Патриарх Никон и протопоп Аввакум: две линии в истории русской Церкви

Рис.1. Духовный собор русских иерархов. 

Никон поручил исправление  книг киевскому монаху-книжнику Епифанию Славицкому и греку Арсению. Всем монастырям было дано указание собирать старые харатейные списки и присылать  их в Москву. Отправленный патриархом в Грецию Арсений Суханов привез с Афона пятьсот рукописей, в  том числе и очень древние. Вскоре собрали новый собор, на котором  было постановлено, что отныне следует  креститься тремя, а не двумя перстами. А тем, кто будет креститься двумя  перстами, пригрозили проклятием. Это  решение привело в смущение многих священников. Особое неудовольствие вызвало  оно в кружке «ревнителей благочестия», который сложился в Москве еще  до патриаршества Никона. Возглавляли  его царский постельничий боярин Федор Ртищев, царский духовник Стефан Вонифатьев и протопоп Казанского собора Иван Неронов. Затем все большее  значение стал играть в нем протопоп Аввакум Петров.

2. Личность протопопа Аввукума.

Аввакум родился в 1621 г. в  селе Григорово Нижегородского уезда  в семье попа.

Отец его сильно пил  и умер, когда мальчику едва исполнилось 15 лет. Мать Аввакума, Мария, была, как  он сам о ней пишет, «молитвенница  и постница». Во многом под ее влиянием Аввакум пристрастился к чтению духовных книг и приобрел в этой области глубокие познания. Он вообще был юноша очень способный  — имел дар слова и исключительную память. Его церковная карьера (к  которой он был предназначен во многом уже своим рождением в семье  священника) развивалась успешно. В 21 год Аввакума рукоположили в дьяконы, в 23 года избрали попом, а в 31 год  — протопопом (старое название протоиерея). Повсюду, где довелось служить Аввакуму (вначале это было село Лопащи, а  потом город Юрьевец-Повольский), молодой священник требовал от паствы безусловного благочестия и боролся  с многоголосием.

Он смело уличал в мздоимстве местных «начальников», унимал от «блудни» баб и налагал на провинившихся  прихожан строгие наказания. Возмущенные его непомерной строгостью жители Лопащи несколько раз избивала Аввакума батожьем прямо посреди улицы, а юрьевцы изгнали его из своего города.

Лишившись своего прихода, Аввакум  в 1651 г. перебрался в Москву и стал помощником Неронова — заменял его  во время отлучек, читал народу священные  книги и поучения и вскоре приобрел известность как замечательный  проповедник Неронов ввел приезжего  протопопа в кружок «ревнителей  благочестия», а потом представил его царю Алексею Михайловичу. Вместе со своими друзьями Аввакум поддержал  возведение Никона на патриарший престол. От нового патриарха «ревнители»  ожидали восстановления древнего порядка  в богослужении. Отчасти их ожидания оправдались.

Но затем никоновские  реформы приняли такой оборот, какой эти поборники русской  старины никак не могли одобрить. В феврале 1653 г. патриарх велел московским попам креститься тремя перстами, а земные поклоны во время службы заменить поясными. Иван Неронов отказался  подчиниться этому указу, за что  в августе его лишили сана и  сослали в Спасо-Каменный Вологодский  монастырь. Аввакум сопровождал  несчастного часть пути, тепло  простился с ним, а по возвращении  в Москву прочел на паперти для  прихожан собственное «поучение», в  котором (по свидетельству доносчика  Ивана Данилова) «.. лишние слова  говорил, что и не подобает говорить».

Реакция последовала незамедлительно  — Аввакума также взяли под  стражу и посадили на цепь в Андроньевом  монастыре. Архимандрит с братиею  пытались выговаривать ему за непокорство. В ответ Аввакум обвинил патриарха  в ереси и отлучил его «от  писания». Через несколько месяцев  по царскому указу его вместе с  женой и детьми «за ево много  безчинство» сослали в далекий  Тобольск.

Тамошний архиепископ  Симеон встретил Аввакума с сочувствием  и дал ему приход. По своему обыкновению  протопоп зорко следил за нравственностью и правоверием своей паствы. Его благочестие вскоре принесло ему известность. Не только горожане, но и жители окрестных сел приходили к нему за поучением и советом в вопросах веры.

Но, с другой стороны, из-за резких проповедей и непримиримого  характера Аввакум нажил много  врагов. На протопопа пошли жалобы. Наконец слухи о его энергичных выступлениях против реформы дошли  до Никона. Из Москвы был прислан  указ — ехать Аввакуму дальше в  ссылку на Лену. Всего он провел в  Тобольске около полутора лет. В 1655 г. Петровы добрались до Енисейска, где их застал другой указ — следовать  Аввакуму в качестве полкового священника на восток в Даурию с отправлявшимся туда под начальством воеводы  Афанасия Пашкова отрядом и быть там Аввакуму полковым священником. Во время этого похода Аввакуму и  его семье пришлось пережить много  страданий. Пашков оказался невежественным, грубым и жестоким самодуром. Казни, плети, кнуты и пытки служили  у него обыкновенными средствами поддержания дисциплины среди подчиненных. Аввакум попытался внушениями обуздать его жестокость, за что был нещадно  бит кнутом. Впрочем, сломить этим истязанием волю мятежного протопопа  Пашкову не удалось. Не помогло и  другое, более строгое наказание  — осенью 1656 г. он на шесть недель посадил Аввакума в Братский острог (все это время протопоп провел в «студеной башне», где, как он писал, «коли покормят, коли нет»). Из заточения он вышел таким же неуступчивым, каким был прежде. Пашкову пришлось смириться с его непокорностью, но он не переставал истязать Аввакума.

Путь в Даурию был очень  тяжелым. Два лета экспедиция брела  по берегам рек, а зимами «волочилась  за волоки, чрез хрепты». Протопоп Аввакум  с двумя сыновьями- подростками  тащил нарты, а жена с младенцем  и дочь шли пешком. Позже Аввакум  писал: «… робята — те изнемогут  и на снег повалятся, а мать по кусочку  пряничка им даст, и оне, съедши, опять  лямку потянут». Переправившись через  Байкал, отряд двинулся вверх по Хилке. Продовольствие кончилось. Казаки терпели жестокий голод. Семья протопопа питалась травами и сосновой корой, ела павших лошадей и найденные по дороге трупы животных, зарезанных волками. Два его маленьких сына, не вынеся трудностей, умерли. Но сам Аввакум стойко переносил лишения и старался облегчить страдания другим несчастным. В дороге к нему приводили многих больных и убогих. Он же «по обычаю сам постился и им не давал есть, молебствовл и маслом мазал». Некоторые больные получили выздоровление, особенно те, кто мучились «от бесов». Тяжелейшая экспедиция продолжалась пять лет. Только в 1661 г. из Москвы пришел указ, разрешавший Аввакуму возвратиться в столицу.

3. Продолжение реформ и размолвка с царем.

Первая ссылка Аввакума совпала  с годами наивысшего могущества Никона. Задавив оппозицию, он продолжил  свои реформы. Вскоре появился Служебник  с исправленным текстом, тщательно  сверенный с греческим. В апреле 1656 г. специально созванный собор  утвердил все внесенные в него изменения. Но когда новые богослужебные  книги вместе со строгим приказом креститься тремя перстами дошли  до местных священников, поднялся всеобщий ропот. Оказалось, что все богослужебные  чины стали короче, причем были выброшены  многие песнопения и формулы, которым  придавался особенный магический смысл. Литургия вся была переделана, хождение на крестных ходах установлено против солнца. Имя Исус исправлено в Иисус. Подвергся правке даже текст символа  веры. По понятиям того времени подобные перемены не могли казаться пустым делом. Многие рядовые монахи и попы пришли к убеждению, что прежнюю  православную веру пытаются заменить другой. Присланные из Москвы книги  отказывались принимать и служили  по старым. Соловецкий монастырь одним  из первых воспротивился нововведению. Его пример придал воодушевления  другим противникам Никона.

Патриарх обрушил на ослушников жестокие репрессии. В ответ со всех сторон к царю пошли жалобы на своеволие  и лютость патриарха, его гордыню  и своекорыстие. В самом деле, поведение патриарха давало много  поводов для нареканий. Он мог, например, потребовать со всех церквей Московского государства 500 голов лошадей и преспокойно разослать их по своим вотчинам; он повысил патриаршую пошлину до такой степени, что один челобитчик написал — «татарским абызам жить гораздо лучше». Помимо этого, Никон требовал экстренных взносов на затеянное им строительство Нового Иерусалима и других монастырей. Рассказывали о его высокомерном и жестоком обращении с клириками, приезжавшими в Москву, ему ничего не стоило посадить священника на цепь за какую-нибудь незначительную небрежность в исполнении своих обязанностей, мучить его в тюрьме или сослать куда-нибудь на нищенскую жизнь.

Возле Алексея Михайловича  также нашлось много бояр —  недругов Никона. Они негодовали на патриарха за то, что он постоянно  вмешивался в мирские дела, и твердили в один голос, что царской власти не слыхать, что посланцев патриарших бояться больше, чем царских, что  патриарх не довольствуется уже равенством власти с великим государем и  стремится превысить ее, вмешивается  во все дела, приказы от себя посылает, дела всякие без воли государя из приказов берет, многих людей обижает. Усилия никоновых недоброжелателей не остались тщетными: не ссорясь открыто с  Никоном, Алексей Михайлович начал  постепенно отдаляться от патриарха. По мягкости характера он долго не решался  на прямое объяснение, однако на место  прежней дружбы пришли натянутость  и холодность.

Летом 1658 г. произошел явный  разрыв — царь несколько раз не пригласил патриарха на придворные праздники и сам не присутствовал  на его богослужениях. Потом он послал к нему своего спальника князя  Ромодановского с повелением, чтоб Никон больше не писался великим  государем. Уязвленный этим Никон отрекся  от патриаршей кафедры, вероятно, рассчитывая, что кроткий и набожный царь испугается и поспешит примириться с первосвятителем. Отслужив 11 июля литургию в Успенском  соборе, он снял с себя мантию и ушел пешком на подворье Воскресенского монастыря. Там он пробыл два дня, быть может, ожидая, что царь позовет его или захочет с ним объясниться, но Алексей хранил молчание. Тогда Никон, будто забыв о патриаршестве, деятельно занялся каменным строительством в Воскресенском монастыре: копал пруды, разводил рыбу, сооружал мельницы, разбивал сады и расчищал леса, во всем показывая пример рабочим и трудясь наравне с ними.

С отъездом Никона в русской  церкви наступила смута. Следовало  избрать нового патриарха. Но поведение  Никона не допускало этого. По прошествии некоторого времени он уже раскаивался  в своем поспешном удалении и  опять стал предъявлять претензии  на патриаршество. «Я оставил святейший  престол в Москве своею волею, — говорил он, — московским не зовусь и никогда зваться не буду; но патриаршества я не оставлял, и благодать Св. Духа от меня не отнята». Эти заявления Никона сильно смутили  царя и должны были смутить многих, даже и не врагов Никона: теперь нельзя было приступить к избранию нового патриарха, не решив вопроса, в каком  отношении он будет находиться к  старому? Для рассмотрения этой проблемы в 1660 г. был созван собор русского духовенства. Большинство архиереев  было против Никона и постановило  лишить его сана, но меньшинство  доказывало, что поместный собор  не имеет такой власти над патриархом. Царь Алексей согласился с доводами меньшинства, и Никон сохранил сан. Но это так запутало дело, что  оно могло быть разрешено только международным советом.

4. Возникновение старообрядчества.

Протопоп Аввакум вернулся в Москву в начале 1663 г, когда распря между царем и патриархом достигла апогея. Но теперь он уже не был простым  малоизвестным священником —  его сопровождал ореол мученичества, дорогой ценой добытый в Тобольске  и Даурии и привлекавший к нему внимание даже тех, кто не хотел знаться  с ним раньше. Враги Никона встретили  Аввакума с великой радостью. Сам  царь обрадовался его приезду  и принял протопопа очень милостиво. Казалось, настала благоприятная  пора для отмены никоновских нововведений.

Аввакум подал Алексею  Михайловичу пространную челобитную против еретических новшеств опального  патриарха. Царь отвечал ему уклончиво. Обходя молчанием просьбу Аввакума, он постарался склонить его к уступчивости путем льгот и пожалований. Алексей  предложил ему сперва место своего духовника, а потом справщика  на Печатном дворе. Сулили ему также  деньги, и за все это просили  только, чтоб он воздержался от своих  обличений, по крайней мере до собора, который обсудит реформу. Аввакум  поначалу как будто успокоился и  в ожидании того времени, когда ему  будет поручено исправление богослужебных  книг, прекратил публичные выступления.

В Москве он жил в доме своей духовной дочери боярыни Федосьи  Морозовой, которая вскоре стала  одной из самых ревностных его  последовательниц. Однако долго сдерживать себя Аввакум не смог. Его слава  проповедника старой веры и мученика за нее сделала его в глазах ревнителей старины предводителем  раскола. К нему со всех сторон обращались за советами и разъяснениями в  делах веры, у него искали утешения в минуту сомнения и колебания. В  своих посланиях и речах Аввакум  обвинял Никона и всех, принявших  исправленные при нем книги, в  ереси. Он писал, что в тех храмах, где служба происходит по исправленным книгам, нет настоящего богослужения, а использующие их священники —  не истинные пастыри. Эти проповеди  и писания Аввакума имели большой  успех среди населения Москвы и многих отторгли от церкви. Московское духовенство стало жаловаться на него царю. Алесей Михайлович и сам  увидел, что примирение с Аввакумом  невозможно. В августе 1664 г. он послал ему сказать: «Власти на тебя жалуются церкви-де ты запустошил; поедь в  ссылку опять». Местом проживания протопопу  сначала назначили Пустозерский острог, но потом наказание смягчили и отправили Аввакума к Белому морю, в городок Мезень.

Здесь он прожил два года, пользуясь некоторыми удобствами и  не подвергаясь особым стеснениям.

5. Лишение Никона патриаршего достоинства.