрос, красное или белое вино предпочитает он к обеду, отвечал: „Более крепкое“».

Наркоминдел Троцкий, в свою очередь, ехидно комментирует поведение самого Гофмана: «Генерал Гоффманн … привнёс свежую ноту в конференцию. Он показывал, что ему не симпатичны закулисные хитрости дипломатии, и несколько раз ставил свой солдатский сапог на стол переговоров. Мы сразу поняли, что единственная реальность, которую действительно следует воспринимать всерьёз при этих бесполезных разговорах, это сапог Гоффманна».

Ход переговоров

20 декабря 1917 года (2 января 1918) советское правительство направило телеграммы председателям делегаций стран Четверного союза с предложением перенести мирные переговоры в Стокгольм. По мнению Совнаркома, там советская делегация могла бы чувствовать себя свободнее, её радиосообщения можно было бы защитить от перехвата, а телефонные переговоры с Петроградом — от немецкой цензуры. Предложение было категорически отклонено Германией.

22 декабря 1917 года (4 января 1918) германский канцлер Г. фон Гертлинг сообщил в своём выступлении в Рейхстаге, что в Брест-Литовск прибыла делегация Украинской центральной рады. Германия согласилась вести переговоры с украинской делегацией, надеясь использовать это как рычаг и против Советской России, и против своего союзника — Австро-Венгрии. Украинские дипломаты, которые вели предварительные переговоры с немецким генералом М. Гофманом, начальником штаба германских армий на Восточном фронте, вначале заявляли о претензиях на присоединение к Украине Холмщины (входившей в состав Польши), а также австро-венгерских территорий — Буковины и Восточной Галиции. Гофман, однако, настоял на том, чтобы они снизили свои требования и ограничились одной Холмщиной, согласившись на то, чтобы Буковина и Восточная Галиция образовали самостоятельную австро-венгерскую коронную территорию под владычеством Габсбургов. Именно эти требования они отстаивали в своих дальнейших переговорах с австро-венгерской делегацией. Переговоры с украинцами затянулись так, что открытие конференции пришлось перенести на 27 декабря 1917 года (9 января 1918).

Открывая конференцию, Р. фон Кюльман заявил, что, поскольку в течение перерыва в мирных переговорах ни от одной из основных участниц войны не поступило заявления о присоединении к ним, то делегации стран Четверного союза отказываются от своего ранее выраженного намерения присоединиться к советской формуле мира «без аннексий и контрибуций». И фон Кюльман, и глава австро-венгерской делегации Чернин высказались против перенесения переговоров в Стокгольм. Кроме того — поскольку союзники России не ответили на предложение принять участие в переговорах, то речь теперь, по мнению германского блока, должна будет идти не о всеобщем мире, а о сепаратном мире между Россией и державами Четверного союза.

На следующее заседание, состоявшееся 28 декабря 1917 (10 января 1918), немцы пригласили украинскую делегацию. Её председатель В. А. Голубович огласил декларацию Центральной рады о том, что власть Совнаркома Советской России не распространяется на Украину, а потому Центральная рада намерена самостоятельно вести мирные переговоры. Р. фон Кюльман обратился к Л. Д. Троцкому, возглавившему советскую делегацию на втором этапе переговоров, с вопросом, намерен ли он и его делегация и впредь быть в Брест-Литовске единственными дипломатическими представителями всей России, а также следует ли считать украинскую делегацию частью русской делегации или же она представляет самостоятельное государство. Троцкий знал о том, что Рада фактически находится в состоянии войны с РСФСР^[6]. Поэтому, согласившись рассматривать делегацию Украинской Центральной рады как самостоятельную, он фактически сыграл на руку представителям Центральных держав и предоставил Германии и Австро-Венгрии возможность продолжать контакты с Украинской Центральной радой, в то время как переговоры с Советской Россией ещё два дня топтались на месте^[7].

Германское верховное  командование выражало крайнее недовольство затягиванием мирных переговоров, опасаясь разложения армии. Генерал Э. Людендорф требовал от генерала Гофмана ускорить переговоры. Тем временем 30 декабря 1917 (12 января 1918) на заседании политической комиссии советская делегация потребовала от правительств Германии и Австро-Венгрии категорически подтвердить отсутствие у них намерений присоединить какие бы то ни было территории бывшей Российской империи — по мнению советской делегации, решение вопроса о будущей судьбе самоопределяющихся территорий должно осуществляться путём всенародного референдума, после вывода иностранных войск и возвращения беженцев и переселённых лиц. Генерал Гофман в ответной пространной речи заявил, что германское правительство отказывается очистить оккупированные территории Курляндии, Литвы, Ригу и острова Рижского залива.

Тем временем в тылу Центральных  держав положение обострялось. Экономическое  положение Германии и Австро-Венгрии  из-за затянувшейся войны было не намного  лучше российского. Уже к весне 1917 года германское правительство приблизилось к исчерпанию мобилизационных ресурсов — весьма ограниченных, в отличие от Антанты с её огромными колониальными владениями. Практически вся германская промышленность к 1917 году была переведена на военные рельсы, причём правительство было вынуждено вернуть с фронта 125 тыс. рабочих. Распространились разнообразные суррогаты («эрзац»), а уже зима 1916/1917 годов вошла в германскую историю как «брюквенная зима», в ходе которой, по некоторым источникам, умерло от голода до 700 тыс. чел.

К зиме 1917/1918 годов положение  Центральных держав стало ещё  хуже. Недельные нормы потребления  по карточкам составляли: картофеля — 3,3 кг, хлеба — 1,8 кг, мяса — 240 граммов, жиров — 70-90 граммов^[8]. Затягивание мирных переговоров и ухудшение продовольственной ситуации в Германии и Австро-Венгрии привело к резкому росту забастовочного движения, которое в Австро-Венгрии переросло во всеобщую забастовку. В ряде районов начали появляться первые Советы по российскому образцу. Лишь 9 (22) января, получив от правительства обещания подписать мир с Россией и улучшить продовольственную ситуацию, стачечники возобновили работу. 15 (28) января забастовки парализовали берлинскую оборонную промышленность, быстро охватили другие отрасли производства и распространились по всей стране. Центром стачечного движения был Берлин, где, согласно официальным сообщениям, бастовало около полумиллиона рабочих. Как и в Австро-Венгрии, в Германии были образованы Советы, требовавшие в первую очередь заключения мира и установления республики.

5 (18) января 1918 генерал Гофман на заседании политической комиссии предъявил условия Центральных держав — они представляли собой карту бывшей Российской империи, на которой в пользу Германии и Австро-Венгрии отходили Польша, Литва, часть Белоруссии и Украины, Эстонии и Латвии, Моонзундские острова и Рижский залив. Это позволяло Германии контролировать морские пути к Финскому и Ботническому заливам, а также развивать наступление на Петроград. В руки Германии переходили российские балтийские порты. Предложенная граница была крайне невыгодна для России — отсутствие естественных рубежей и сохранение за Германией плацдарма на берегу Западной Двины у Риги в случае войны грозило оккупацией всей Латвии и Эстонии, угрожало Петрограду. Советская делегация потребовала нового перерыва мирной конференции ещё на десять дней для ознакомления своего правительства с германскими требованиями.

Уверенность немецкой делегации  в себе усилилась после разгона  большевиками Учредительного собрания 6 (19) января 1918. Учредительное собрание, как считалось, могло встать на позиции «революционного оборончества» и принудить Советское правительство прервать переговоры. Как позднее заявлял Троцкий, «разгон Учредительного Собрания означал…готовность …[большевиков] …к прекращению войны какой угодно ценой. Тон Кюльмана [главы германской делегации статс-секретаря германского МИД Рихарда фон Кюльмана] стал заметно наглее»^[4]:229[9].

Начало внутрипартийной  борьбы

К середине января 1918 года в РСДРП(б) оформляется раскол: в то время как группа «левых коммунистов» во главе с Н. И. Бухариным настаивает на отклонении германских требований, Ленин настаивает на их принятии, опубликовав 7 (20) января «Тезисы о мире». Основной аргумент «левых коммунистов» сводился к тому, что без немедленной революции в странах Западной Европы социалистическая революция в России погибнет. Они не допускали каких-либо соглашений с империалистическими государствами и требовали объявить «революционную войну» международному империализму, при этом заявляли о готовности «идти на возможность утраты советской власти» во имя «интересов международной революции». Против предложенных немцами позорных для России условий выступил ряд большевистских лидеров: Н. И. Бухарин, Ф. Э. Дзержинский, М. С. Урицкий, А. С. Бубнов, К. Б. Радек^[10], А. А. Иоффе, Н. Н. Крестинский, Н. В. Крыленко, Н. И. Подвойский. Историк Юрий Фельштинский также указывает на присоединение к «левым коммунистам» Пятакова Г. Л., А. Ломова, В. Смирнова, М. Бронского, В. Н. Яковлевой, М. Н. Покровского и др. Взгляды «левых коммунистов» нашли некоторую поддержку в ряде партийных организаций Москвы, Петрограда, Урала и др. Московское областное бюро РСДРП(б), где временно «левые коммунисты» получили большинство, ещё 28 декабря 1917 года (10 января 1918) приняло резолюцию с требованием разрыва переговоров с Германией. Наркоминдел Троцкий предпочитает лавировать между двумя фракциями, выдвинув «промежуточную» платформу «ни мира, ни войны» — «Мы войну прекращаем, мира не заключаем, армию демобилизуем».

8 (21) января Ленин, выступая на совещании членов ЦК с партийными работниками, приводит развёрнутое обоснование необходимости подписания мира, огласив свои «Тезисы по вопросу о немедленном заключении сепаратного и аннексионистского мира» (опубликованы лишь 24 февраля). За ленинские тезисы проголосовало лишь 15 участников совещания, 32 человека поддержали позицию «левых коммунистов» и 16 — позицию Троцкого.

На заседании ЦК РСДРП(б) 11 (24) января против Ленина выступили «левые коммунисты» и Троцкий. Дзержинский упрекал Ленина в том, что он трусливо отказывается от программы революции, как Зиновьев и Каменев отказались от нее в октябре. Согласиться на диктат кайзера, утверждал Бухарин, значит воткнуть нож в спину немецкого и австрийского пролетариата — в Вене как раз шла всеобщая забастовка против войны. По мнению Урицкого, Ленин подходил к проблеме с узко русской, а не международной точки зрения, эту же ошибку он совершил и в прошлом. От имени петроградской парторганизации Косиор отверг позицию Ленина. Ленин формулировал свою позицию так: «Для революционной войны нужна армия, а у нас армии нет … Несомненно, мир, который мы вынуждены заключать сейчас, — мир похабный, но если начнётся война, то наше правительство будет сметено и мир будет заключён другим правительством». Часть «левых коммунистов» — Бухарин, Урицкий, Ломов (Оппоков) — выступила с поддержкой предложения Троцкого — «ни мира, ни войны». За подписание мира высказались Сталин, Сергеев (Артём), Сокольников. «Левые коммунисты», временно отказавшись от лозунга немедленной «революционной войны» (за него голосовало только два человека), при голосовании дали перевес предложению Троцкого, которое получило 9 голосов при 7 против. Тогда Ленин внёс предложение о всяческом затягивании переговоров, которое было принято 12 голосами при 1 против (Зиновьев).