Кирило-Мефодіївське братство

Того же 18 марта был Гулак  допрошен генерал-лейтенантом Дубельтом, действительным статским советником Сагтынским и камергером Писаревым, который  допущен к допросу по желанию  генерал-адъютанта Бибикова потому, что по знанию местных соотношений он, Писарев, в этом деле может быть употреблен с пользою.

Гулак ни в чем не сознался, но уличен найденным у него в шкатулке кольцом  с буквами: «св. Кирилл и Мефодий!»  и другими бумагами.

Во время арестования Гулака он пошел в отхожее место, из предосторожности сопровождал его туда полицейский служитель, а частный пристав Юнкер приказал осмотреть нечистоты, в которых и найдена брошенная Гулаком рукопись, писанная его рукою.

Рукопись заключает в себе 109 параграфов разных демократических  идей, направленных к уничтожению всякого рода властей, и воззвания к украинцам, великороссиянам и полякам.

Из доноса студента Петрова видно, что эту рукопись Гулак и товарищ  его Навроцкий называли «Законом божиим».

 

20 березня 1847 року Петров  у Києві робить повторний донос. Повідомляє, що студент Маркович також читав рукопис Гулака «Закон божий» і висловлювався позитивно щодо його змісту.

Почалися арешти інших  членів товариства. У квітні в Києві  арештували Шевченка і відправили до Петербургу з усіма паперами та малюнками. У записах поета не знайшли жодних доказів його участі у таємному товаристві. Тоді чиновники Третього Відділення звернули увагу на зміст віршів Шевченка, особливо на «Сон». Затримали й інших учасників Кирило-Мефодіївського товариства.

 

Март, 24

Шеф жандармов г-н генерал-адъютант гр. Орлов лично делал Гулаку самый  строгий допрос и самые краткие  отцовские увещания, описал ему картину  различия между данной им присягой перед господом быть верным подданным  государю и честным словом, данным нескольким молодым людям, не показывать правды, объяснил ему все пагубные последствия его упорного запирательства и того несчастья, в которое он ввергнет и себя, и отца, и мать свою. Видно было, что Гулак был тронут до глубины души, он плакал и, казалось, готов был последовать благим советам графа, но упорство превозмогло, и он остался при прежних ответах: «Не знаю!» Тогда гр. Орлов дал ему три дня на размышление и предупредил его, что по истечении этого срока вся тягость закона падет на него и что тогда уже не будет никакой возможности облегчить его участь.

За сим послано к отцу Гулака письмо, в котором выражено все  упорство сына и предложено, чтобы  отец написал от себя к сыну с  убеждением открыть истину или даже сам приехал бы для его увещания.

В конце этого письма приказано Гулаку написать и он написал, что слышал лично все увещания гр. Орлова. Наконец, сообщено гр. Протасову о командировании в III отделение способного и просвещенного священника для религиозного увещания весьма важного, но упорного преступника.

Март 27

По высочайшему повелению был  истребован от гр. Протасова образованный и опытный священник для увещания Гулака. Для сего избран был протоиерей Малов.

27 марта Малов был допущен  к Гулаку, и вот в чем состоит  письменный отчет Малова:

«Вид его, Гулака, был печален, но не дик, взоры томны, но кротки и смиренны.

Когда я начал говорить ему, чтобы  он открыл правительству полную и  чистую истину всего того, о чем  его спрашивают, он с тихостию отвечал  мне: «Нет, отец мой, сего сделать я  не могу».

Когда я начал спрашивать о причине таковой невозможности, он отвечал мне: «На сохранение сей тайны я дал клятвенное слово, которого никогда и ни за что не нарушу».

Когда я начал доказывать ему  всем, что есть святого и досточтимого, что всякое честное, клятвенное слово, а особливо если оно дано в каком-либо преступном начинании есть явный грех и нарушение священнейшей клятвы, которая изрекается нами в верноподданнической присяге, он заплакал, заплакал горько и отвечал мне: «все это справедливо, но я не могу».

Когда я спрашивал у него, что же это за тайна и в каком деле правительство хочеть дознать от него истину? Он отвечал: «Правительство это уже знает; впрочем, это некоторые несбыточные мечты, которыми увлекается иногда молодость; мечты сии сами бы собой разрушились, но, вероятно, кто-нибудь нас подслушал, и дело сие получило гласность».

Я сказал ему: «Вы произнесли слово «нас подслушали», следовательно, в вашем деле были и некоторые другие участники». Он отвечал: «Были, но по силе взаимной нашей клятвы я их не наименую никогда. Знаю, что я сильно оскорбляю господа бога, жестоко огорчаю моих родителей, но мое честное слово я сохраню, какая бы участь меня ни постигла; я вполне предаюсь промыслу божию».

В заключение всей беседы, которая  сопровождалась непрестанным плачем, он сказал мне: «Отец! Прошу вас об одной милости, удостойте меня святого причащения». На сие я сказал ему: «Если Вы сознаетесь всесовершенно в том, чего требует у вас правительство, Ваше желание я исполню с радостию, но если продолжите Ваше упорство, сего сделать я не могу». При сих словах моих он зарыдал еще более и сказал мне: «Если не для причащения, то хотя из христианской жалости навещайте меня».

Вообще в разговорах его я  не заметил ничего сильно злостного  и враждебного; все оные сопровождались мягкостью и сокрушением».

 

Слідство тривало до травня 1847 р.

 

Мая 18

Гулак, наконец, принес сознание. В  присланном через коменданта С.-Петербургской  крепости показании он объясняет  прикосновенность свою к Славянскому  обществу в том самом смысле, как  показали Белозерский и Костомаров, то есть, что они трое в исходе 1845 г. и начале 1846 составляли Славянское общество св. Кирилла и Мефодия, рассуждали о соединении иноземных славян с Россией и надеялись достигнуть этого через одно распространение просвещения; показание же Петрова, будто бы он, Гулак, предавался революционным замыслам, отверг, как несправедливое.

 

Тоді ж Орлов представив Миколі І доповідь у справі, яку  нарекли справою «Україно-слов’янського  товариства». Ось деякі вироки:

Микола Гулак –  три роки Шліссельбурзької фортеці з наступним засланням в одну з губерній під суворий нагляд.

Микола Костомаров –  рік Олексіївського равеліну, після  чого заслання у Вятку на службу під суворий нагляд.

Тарас Шевченко – направлений  рядовим в Окремий оренбурзький корпус під суворий нагляд із забороною писати й малювати (де, як відомо, він провів десять років).

Пантелеймон Куліш –  чотири місяці Олексіївського равеліну, після чого направлений на службу до Вологди під суворий нагляд із забороною писати.

«Кобзар» Шевченка, «Повість про український народ», Україна», «Михайло Чернишенко» Куліша та «Українські балади» Костомарова заборонили й вилучили з продажу. Інших членів братства царський режим вислав у віддалені губернії імперії під нагляд поліції.

Що ж до Петрова, то нагорода знайшла героя. Студент, який доповів про існування Кирило-Мефодіївського товариства «і тим самим надав уряду можливість припинити зло на самому його початку» отримав 500 карбованців сріблом. А його матері, яка отримувала пенсію 105 карбованців збільшили виплату до 200 карбованців на рік. Крім того, Петрова прийняли на службу до ІІІ-го Відділення. Щоправда, згодом вигнали.

 

Висновок

Утворення та діяльність Кирило-Мефодіївського товариства фактично поклали початок переходу від  культурницького до політичного етапу боротьби за національний розвиток України. Це була спроба передової частини національної еліти осмислити та визначити місце і роль українського народу в сучасному світовому історичному контексті. Заслуга членів Кирило-Мефодіївського товариства полягає в тому, що вони, врахувавши уроки світового досвіду і спроектувавши передові західноєвропейські ідеї на український ґрунт, сформулювали основні постулати українського національного відродження, визначили форми та методи досягнення поставленої мети.

Кирило-мефодіївці вперше сформулювали українську національну ідею. Саме від них веде свою історію новий український національний рух. Завдяки братству він вийшов із початкового стану нечітких прагнень і остаточно визначив свою мету та завдання: державна самостійність, соціальне звільнення народу, народовладдя у внутрішньому житті, федералізм у міжнародних відносинах, насамперед зі слов'янами.

 

Список використаної літератури

 

 

1. Багалій Д. Т.Г. Шевченко і Кирило-Методіївці. X. 1925;
2. Возняк М. Кирило-Методіївське братство. Львів, 1921;
3. Енциклопедія українознавств;
4. Зайончковский П.А. Кирилло-Мефодиевское общество. М., 1959;
5. Ісасвич Я. Братства та їхня роль в розвитку української культури XVI-XVIII ст. К., 1966;
6. Кирило-Мефодіївське товариство: У 3 т. — К.: Наук. думка. 1990;
7. Собрание сочинений Н.И.Костомарова. СПб, 1903-06.