Дети в последней царской семье

В голове же и сердце Ольги  были совсем другие мысли – «это святые тайны молодой девушки, другие их не должны знать, это для Ольги  было бы страшно больно. Она так  восприимчива!" – осторожно писала Государыня супругу, трепетно оберегая внутренний мир ее ясной и одновременно сложной души.

Родители сочувствовали  ей, но все чаще задавались вопросом: есть ли пара, достойная их дочери? Увы... Они не могли никого назвать. Даже старенький преданный камердинер Императрицы  А. Волков, очень любивший старшую  Цесаревну, и тот ворчливо замечал: «Какое время пришло! — Замуж дочек пора выдавать, а выдавать не за кого, да и народ-то все пустой стал, махонький!”

«Далекими кажутся мне  годы, — вспоминает А. А. Танеева, —  когда подрастали Великие Княжны и мы, близкие, думали о их возможных свадьбах. За границу уезжать им не хотелось, дома же женихов не было. С детства мысль о браке волновала Великих Княжон, так как для них брак был связан с отъездом за границу. Особенно же Великая Княжна Ольга Николаевна и слышать не хотела об отъезде из родины. Вопрос этот был больным местом для нее, и она почти враждебно относилась к иностранным женихам”.

С начала 1914 года для бедной Великой Княжны Ольги, прямой и русской  души, этот вопрос до крайности обострился; приехал румынский наследный принц (теперешний король Кароль II) с красавицей - матерью, королевой Марией; приближенные стали дразнить Великую Княжну возможностью брака, но она и слышать не хотела.

“В конце мая, —  вспоминает П. Жильяр, — при Дворе  разнесся слух о предстоящем обручении Великой Княжны Ольги Николаевны с принцем Каролем Румынским. Ей было тогда восемнадцать с половиною лет.

Родители с обеих  сторон, казалось, доброжелательно  относились к этому предположению, которое политическая обстановка делала желательным. Я знал также, что министр иностранных дел Сазонов прилагал все старания, чтобы оно осуществилось, и что окончательное решение должно быть принято во время предстоящей вскоре поездки Русской Императорской Семьи в Румынию.

13 июня мы отплыли  из Ялты на императорской яхте “Штандарт”, и на следующий день утром подошли к Констанце. Торжественная встреча; интимный завтрак, чай, затем парад, а вечером — пышный обед. Ольга Николаевна, сидя около принца Карола, с обычной приветливостью отвечала на его вопросы. Что касается остальных Великих Княжон, — они с трудом скрывали скуку, которую всегда испытывали в подобных случаях, и поминутно наклонялись в мою сторону, указывая смеющимися глазами на старшую сестру. Вечер рано окончился, и час спустя яхта отошла, держа направление на Одессу.

На следующий день утром я узнал, что предположение  о сватовстве было оставлено или, по крайней мере, отложено на неопределенное время. Ольга Николаевна настояла на своем”.

Так заканчивает это  интересное воспоминание П. Жильяр и  в ссылке добавляет: “Кто мог предвидеть тогда, что эта свадьба могла спасти ее от ожидавшей тяжкой участи”.

Но кто знает, что  судьба готовила бы русской Принцессе  Ольге Романовой, если бы она жила на румынской земле? Во время оккупации  Румынии Гитлером державная королевская  фамилия вынуждена была скрываться от фашистов, а король Кароль отрекся от престола! Шаги истории для человеческих судеб всегда не предсказуемы, хотя и повторяются как кадры кинопленки, прокрученной назад…

Татьяна

Вновь императрица родила менее чем через два года. В письме к матери в январе 1897 г. Николай II сообщал, что «вчера Алике решительно почувствовала движение – прыжки и толчки». Эта беременность тоже оказалась не простой. Видимо, на ранних сроках беременности медики опасались выкидыша, поскольку в документах глухо упоминается, что императрица встала с постели только 22 января 1897 г., пролежав, не вставая, семь недель. Все это время рядом с ней был лейб-акушер Д.О. Отт. В тех же документах упоминается, что он сам катал в коляске императрицу по саду рядом с Зимним дворцом. Угроза выкидыша подтверждается и упоминанием Николая II в письме к матери о том, что «мы более чем осторожны при движении и при всякой перемене положения на диване». Тем не менее буквально накануне родов, по традиции, царская семья переехала на лето в Александровский дворец Царского Села, где 29 мая 1897 г. родилась Татьяна. В этот день великий князь Константин Константинович записал в дневнике: «Утром Бог дал Их Величествам… дочь. Известие быстро распространилось, и все были разочарованы, т. к. ждали сына».

Следующую дочь счастливые родители решили назвать Татьяной, как в пушкинском «Евгении Онегине». Преподаватель французского языка  П.Жильяр давал взрослевшей Татьяне  характеристику: «… от природы скорее сдержанная, обладала волей, но была менее откровенная и непосредственная.  Она была также менее даровита, но искупала этот недостаток большой последовательностью и ровностью характера. Она была очень красива, хотя не имела прелести Ольги Николаевне…»

Нестандартно широко расставленные большие глаза, стройная фигурка и изумительный профиль заставляли многих признавать Татьяну самой красивой изо всех дочерей Николая II. «Татьяна… была красивее своей сестры, но производила впечатление менее открытой, искренней и непосредственной натуры», - вспоминал Жильяр. «Темноволосая, бледнолицая, с широко расставленными глазами - это придавало Ее взгляду поэтическое, несколько отсутствующее выражение, что не соответствовало Ее характеру», - рассказывала Буксгевден. Если Ольга могла витать в облаках, раздражаться по пустякам, легко вспыхивать от гнева и быстро успокаиваться, Татьяна же обычно была спокойна, собрана и раздражающе практична. Ехидное прозвище «гувернантка», данное любящими сестрами, приклеилось к ней намертво

Все мемуаристы сходятся на том, что из ОТМА именно Татьяна была наиболее близка Александре. «На мой взгляд, - резюмирует мнения окружающих Ч.С.Гиббс, - Государыня любила ее больше, чем остальных дочерей. Любой поблажки или поощрения можно было добиться лишь через Татьяну Николаевну». Спросить, передать, повлиять – за этим все (отнюдь не только ближайшие родственники, но и те, кто достаточно знал расклад сил в семье) обращались именно к ней. А "когда Государь с Государыней уехали из Тобольска, никто как-то не замечал старшинства Ольги Николаевны. Что нужно, всегда шли к Татьяне: "Как Татьяна Николаевна скажет", - вспоминал Е.Кобылинский. В общем, как говорила его жена, Клавдия Битнер, "если бы семья лишилась Александры Феодоровны, то крышей бы для нее была Татьяна Николаевна».

Татьяна, была больше похожа на принцессу, чем на старшую сестру Ольгу. В их союзе, традиционно называемом the big pair, она играла лидирующую роль, оставляя Ольге место интеллектуалки и мечтательницы. Имея разницу всего лишь в полтора года и живя в крайне замкнутом мирке, сестры были близки между собой и появлялись вместе не только на официальных мероприятиях, но и в воспоминаниях современников. Вместе и в противопоставление друг другу.

"Татьяна Николаевна  от природы скорее сдержанная, обладала волей, но была менее откровенна и непосредственна, чем старшая сестра. Она была также менее даровита, но искупала этот недостаток большой последовательностью и ровностью характера. Она была очень красива, хотя не имела прелести Ольги Николаевны… Своей красотой и природным умением держаться в обществе Она затеняла сестру, которая меньше занималась Своей особой и как-то стушевывалась», - вспоминал П.Жильяр.

Нестандартно широко расставленные большие глаза, стройная фигурка и изумительный профиль  заставляли многих признавать Татьяну самой красивой изо всех дочерей Николая II. «Татьяна… была красивее своей сестры, но производила впечатление менее открытой, искренней и непосредственной натуры», - вспоминал Жильяр. «Темноволосая, бледнолицая, с широко расставленными глазами - это придавало Ее взгляду поэтическое, несколько отсутствующее выражение, что не соответствовало Ее характеру», - рассказывала Буксгевден.

В годы войны Татьяна  была почетной председательницей Комитета по оказанию временной помощи пострадавшим от военных действий: присутствовала (по большей части - молча) на заседаниях (иногда - на сборе пожертвований) и ставила подписи под обращениями или благодарностями.

Зато как сестра милосердия Татьяна оставила о себе хорошую  память. «Доктор Деревенко, человек  весьма требовательный по отношению к сестрам, говорил мне уже после революции, что ему редко приходилось встречать такую спокойную, ловкую и дельную хирургическую сестру, как Татьяна Николаевна», - вспоминала дочь Боткина.

 Ровное (в контексте образования  – скорее даже равнодушное) отношение и усидчивость, которые были свойственны Татьяне-ученице, были в операционной палате очень к месту. Работавшая с княжнами Валентина Чеботарева писала в дневнике 4 декабря 1915 г: «Татьяна Николаевна — чудная сестра. 27-го, в день возвращения Веры Игнатьевны, взяли Смирнова в перевязочную. Температура все держалась, пульс скверный, решен был прокол после пробного укола. Игла забилась сгустками гноя, ничего не удавалось высосать, новый укол, и Вера Игнатьевна попадает прямо на гнойник; потек густой, необычайно вонючий гной. Решают немедленно прорез. Забегали мы, я кинулась фильтровать новокаин и кипятить, Татьяна Николаевна самостоятельно собрала и вскипятила все инструменты, перетаскивала столы, готовила белье. Через 25 минут все было готово. Операция прошла благополучно. После разреза сперва с трудом, а потом рекой полился невероятно вонючий гной. Первый раз в жизни у меня был позыв к тошноте, а Татьяна Николаевна ничего, только при жалобе, стонах личико подергивалось, да вся стала пунцовая». Косынка и форменное платье, упрощающие круглое лицо Ольги, лишь подчеркивали тонкие черты Татьяны. В сочетании с ее спокойствием и сдержанностью, столь важными в медицине, в глазах романтически настроенных монархистов они делали девушку настоящим ангелом и кумиром Как и Ольга, среди больничных коек Татьяна быстро нашла обожателей. Их было достаточно, но особо она выделяла двоих – Дмитрия Маламу и Владимира Кикнадзе.

Из дневника Татьяны  Николаевны

Пятница, 26 сентября

Утром был урок. В 9.45 приехал Папа душка, жив, здоров и весел. Слава Богу! В 11 часов мы поехали к Ане за княжной и в лазарет. Перевязывала: Константинов 111-го Донского полка, Скутин 109-го Волжского, Бобылкин 286-го Кирсановского. Потом приехала Мама и перевязывала офицеров. Была на перевязках Маламы, Эллиса и Побаевского. У него, бедного, все еще болит рука. Сидели у наших. Приехал новый офицер Кирасирского Папа полка маркиз Георгий Феодорович Деми-Альбицци. Бывший Ольгин гусар, огромного роста и очень веселый. Завтракали с Папа и Мама. Днем была у Ани минутку, чтобы видеть мою крестницу. Гуляли с Папа и сестрами. Были уроки. В 6 часов у Ани были и там княжна читала нам лекцию. Обедали с Папа и Мама.

Дмитрий попал в лазарет вскоре после начала войны и уехал  в декабре 1914, следующий раз Татьяна, по-видимому, встретилась с ним весной 1916 г. «Малама был молод, румян, светловолос. Выдвинулся перед войной тем, что, будучи самым молодым офицером, взял первый приз на стоверстном пробеге (на кобыле «Коньяк»). В первом же бою он отличился и, вскорости, был тяжело ранен. В нем поражало замечательно совестливое отношение к службе и к полку, в частности, - вспоминал И.Степанов, лежавший с Дмитрием в одной палате. – Он только видел сторону «обязанностей» и «ответственности». Получив из рук Императрицы заслуженное в бою Георгиевское оружие, он мучился сознанием, что «там» воюют, а они здесь «наслаждаются жизнью». Никогда ни в чем никакого чванства. Только сознание долга». Княжна частенько задерживалась у постели Дмитрия: «обыкновенно Княжны уходили из перевязочной раньше Матери и, пройдя по всем палатам, садились в нашей, последней, и там ждали Ее. Татьяна Николаевна садилась всегда около Маламы» (Степанов). В октябре 1914 г. Дмитрий подарил Татьяне французского бульдога, Ортипо, что дало повод великой княгине Ольге подшучивать над племянницей: «Татьяна, какой улан тебе подарил собачку? (сучку?) Ты сидишь на его койке, Ольга говорит. Очень занятно»

В конце 1914 года Малама возвращается в армию, а новым персонажем в  дневнике великой княжны становится некий Владимир Кикнадзе. Сначала, видимо, появившийся в лазарете как раненый, потом, как упоминается в дневнике Чеботаревой за конец 1915 г., Владимир с согласия императрицы остается в лазарете санитаром. В дневнике Татьяны он упоминается часто, но с несколько меньшими эмоциями, нежели Малама.

Что стало с Владимиром Кикнадзе после революции история, увы, умалчивает. По рассказам родственников, Дмитрий Малама, узнав о расстреле  царской семьи, потерял всякую осторожность, начал сознательно искать смерти и был убит летом 1919 в конной атаке под Царицыным (Волгоградом). «Интересная рука у Татьяны Николаевны, - записала в январе 1916 г., за год с небольшим до революции и за два с лишним до расстрела, Валентина Чеботарева, - линия судьбы вдруг прерывается и делает резкий поворот в сторону. Уверяют, что должна выкинуть нечто необычайное».

Мария

В ноябре 1898 г. выяснилось, что императрица беременна в  третий раз. Как и при первых родах, она немедленно усаживается в  свою коляску, так как не могла  ходить из-за боли в ногах и ездила по залам Зимнего дворца «в креслах».

Весной 1899 года вся царская  семья жила в ожидании рождения у  царя и царицы третьего ребенка. 14 июня 1899 г. в Петергофе родилась третья дочь – Мария. Все надеялись, что это будет мальчик, наследник, но на свет вновь появилась девочка. Ее назвали Марией. Девочка с большими серыми глазами, может быть, чуть полненькая, обещала стать яркой красавицей, к тому же она отличалась сердечностью и незлобностью и нисколько не обижалась на сестер, прозвавших ее «добрый толстый Тату».

Мария Николаевна была красавицей, крупной для своего возраста. Она блистала яркими красками и здоровьем; у нее были большие, чудные серые глаза. Вкусы ее были очень скромны; она была воплощенной сердечностью и добротой; сестры, может быть, немного этим пользовались и звали ее «1еbon gros Toutou» («добрый толстый Туту»*); это прозвище ей дали за ее добродушную и немного мешковатую услужливость.

Юлия Александровна  фон Ден, приятельница Государыни, не покинувшая Семьи после ареста в Александровском дворце, вспоминала: "Когда я впервые познакомилась с Великой княжной Марией Николаевной, она была еще совсем ребенком. Во время мятежа 1917 года мы очень привязались друг к другу и почти все дни проводили вместе. Она была просто - золото и обладала недюжинной внутренней силой. Однако, до наступления тех кошмарных дней, я даже не подозревала, насколько она самоотверженна. Ее Высочество была поразительно красива... глаза, опушенные длинными ресницами, густые темно- каштановые волосы. Некоторая полнота Марии Николаевны была поводом для ласковых шуток со стороны Ее Величества. Она не была такой живой, как ее сестры, зато имела выработанное мировоззрение и всегда знала, чего хочет и зачем".