Личность и деятельность ИванаГрозного

Никогда Россия не управлялась хуже: Глинские делали, что хотели именем юноши государя; наслаждались почестями; богатством и равнодушно видели неверность частных властителей; требовал от них раболепства,  а не справедливости. Характеры сильные требуют сильного потрясения, чтобы свергнуть с себя иго злых страстей и с живою ревностию устремиться на путь добродетели. Для исправления Иоанна надлежало сгореть Москве!

Нельзя, по описаниям  современников, ни описать, ни вообразить сего бедствия, люди с опаленными волосами, с черными лицами бродили, как тени, среди ужасов обширного пепелища: искали детей, родителей, остатков имения; не находили и выли, как дикие звери. А царь с вельможами удалился в село Воробьево, как бы для того, чтобы и не слыхать, и не видать этого народного отчаяния. В сие ужасное время, когда юный царь трепетал в Воробьевском дворце своем, а добродетельная Анастасия молилась, явился там какой – то удивительный муж, именем Сильвестр, саном иерей, родом из Новгорода, приблизился к Иоанну с подъятым, угрожающим перстом, с видом пророка, и гласом убедительным повестил ему, что суд божий гремит над головою царя легкомысленного и злострастного, что огонь небесный испепелил Москву. Раскрыв святое писание, сей муж указал Иоанну правила, данные вседержителем сонму царей земных; заклинал его быть ревностным исполнителем сих уставов; предоставил ему даже какие – то страшные видения, потряс душу и сердце, овладел воображением, умом юноши и произвел чудо: Иоанн сделался иным человеком; обливаясь слезами раскаяния; простер десницу к наставнику вдохновенному, требовал от него силы быть добродетельным и приял оную. Смиренный иерей, не требуя ни высокого имени, ни чести, ни богатства, стал у трона, чтобы утверждать, ободрять юного венценосца на пути исправления, заключив тесный союз с одним из любимцев Иоанна, Алексеем Федоровичем Адашевым, прекрасным молодым человеком, коего описывают земным ангелом: имея нежную, чистую душу, нравы благие, разум приятный, любовь к добру, он искал Иоанновой милости не для своих личных выгод, а для пользы отечества, и царь нашел в нем редкое сокровище, друга, необходимо нужного самодержцу, чтобы лучше знать людей, состояние государства, истинные потребности оного. Сильвестр возбудил в царе желание блага, Адашев облегчил царю способы благотворения. Здесь начинается эпоха славы Иоанна  новая, ревностная деятельность в правлении, ознаменованная счастливыми для государства успехами и великими намерениями. И россияне современные и чужеземцы, бывшие тогда в Москве, изображают сего юного, тридцатилетнего венценосца, как пример монархов благочестивых, мудрых, ревностных ко славе и счастию государства [1; 28].

Одним словом, в это  время Россия имела хорошего царя, которого любил народ и который  трудился на благо государства. Описывая события жизни царя далее, Н.М. Карамзин задается вопросом – «Вероятно ли, чтобы государь любимый, обожаемый мог с такой высоты блага, счастия, славы низвергнуться в бездну ужасов тиранства?» и пытается сам найти ответ на него.

Иоанн родился с пылкими страстями, с сильным воображением. Худое воспитание, испортив в нем естественные склонности, оставило ему способ к исправлению в одной вере; ибо самые дерзкие развратители не дерзали тогда касаться сего святого чувства. Друзья отечества и блага в обстоятельствах чрезвычайных умели ее спасительными ужасами тронуть, поразить его сердце; исхитили юношу из сетей неги и с помощию набожной, кроткой Анастасии увлекли на путь добродетели. Несчастные следствия болезни царя расстроили прекрасный союз, ослабили власть дружества, изготовили перемену.

Государь возмужал, страсти зреют вместе с умом, и самолюбие действует еще сильнее в летах совершенных. Пусть доверенность Иоаннова к разуму бывших наставников не умалилась; но доверенность его к самому себе увеличилась. Благодарный им за мудрые советы, государь перестал чувствовать необходимость в дальнейшем руководстве и тем более чувствовал тягость принуждения, когда они говорили смело, решительно во всех случаях и не думали угождать его человеческой слабости. Такое прямодушие казалось ему непристойною грубостию, оскорбительною для монарха.

Многие завидовали избранному положению Сильвесра и Адашева. И эти завистники, не терпящие никого выше себя, не дремали, угадывали расположение Иоаннова сердца и внушали ему, что Сильвестр и Адашев хитрые лицемеры: проповедуя небесную добродетель, хотят мирских выгод; стоят высоко пред троном и не дают народу видеть царя, желая присвоить себе успехи, славу его царствования, и в то же время препятствуют сим успехам, советуя государю быть умеренным в счастии, ибо внутренно страшатся оных, думая, что избыток славы может дать ему справедливое чувство величия, опасное для их властолюбия. Вскоре Адашев и Сильвестр были удалены от двора. Роковой точкой надлома Иоанна стала смерть Анастасии. Ее смерть была приписана Адашеву и Сильвестру, при помощи их завистников. Нервный и одинокий, Иван потерял нравственное равновесие [1; 29].

Н.М. Карамзин, описывая события, при которых царь Иван IV отказался от управления государством, высказав гнев на всех людей, и когда народ умолял его вернуться и управлять Россией, акцентирует внимание на том, что следствия этих событий привели в ужас Россию:

1) царь объявил своею собственностию города: Можайск, Визьму, Козельск, Перемышль, Велев, Лихвин, Ярославец, Суздаль, Шую, Галич, Юрьевец и др., а также волости московские и другие с их доходами;

2) выбирал 1000 телохранителей  из князей, дворян, детей боярских  и давал им поместья в сих  городах, а тамошних вотчинников  и владельцев переводил в другие  места;

3) в самой Москве взял себе улицы Чертольскую, Арбатскую с Сивцовым Врагом, половину Никитской с разными слободами, откуда надлежало выслать всех дворян и приказных людей, не записанных в царскую тысячу;

4) назначал особенных  сановников для услуг своих: дворецкого, казначеев, ключников, даже поваров, хлебников, ремесленников;

5) наконец, как бы возненавидев славные воспоминания кремлевские и священные гробы предков, не хотел жить в великолепном дворце Иоанна III – указал строить новый [1; 613].

Сия часть России и Москвы, сия тысячная дружина Иоаннова, сей новый двор, как отдельная собственность царя, находясь под его непосредственным ведомством, были названы опричниною; а все остальное то есть государство земщиною, которую Иоанн поручал боярам земским.

4 февраля Москва увидела исполнение условий, объявленных царем духовенству и боярам. Начались казни мнимых изменников, которые будто бы умышляли покушаться на жизнь Иоанна, покойной царицы Анастасии и детей его. Опричник, или кромешник, так стали называть их, как бы извергов тьмы кромешной, мог безопасно теснить, грабить соседа и в случае жалобы брал с него пеню за бесчестье. Одним словом, люди земские, от дворянина до мещанина, были безгласны, безответны против опричных; первые были ловом, последние ловцами, и единственно для того, чтобы Иоанн мог надеяться на усердие своих телохранителей в новых замышляемых им убийствах.

Чем более государство  ненавидело опричных, тем более государь имел к ним доверенности: сия общая  ненависть служила ему залогом  их верности. Затейливый ум Иоаннов изобрел достойный символ для своих ревностных слуг; они ездили всегда с собачьими головами и с метлами, привязанными к седлам, в ознаменовании того, что грызут лиходеев царских и метут Россию [1; 30].

Одним словом, Иоанн достиг наконец высшей степени безумного своего тиранства «мог еще губить», но уже не мог изумлять россиян никакими новыми изобретениями лютости.  Вот некоторые из бесчисленных злодеяний того времени, описанные Карамзиным в своей «Истории» - «Не было ни для кого безопасности, но всего менее для людей известных заслугами и богатством: ибо тиран, ненавидя добродетель, любил корысть. Гнев тирана, падая на целые семейства, губил не только детей с отцами, супруг с супругами, но часто и всех родственников мнимого преступника. Но смерть казалась тогда уже легкою: жертвы часто требовали ее как милости. Невозможно без трепета читать обо всех адских вымыслах тиранства, обо всех способах терзать человечества. Для мук были сделаны особенные печи, железные клещи, острые ногти, длинные иглы; разрезывали людей по составам, перетирали тонкими веревками надвое, сдирали кожу, выкраивали ремни из спины…» [1; 30].

И когда, в ужасах душегубства, Россия цепенела, во дворце раздавался шум ликующих: Иоанн тешился с своими палачами и людьми веселыми, или скоморохами, коих: присылали к нему из Новгорода и других областей.

И как вывод, Н.М. Карамзин говорит: - «Таков был царь! Ему ли, должны мы наиболее удивляться? Если он не всех превзошел в мучительстве, то его поданные превзошли всех в терпении, ибо считали власть государеву властию божественною и всякое сопротивление беззаконием; приписывали тиранство Иоанна гневу небесному и каялись в грехах своих; с верою, с надеждою ждали умилостивления, но не боялись смерти, утешаясь мыслию, что есть другое бытие для счастия добродетели и что земное служит ей только искушением; гибли, но спасли для нас могущество России: ибо сила народного повиновения есть сила государственная».

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Оценка личности и деятельности Ивана Грозного

Р.Г. Скрынниковым

Сложность и противоречивость толкования личности царя

Р.Г. Скрынниковым объясняется  тем, что о его времени осталось очень мало исторических материалов, поэтому составить объективную  картину характера и жизнедеятельности  царя, практически, невозможно [3; 445].

В отличие от Н.М. Карамзина, который связывает политическую деятельность Ивана Грозного с особенностями  его личности и со спецификой его  мировоззрения,  Р.Г. Скрынников придерживается совершенно иной точки зрения. Так, его свидетельства показывают, что политическая деятельность Ивана Грозного является следствием его политических взглядов [3; 445].

Так Р.Г. Скрынников отмечает основные достижения и провалы, которые  были достигнуты в период правления  Ивана Грозного.

В частности, в первую очередь Р.Г. Скрынников обращает внимание на то обстоятельство, в период правления происходит социальная трансформация социальной структуры населения.

Боярство трансформировалось в служивое дворянское сословие благодаря  поместной системе и превращение  государственной формы собственности в господствующей форме землевладения. Поместная система сформировалась не при Иване IV, а при его деде Иване III и его отце

Василии III. Что касается превращения родовой аристократии в служилую, оно завершилось длительное время спустя после смерти Грозного [3; 445].

Он отмечает, что «Благодаря вмешательству Ивана IV, как полагают, было оборвано наметившейся в середине XVI века в процессе формирования «сословного общества» - процесс, который мог бы сблизить общественный строй России с общественными порядками других европейских стран, в первую очередь ее ближайших соседей» [3; 445].

Так ли это? Р.Г. Скрынников отвечает, что цель которую Иван Грозный достигал всю свою жизнь, вряд ли можно назвать полностью  достигнутой.

«События, последовавшие после его кончины показали, что террор ослабил родовую аристократию, но не сломил ее могущества. Грозный расколол дворянское сословие, чтобы добиться неограниченной власти. Но воздвигнутое им здание, оказалось не прочным. Понадобились считанные недели, чтобы оно рухнуло» [3; 446].

Он также заостряет  внимание на том обстоятельстве, что  пока жив был Грозный, знать, принятая «дворовую» службу, мерилась с тем, что реальная власть находилась в руках «худородных» думных дворян [3; 446]. С кончиной государя борьба за власть парализовало «дворовое» руководство. Главным соперником Бельского стал популярный в народе воевода – регент князь Иван Петрович Шуйский. В столице толковали о том, что Бельский послал слуг, чтобы перехватить и убить Шуйского, находившегося в Пскове и спешно выехавшего из столицы.

Р.Г. Скрынников также  пишет и о том, что политические воззрения Грозного были пронизаны  аристократическими предрассудками в  такой же мере, как взгляды его знати [3; 446].

Р.Г. Скрынников также  отмечает определенные политические успехи, которые были достигнуты в период правления Ивана Грозного. Он отмечает, что «при участии царя Ивана Боярская дума провела в середине XVI века реформы и создала систему приказов, в недрах которой зародилась российская демократия. В период опричнины в думе сформировались курьи думных дворян и курьи думных дьяков.

Боярская дума стала ядром нового в русской истории учреждении – Земского собора органа сословного представительства, которому суждено  было сыграть важную роль в период Смуты» [3; 447].

Р.Г. Скрынников отмечает определенные политические успехи, которые были достигнуты в России в период правления Ивана Грозного.

Он пишет: «В XVI веке Россия достигла огромных экономических успехов и пережила великое разорение. Итогом явилось запустение старых центров начало освоения плодородных земель на вновь присоединенных окраин. Подъем ремесла и торговли сменился в конце века упадком. Вместе с самодержавным строем в России народились крепостнические порядки»

[3; 447].

Р.Г. Скрынников заостряет также внимание читателя на том, что действия царя Ивана Грозного были определенным отражением чаяний народных масс. Он пишет: «Царь Иван заслужил проклятие боярской знати и земского дворянства. Низы, задавленные непомерными налогами, также не имели причин любить самодержца. Но казни бояр заронили в душу народа убеждение в том, что царь может защитить народ от притеснения «лихих бояр». Это убеждение наложило печать на лозунгов кровавых бунтов XVII века. Зачинщики бунтов выступали за доброго царя и против лихих бояр со времен Смуты» [3; 447].