Дети в последней царской семье

Лили Ден поведала о следующем эпизоде из тех  невероятных, ураганных, по ее выражению, дней февральского переворота: ""А где Marie?" - спросила Государыня. Я вернулась в красную гостиную. Мария Николаевна по-прежнему сидела, скорчившись, в углу. Она была так юна, так беспомощна и обижена, что мне захотелось утешить ее, как утешают малое дитя. Я опустилась рядом с ней на колени, и она склонила голову мне на плечо. Я поцеловала ее заплаканное лицо.

"Душка моя, - проговорила  я. - Не надо плакать. Своим горем  вы убьете Mama. Подумайте о ней".

Услышав слова: "Подумайте о ней", Великая княжна вспомнила о своем долге перед родителями. Все и всегда должны отвечать их интересам.

"Ах, я совсем забыла, Лили. Конечно же, я должна подумать  о Mama", - ответила Мария Николаевна.

Мало - помалу рыдания  утихли, к Ее Высочеству вернулось самообладание, и она вместе со мной отправилась к родительнице".

О храбрости и самообладании  Великой княжны Марии Николаевны вспоминает и другая свидетельница  тех страшных дней, Анна Танеева - Вырубова: "...Никогда не забуду ночь, когда  немногие верные полки (Сводный, конвой Его Величества, Гвардейский экипаж и артиллерия) окружили дворец, так как бунтующие солдаты с пулеметами, грозя все разнести, толпами шли по улицам ко дворцу. Императрица вечером сидела у моей постели. Тихонько, завернувшись в белый платок, она вышла с Марией Николаевной к полкам, которые уже готовились покинуть дворец. И может быть, и они ушли бы в эту ночь, если бы не Государыня и ее храбрая дочь, которые со спокойствием до двенадцати часов обходили солдат, ободряя их словами и лаской, забывая при этом смертельную опасность, которой подвергались. Уходя, Императрица сказала моей матери: "Я иду к ним не как Государыня, а как простая сестра милосердия моих детей"".

"МамА убивалась,  и я тоже плакала, - призналась  Мария Николаевна Танеевой, во время известия об отречении Государя - отца от престола,- но после, ради МамА, я старалась улыбаться за чаем".

Надобно особо отметить, что внутренний мир Великой княжны Марии Николаевны был всегда окрашен  ярким и теплым религиозным чувством. Во всем этом не было ничего ханжеского, чувство религиозности было естественным, просто «выросшим» из младенчества, из ясного, мирного света лампадки над колыбелью, и осталось на всю короткую и яркую жизнь Великой княжны глубоко и искренне переживаемым, носимым трепетно в душе, и почти не выставляемом напоказ.

С матерью - другом, правда, всегда можно было всем поделиться, даже сокровенными мыслями. И переписываясь  с Александрой Феодоровной, Мария  Николаевна чаще других сестер анализировала  в них свои религиозные переживания, говорила о вере и Церкви. Таковы были каноны воспитания того времени, столь естественные прежде и губительно - непонятные нам - теперь.

Вот несколько выдержек из ее эпистолярных размышлений, они  очень просты и теплы: "Знаешь, это очень странно, но, когда я  вышла из комнаты Алексея после  молитвы, у меня было такое чувство, как будто я пришла с исповеди... такое приятное, небесное ощущение".

"Моя дорогая Мама! - пишет Мария в другом письме - Ты говорила мне, что хотела  бы пойти причаститься Святых  Тайн. Знаешь, я тоже хотела пойти  в начале поста. Надеюсь, у  тебя будет хорошая поездка. (*Государыня, видимо, снова уезжала с инспекцией  в лазареты: в Тверь, Ярославль, Могилев, а оттуда, на день - два в Ставку, к мужу) Много раз целую тебя и Папу. Анастасия тоже вас целует. Как бы мне хотелось пойти на исповедь четырнадцатого! Да благословит вас Бог. Твоя Мария".

В этих простых и ласковых строчках виден прелестный образ полу - девушки - полу - ребенка, которого любящая семья всеми силами старалась уберечь от того темного и неясного, что надвигалось на них всех, от того, перед чем все они неосознанно чувствовали нарастающий ужас и бессилие.. Но уберечь - не удалось, увы!

В самый разгар страшной февральской «бури» - переворота в  России, в Александровском дворце разразилась другая «буря» - эпидемия кори. Переболели все, даже взрослые уже  девицы - Цесаревны - Ольга и Татьяна. Машенька же, которую дружно оберегали от эпидемии, захворала самой последней из семьи; вследствие простуды в тот исторический вечер 27 февраля 1917 года, когда вместе с матерью - Императрицей бесстрашно выходила к верным присяге полкам…

Болезнь ее приняла особо  тяжелую форму, перейдя в крупозное воспаление легких очень сильной степени. Только от природы крепкий организм Великой княжны помог ей, в конце концов, побороть тяжелую болезнь, но неоднократно положение ее принимало критическое состояние. Мария бредила, у нее несколько раз начинался отит, она почти оглохла на одно ухо (временно). Императрица буквально сбилась с ног, ухаживая за больными детьми, она день и ночь не снимала белого фартука и серого платья сестры милосердия, и в таком виде - совсем не парадном! - принимала и генерал - губернатора Петрограда и Великого князя Павла Александровича, и оставляющих Александровский дворец членов свиты, что приходили прощаться после ареста царской семьи, и даже - генерала Л. Корнилова, который и сообщил ей о том, что они стали заложниками новой власти.

Казалось, Государыню мало интересовало ее собственное положение, как арестантки, более всего она  переживала за судьбу мужа и за больных  детей. В ее дневнике все время  фиксируется их температура и  их состояние. О себе же - вскользь, две  три - строки: «жгла бумаги с Лили, сидела с Аней Вырубовой». И так почти каждый день: «Алексей - 36,1; Анастасия - 40,5 (пульс 120); Мария - 40. Аня и Лили Ден целый день сидели в детской».

Несколько раз положение  Цесаревны Марии было столь трудным, что опасались за ее жизнь и даже совсем было прощались с нею. Она принимала последнее причастие из рук священника - отца Янышева… Мать еженощно упорной и тихой тенью сидела у постелей детей, отказываясь, чтобы ее сменила Лили Ден или одна из горничных.

Господь, действительно, не оставил... Мария Николаевна тогда чудом оправилась, правда, довольно сильно исхудала и потеряла свои чудные волосы: роскошную косу пришлось остричь.

Неизвестно, всколыхнулось  ли хоть раз сердце юной Великой  княжны от чьего - то взгляда, улыбки, мимолетно брошенной фразы.. Нам не дано узнать об этом. Остались какие то глухие отголоски воспоминаний о том, что пылкое романтическое чувство влюбленности питал к Марии Николаевне ее кузен, Луи Маунтбеттен, сын ее тетушки по матери, герцогини Виктории, но неизвестно доподлинно, отвечала ли русская Цесаревна взаимностью на его поклонение….

Он навсегда запомнил теплые летние месяцы (*1909 - го года, именно тогда Императрица Александра Феодоровна последний раз с Государем и семьей посетила Англию с официальным визитом. Великой княжне Марии шел в то время одиннадцатый год. Романтичное, полудетское чувство было вполне в духе того времени! Которые он провел в кругу своих русских родственников, когда был романтически влюблен в третью дочь Александры Феодоровны, великую княжну Марию…»

Известно, что до самой смерти, (*В 1979 году, от рук террористов – ирландцев) будучи уже женатым, отцом нескольких детей, лорд Маунтбеттен постоянно держал на своем столе портрет погибшей в 1918 году русской Цесаревны.

АНАСТАСИЯ

Родилась 5 (18) июня 1901 в  Петергофе. К моменту её появления  у царской четы были уже три  дочери — Ольга, Татьяна и Мария. Отсутствие наследника накаляло политическую обстановку: согласно Акту о престолонаследии, принятому Павлом I, женщина на престол  взойти не могла, потому наследником считался младший брат Николая II Михаил Александрович, что не устраивало многих, и в первую очередь — императрицу Александру Фёдоровну. В попытках вымолить у Бога сына, в это время она всё более и более погружается в мистицизм. Ко двору при содействии черногорских принцесс Милицы Николаевны и Анастасии Николаевны прибыл некий Филипп, француз по национальности, объявивший себя гипнотизёром и специалистом по нервным заболеваниям[1]. Филипп предсказал Александре Фёдоровне рождение сына, однако, на свет появилась девочка — Анастасия. Николай записал в своём дневнике: Около 3 часов у Аликс начались сильные боли. В 4 часа я встал и пошёл к себе и оделся. Ровно в 6 утра родилась дочка Анастасия. Всё свершилось при отличных условиях скоро и, слава Богу, без осложнений. Благодаря тому, что всё началось и кончилось, пока все ещё спали, у нас обоих было чувство спокойствия и уединения! После этого засел за писание телеграмм и оповещение родственников во все концы света. К счастью, Аликс чувствует себя хорошо. Малышка весит 11½ фунта и рост имеет в 55 см. Запись в дневнике императора противоречит утверждениям некоторых исследователей, считающих, что разочарованный рождением дочери Николай долгое время не решался навестить новорожденную и жену.

Великая княгиня Ксения, сестра правящего императора, также  отметила это событие: Какое разочарование! 4-я девочка! Её назвали Анастасия. Мама мне телеграфировала о том же и пишет: «Аликс опять родила дочь!» 

Великая княжна была названа  в честь черногорской принцессы Анастасии Николаевны, близкой подруги императрицы.

По словам П. Жильяра, она «была, наоборот, большая шалунья  и не без лукавства. Она во всем быстро схватывала смешные стороны; против ее выпадов трудно было бороться. Она была баловница, недостаток, от которого она избавилась с годами. Очень  ленива, как это бывает с очень способными детьми…».

«В общем, заключает  Жильяр,- трудно определимая прелесть этих четырех сестер состояла в их большой простоте, естественности, свежести и врожденной доброте».

С детства одним из любимейших занятий сестер было писать письма. Они придумали даже общую  подпись – ОТМА, по первым буквам своих имен.

Родители радовались рождению каждой дочери, однако царской  семье, да и всей России, так не хватало  цесаревича. Многие члены императорской фамилии почти не скрывали своего разочарования. «Все вместо радости почувствовали разочарование, так ждали наследника», - писал Великий князь Константин после рождения Анастасии.

Она была так весела и так умела разогнать морщины у всякого, кто был не в духе, что некоторые из окружающих стали, вспоминая прозвище, данное ее матери при английском дворе, звать ее «Sunshine» — «Солнечный луч».

 Как другие дети императора, Анастасия получила домашнее образование. Обучение началось в восьмилетнем возрасте, в программу входили французский, английский и немецкий языки, история, география, Закон Божий, естественные науки, рисование, грамматика, арифметика, а также танцы и музыка. Прилежанием в учёбе Анастасия не отличалась, она терпеть не могла грамматику, писала с ужасающими ошибками, а арифметику с детской непосредственностью именовала «свинством». Преподаватель английского языка Сидней Гиббс вспоминал, что однажды она пыталась подкупить его букетом цветов, чтобы повысить оценку, а после его отказа отдала эти цветы учителю русского языка — Петру Васильевичу Петрову.

В основном семья жила в Александровском дворце, занимая  только часть из нескольких десятков комнат. Иногда переезжали в Зимний дворец, при том, что он был очень  большим и холодным, девочки Татьяна и Анастасия здесь часто болели.

В середине июня семья  отправлялась в путешествия на императорской  яхте «Штандарт», обычно — по финским  шхерам, высаживаясь время от времени  на острова для коротких экскурсий. Особенно императорской семье полюбилась небольшая бухта, которую окрестили Бухтой Штандарта. В ней устраивали пикники, или играли в теннис на корте, который император устроил собственными руками. Отдыхали и в Ливадийском дворце. В основных помещениях располагалась императорская семья, в пристройках — несколько придворных, охрана и слуги. Купались в тёплом море, строили крепости и башни из песка, иногда выбирались в город, чтобы покататься на коляске по улицам или посетить магазины. В Петербурге это делать не получалось, так как любое появление царской семьи на людях создавало толчею и ажиотаж.Бывали иногда в польских поместьях, принадлежащих царской семье, где Николай любил охотиться.

В день четырнадцатилетия  по традиции каждая из дочерей императора становилась почётным командиром одного из российских полков. В 1901 году, после её рождения, имя св. Анастасии Узоразрешительницы в честь княжны получил Каспийский 148-й пехотный полк. Свой полковой праздник он стал отмечать 22 декабря, в день святой. Полковая церковь была возведена в Петергофе архитектором Михаилом Фёдоровичем Вержбицким. В 14 младшая дочь императора стала его почётным командиром (полковником), о чём Николай сделал соответствующую запись в своём дневнике. Отныне полк стал официально именоваться 148-й Каспийский Её императорского высочества великой княжны Анастасии пехотный полк.

Во время войны императрица  отдала под госпитальные помещения  многие из дворцовых комнат. Старшие  сёстры Ольга и Татьяна вместе с матерью стали сёстрами милосердия; Мария и Анастасия, как слишком  юные для такой тяжёлой работы, стали патронессами госпиталя. Обе сестры отдавали собственные деньги на закупку лекарств, читали раненым вслух, вязали им вещи, играли в карты и в шашки, писали под их диктовку письма домой, и по вечерам развлекали телефонными разговорами, шили бельё, готовили бинты и корпию.

 Великая княжна  Анастасия (1916) Сегодня я сидела рядом с нашим солдатом и учила его читать, ему это очень нравится, — отмечала Анастасия Николаевна. — Он стал учиться читать и писать здесь, в госпитале. Двое несчастных умерли, а ещё вчера мы сидели рядом с ними.

По воспоминаниям современников, Анастасия была маленькой и плотной, с русыми с рыжинкой волосами, с  большими голубыми глазами, унаследованными  от отца.

Фигурой Анастасия отличалась довольно плотной, как и ее сестра Мария. Широкие бедра, стройную талию и хороший бюст она унаследовала от матери. Анастасия была невысокой, крепко сбитой, но в то же время, казалась несколько воздушной. Лицом и телосложением была простовата, уступая статной Ольге и хрупкой Татьяне. Анастасия единственная унаследовала от отца форму лица-слегка вытянутую, с выступающими скулами и широким лбом. Она вообще очень походила на отца. Крупные черты лица - большие глаза, крупноватый нос, мягкие губы , делали Анастасию похожей на юную Марию Феодоровну - свою бабушку. Анастасия имела волнистые волосы, довольно жестковатые.

Говорила быстро, но четко. Голос имела высокий, глубокий. Имела  привычку громко смеяться и хохотать.

Девочка отличалась лёгким и жизнерадостным характером, любила играть в лапту, в фанты, в серсо, могла часами без устали носиться по дворцу, играя в прятки. Легко лазила по деревьям, и часто из чистого озорства отказывалась спуститься на землю. Она была неистощима на выдумки, к примеру, любила раскрашивать щёки и носы сестёр, брата и молодых фрейлин душистым кармином и клубничным соком. С её лёгкой руки в моду вошло вплетать в волосы цветы и ленты, чем маленькая Анастасия очень гордилась. Была неразлучна со старшей сестрой Марией, обожала брата, и могла часами развлекать его, когда Алексея укладывала в постель очередная болезнь. Анна Вырубова вспоминала, что «Анастасия была словно сделана из ртути, а не из плоти и крови». Однажды, будучи совсем малышкой, трёх или четырёх лет от роду, на званом приёме в Кронштадте она залезла под стол и стала щипать присутствующих за ноги, изображая собаку — за что получила немедленный строгий выговор от отца.